Тимиана. Спасти дар

Собаки не умеют улыбаться, но сейчас, я однозначно видела счастливый оскал огромной клыкастой пасти.

– Ну все, все мой хороший! Хватит, а то я тебе вкусняшку не достану!

При слове «вкусняшка» уши Ройта встали торчком, и он тихонько взвизгнул. Этот свирепый с виду зверь обожал лакомства, которые я специально для него делала. Семена солнечного цветка с щепоткой тьяги я заливала густым –прегустым раствором подслащенного агара, чтоб после застывания получились плотные брусочки. Рецепт достался мне от бабушки. Очень хорошо помогает справиться с зимней стужей и гнетущим сумраком, поднимает настроение. С чашечкой горячего цикора – невероятное удовольствие.

Но своих «родственников» я не собиралась баловать лакомством, даже если это могло бы хоть немного изменить их настроение. А вот для Ройта делала с удовольствием.

Освободившись от дружеских «объятий», я достала из кармана небольшой сверточек, завернутый в пергамент.

Ройт шумно облизнулся и преданно завилял хвостом.

– На, мой хороший, – я протянула одну палочку, которая моментально исчезла в пасти пса, и потрепала его по холке.

Все-таки я считаю. Что собака – это лучший охранник. Мои же родственники платят немалые деньги за магическую систему слежения за территорией усадьбы.

К сожалению, в нашем городке случаи грабежей были нередки. Фудры, озлобленные непомерными налогами, иногда покидали предместье и нападали на дома зажиточных горожан и обедневших альгов. Стражи, призванные следить за порядком добросовестно выполняли свои обязанности в Нериинге, где жил император и его приближенные. А здесь, в провинции, сами, как пуганые вороны, куста боялись.

Покормив Ройта, я таким же разбойничьим путем пробралась в комнату Вилари. Благо она находилась на первом этаже, а то пришлось бы карабкаться по стене, как рыночные шуты.

Глава 4

Спрыгнув с подоконника, я не сразу увидела подругу. Зато ясно почувствовала запах беды и безнадежности. Его ни с чем не перепутаешь. Он ощущается не обонянием, сразу легкими что ли. Стало трудно дышать. Будто воздух в комнате превратился в раскрошенное на мельчайшие частички стекло, и каждый вдох может разодрать в кровь все внутри.

Хотя на первый взгляд ничего не изменилось. Те же накрахмаленные занавески с вышитыми цветами, массивный темный шкаф для платьев, переходивший от одного поколения к другому, потертое кресло с рукоделием прямо у меня под ногами, аккуратно постеленный коврик… И столик, на котором стоял поднос с нетронутой едой.

И когда глаза привыкли к полумраку, я увидела подругу, уткнувшуюся лицом в стену.

– Вилечка! – тихо позвала я, удивляясь, как это она решилась спать, когда закат уже не за горами. – Вилар! Эй!

Она вздрогнула, но больше никак не проявила заинтересованность в моем визите.

Я подошла к кровати и осторожно села. Погладив подругу по спине, я снова позвала.

– Вил, ты чего? Это ж я Тима!

– Уйди! – бесцветным голосом ответила она. И потом, уже с умоляющей ноткой, добавила: – Пожалуйста.

– У тебя еда нетронута. Я четыре дня тебя не видела. Цветочек мой, я же вижу, тебе плохо. Не гони меня! – перепуганная насмерть ее видом, умоляла я.

– Я не хочу жить, – от ее слов, прозвучавших тихим шелестом, у меня по телу поползли мурашки.

Несколько мгновений я хватала воздух, как рыба, выброшенная на берег, и не могла сообразить, что делать. Моя веселая, жизнерадостная подруга, напоминающая сладкую, нежную булочку, никогда бы такого не сказала. Она была воплощением света и радости, и своей энергией заряжала других. От страшной догадки у меня замерло сердце, пропустило удар, и я едва не потеряла сознание, так в голове все помутилось. Горло пересохло. А перед глазами заплясали языки пламени.

– Вил, они с тобой это сделали? – с ужасом выдохнула я.

И тут же поняла, почувствовала кожей, что не ошиблась. Безвольной тряпичной куклой я сползла с кровати на пол, так как совершенно не было сил удерживаться в сидячем положении. Привалившись спиной к шкафу, закрыла глаза, но огненные всполохи все равно никуда не делись.

От обжигающей обиды боль расползалась по всему телу. Как они посмели?

Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь убрать красные вспышки перед глазами.

– Дай мне пить, – неожиданно произнесла Вилари.

Шустрей белки метнулась к столику и налила полный стакан воды. Потом голову посетила мысль и я, высунувшись наполовину из окна, сорвала лимон. Это дерево было посажено еще мамой Вилари. И очень сейчас пригодилось. Кое-как при помощи ложки разодрала пористую шкурку и выдавила сок в воду.

– Думаю, это тебя оживит немного.

Вилари с трудом села на кровать, уставившись в одну точку на полу. Дрожащими руками я поднесла стакан к ее бескровным губам. Подруга сделала несколько глотков и прикрыла глаза. Очевидно, лимон пробудил в ней кое-какие ощущения.

