Через стенку.
Вспоминаю прошлую ночь, и становится дурно. Это был Лебедев. Это он был вчера и это он будет сегодня. Даже тихо. Но это он будет трахать вот эту вот женщину прямо у меня за стеной!
Этого нельзя допустить, этому нужно помешать!
Но что я могу сделать? Сказать Антону, что мне это будет неприятно? И услышать в ответ, что ему плевать, или очередное мерзкое предложение присоединиться? Нет, уж лучше повесить ей камень на шею и скинуть в море!
Господи, Вика, очнись! Вы развелись! Он тебе не принадлежит и может трахать кого угодно. А тебе лучше и вправду уехать подальше, иначе ты сойдёшь с ума от бессмысленной ревности мужчины, с которым у тебя всё в прошлом. Иначе будешь как тень ходить за ними и проверять достаточно ли чувственно он её обнимает, чтобы найти подтверждение тому, что он её не любит. А по ночам приставлять стакан к стенке, чтобы убедиться, что им там не хорошо. Потому что думать, что ему может быть хорошо с кем-то другим, когда рядом ты – просто невыносимо!
Всё! Решено. Я должна уехать и не мешать ничьему счастью. Он вон даже не узнаёт меня, и вид у него очень довольный. А я должно быть сейчас бледная как поганка, что и смотреть тошно.
Вдруг моей правой туфли касается чужая, и по телу словно проходит ток. Я сразу понимаю чья. Мирон слева, рыжая далеко. А вот вальяжно расположившийся в стуле напротив, раскинул свои ноги слишком далеко. И не спешит собрать их к себе обратно, даже наткнувшись на препятствие в виде моих.
Я могла бы трусливо поджать свои ступни под сиденье, прервав этот случайный контакт, но какого чёрта? Это он залез на мою территорию. Пусть сам с неё убирается, и трогает эту свою… нет, не надо её трогать.
Я открыто смотрю на их пару, и замечаю, что он действительно её не касается. Не обнимает, не лапает под столом и даже не смотрит в её сторону. Он что-то печатает в своём телефоне и, должно быть, даже не замечает, что трогает мою ногу своей. А я не могу разорвать этот глупый контакт, потому что это единственное, что нас сейчас объединяет.
Какая же я дура. Два года прошло с нашего развода, а я всё также растекаюсь лужицей, стоило только его увидеть. Надеюсь, это хотя бы не заметно со стороны. Надо намотать волю на кулак и показать этому напыщенному эгоцентрику, что не только ему без меня неплохо живётся.
Он кладёт свой телефон на стол, а мой вибрирует пришедшей смской. Еле сдерживаюсь, чтобы не наброситься на телефон сразу же. Вместо этого спокойно отрезаю бутерброд и кладу себе в рот. Краем глаза вижу на экране номер телефона, с которого пришла смс, и хоть он давно удалён из контактов, предательница память его сразу узнаёт.
Глава 11
Отправляю в рот уже второй кусок бутерброда и наслаждаюсь своей маленькой победой. Хотя бы над самой собой. Зелёные глаза негодующе смотрят на меня.
А ты, Антон, думал я побегу читать твоё сообщение, отбрасывая волосы назад? Ну, извини, у меня завтрак. А наблюдать твоё изумлённое лицо стоит того, чтобы потерпеть.
Лебедев берёт в руки свой телефон и резко убирает ногу. Ммм… вторая смсочка пошла? Разгневанная? Вид у него злой. Намного лучше, чем пару минут назад, когда он только заявился со своей фифой.
Им с фифой как раз принесли завтрак и она, наконец, закрыла свой рот, рассказывающей о трудностях работы международной актрисы моему жениху. Удивительно, что я почти угадала с её профессией. Хотя, почему почти? Я с ней фильмов не видела, может как раз потому, что не смотрю немецкие?
Опустошив свою тарелку, лезу в свой телефон. От скуки, конечно. Можно уже и посмотреть, что там настрочил мне разгневанный Лебедев.
«Данное сообщение удалено». Сука.
Сука, сука, сука! Чёртов вотсапп, позволяющий удалять сообщения.
Чёртов Антон, забирающий свои слова назад. Наверняка там не было ничего интересного. Ничегошеньки. Какое-нибудь… блин, ну что там было-то?
– А чем вы занимаетесь, Антон? – поддерживая непринуждённую беседу, спрашивает Мирон.
– Работаю в полиции, – коротко отвечает Лебедев, чем ввергает меня в лёгкую степень недоумения.
Врёт? Зачем? Или с боксёрской карьерой покончено?
– А вы в кино не снимаетесь? – спрашиваю. – Лицо ваше кажется знакомым.
– Мне так часто говорят, – улыбается. Его настроение явно снова улучшилось с момента, как я прочитала удалённое сообщение. – Возможно, у меня где-то есть двойник или просто лицо такое банальное.
Ох, как я ненавижу это бахвальство под прикрытием ложной скромности! И вот он весь такой! Как только я выдержала целых три года совместной жизни и не сбежала раньше?
Получается, не только про меня ни слова, ещё и про бокс ни слова. Какую игру он ведёт на этот раз? А может, у бедняги реальная амнезия, а я тут наговариваю? Да нет, тогда бы он так самодовольно не улыбался.
Ещё пуще прежнего интересно, что же он мне написал. Ладно, моя гордость на полмиллиметра подвинется, но я всё-таки спрошу.
«Ошибся номером?» – пишу сообщение.
– И как же вы, молодой человек, работая в полиции, смогли позволить себе отдых тут? – спрашивает Мирон. – Наверное, долго копили или доходы киноактрисы отвечают за ваш бюджет?
Ох, Мирон, я смотрю, ты тоже решил вступить в своеобразную борьбу с нашими соседями. По крайней мере, с одним из них. Вот только не тем, ты его решил ударить, с деньгами у него всё в порядке.
– Нет, что Вы, – пищит рыжая, пока Лебедев отвлекается на телефон. – Все траты взял на себя Антон. А актрисы, к сожалению, далеко не все зарабатывают как голливудские звёзды.
У меня вибрирует телефон. На этот раз сразу открываю сообщение.
«Нет».
И всё? «Нет» и всё?!! Такой себе ответ, можно было и не читать сразу.
– В моём отделе денежные преступники, – спокойно отвечает Антон Мирону. – Но вы не подумайте, я честный полицейский, я их всё равно сажаю.
Приехали. Где-то я это уже слышала.
Точно, пять лет назад, в одной спортивной тачке от самой себя. Да, он точно стебётся. Не работает он ни в какой полиции. И амнезии у него нет.
– И как они к этому относятся? – спрашиваю.
– Кто? – делает вид, что недоумевает.
– Те, у кого вы берёте взятки, а потом их сажаете.
– Не знаю, я их потом за решёткой не навещаю, чтобы спросить.
– Но ведь они когда-то выйдут, – подхватывает Мирон. – Вы не боитесь, что вам или вашим близким потом будут мстить?
– За себя не боюсь, а близких у меня нет. Был женат, но не пошло.
– Что же так? – говорю с усмешкой. – Она не выдержала вашего крутого нрава и извращённого чувства юмора?
– Всё куда проще, – Антон насаживает на вилку колбаску и отправляет в рот. – Она была стервой. Но спасибо, за комплимент.
– Стервой?! – слишком эмоциональное вырывается у меня.
Ушам своим не верю. Это я-то стерва? Я? Столько из-за него натерпевшаяся, столько ему простившая. Да как у него язык вообще поворачивается?
– Эгоистичной стервой, которая думает только о себе, – позволяет себе его язык повернуться ещё раз, перед тем на него падает оставшийся кусок колбаски.
Вкусно тебе, да? Гадёныш.