– Тима, беги. Они могут это сделать и с тобой. Подлость – она как сорняк, неискоренима. Не надейся на то, что ты не член семьи дяди и на то, что ты сирота. Ты же не видела бумаги? Может тебя уже давно удочерили и все твое состояние прибрали к рукам! Я уже ничему не удивлюсь! И тогда тебе тоже не видать академии, как своих ушей.

У меня внутри все похолодело. От моих родственников можно ожидать чего угодно. Подруга всегда отличалась трезвостью суждений и не витала в облаках, как я. А я, действительно, не знала истинного положения вещей. Тетушка постоянно подчеркивала, что меня держат из жалости. Все мои надежды были связаны с академией и получением диплома. А там уже я разберусь, что стало с моим наследством. Хотя сейчас мне стало страшно так, как никогда не было, сколько я себя помню. Без эмеры, без магии я так и останусь жалкой прислужкой.

На разговоры об эмеротомии существует негласный запрет. Кто прошел эту процедуру, молчит, как о чем-то позорном, невероятно постыдном. Потому что он не остается прежним. Это сравнимо с превращением гордого и смелого орла в откормленного кастрированного каплуна, лишенного не только способности «топтать» кур, но и ставить себя на одну доску с другими петухами.

Кто не прошел – не говорит, словно брезгует и боится заразиться только от того, что уста произнесут это слово.

До этого момента я старалась не думать о несправедливости, на которой построено наше королевство. Как говорит «любимая» тетушка – в голову приходят вредные мысли, если там есть пустое место. И чтоб в моей голове не осталось пустого места, она загружала меня работой, как подневольных фудр.

И я особо не сопротивлялась, понимая, что есть вещи несравнимо худшие. Как то, что случилось с подругой.

Многие альги и тем более гарды рождаются со способностями к магии. До совершеннолетия дар никак не проявляется. И после остается не у всех. Альги – многочисленное сословие. И если каждый сможет бесконтрольно пользоваться магией, начнется хаос. Такова официальная версия. Чтобы не допустить его, был издан указ об эмеротомии – насильственном извлечении эмеры, практически нематериального органа, в котором сконцентрирована магия. Эмера – энергетический сгусток, дающий способности чаровика. Лишенные эмеры могут лишь пользоваться изобретениями магов. Поливать грядки раствором, уничтожающим сорняки. Прикладывать заживляющий пластырь, купленный в Маго-аптеке. Там же покупать приворотные и прочие зелья и пытаться ими воспользоваться.

В общем, как говорят мальчишки-беспризорники в городе – мелочь по карманам у пьяных гуляк тырить.

Эмеру сохраняли те, кто поступал в академию и получал диплом определенной степени. Алмазный открывал все дороги, получивший его владел и бытовой, и целительной и боевой магией. Это были универсалы, имеющие право занимать высокие посты.

Рубиновый выдавался боевым магам, изумрудный – целителям. Аметистовый – бытовушникам.

Еще один способ оставить эмеру – официально заплатить баснословные деньги. Это лицемерно называется – весомый вклад в дело государственной важности. Правда, без диплома пользоваться даром официально все равно нельзя будет. И его тоже можно купить, снова выставив кругленькую сумму, и жить, как жил. Неважно, что в результате таких махинаций все равно получается маг – недоучка, но зато с правом использовать дар для защиты – а там поди докажи, что ты не защищался? Но самое главное – с сохраненным чувством собственного достоинства.

Никто об этом не говорит, но я думаю, что император и высшая каста боятся не абстрактного хаоса, а того, что страной, где слишком много магов, управлять будет все сложнее и сложнее. Куда проще повелевать каплунами, не имеющими ни амбиций, ни возможностей. И нынешний правитель, Нерий, таким образом просто уничтожает не «прибившуюся» ко двору, небогатую знать, потомков могучего древнего племени магов. Будь его воля, он всех магов истребил бы, оставив только тех, кто непосредственно служит ему.

И началось это с принятия закона – «одна семья – один маг». То есть бесплатно поступает в академию один ребенок из семьи, в большинстве случаев старший. Исключения бывают, если он не обладает даром. Соответственно, чтоб сохранить эмеру остальным детям, придется платить. Кому нечем – не обессудьте. Закон есть закон. Причем это касалось только девушек. Безденежным юношам можно трансформировать эмеру в слабую боевую магию – обезболивание, регенерация и нанесение особых атакующих ударов.

Как всегда, если вопрос решается деньгами, открывается широкое поле для манипуляций. И жертвой таких манипуляций стала моя любимая подруга.

Вилари, как старший ребенок в семье альгов, имела право на поступление в академию. А уже за сводную сестру, рожденную от новой супруги отца пришлось бы платить. Но коварная мачеха подделала документы падчерицы, сделав ее на полгода старше, т.е совершеннолетней. Таким образом, Вилари обвинили в том, что она не подала заявку на поступление в академию и соответственно, незаконно хранит эмеру.

Приехали стражники и увезли мою подругу в совет.

Глава 5

Вилари говорила с трудом. С паузами. Видно было, что она открыла рот впервые после экзекуции. И сейчас ей приходилось буквально проталкивать слова сквозь зубы, которые она все еще не могла толком разжать.

Пытаясь выйти из ступора, она обхватила себя за плечи и принялась раскачиваться вперед-назад.

– Вил, ты чего? – испуганно пробормотала я, наблюдая у подруги признаки бесноватости. – Цветочек, не надо! Поговори со мной! На, попей еще.