Колдовской замок. Часть VI. Ключ

Глядя на эти усилия, к ней присоединилась вся прочая компания, исключая дона Дульери, который с видом снисходительного превосходства, водрузился на старую бочку и только презрительно поглядывал на обеспокоенных друзей.

– Долго вы будете ещё страдать этой ерундой, несчастные? – крикнул он, когда добрый час поисков не дал никаких результатов.

– Возможно, Ваше Преосвященство, если бы вы соизволили помочь… – начал падре Микаэль, но бывший Великий Инквизитор тут же перебил его:

– Если бы я был настолько глуп, чтобы принять участие в ваших нелепых занятиях, то и в самом деле был бы достоин того, чтобы меня оставили на том дурацком острове! – изрёк он, победоносно подбоченившись. – Ясно же, что здесь его нет, иначе он давно объявился бы сам. Я не знаю, удалось ли выжить профессору на этот раз, но учитывая живучесть, которую он продемонстрировал за время нашего знакомства, склонен считать, что он жив, хоть сейчас и находится где-то вне зоны досягаемости. Поэтому лично я считаю, что ваши поиски совершенно бесполезны. Профессор Прыск найдётся сам рано или поздно, и объявится, когда посчитает нужным или даст о себе знать.

Все остановились и в очередной раз переглянулись между собой, понимая, что он прав.

– Но что же нам теперь делать? – спросила Анджелика растеряно.

– А вот это самый главный и самый правильный вопрос, который должен нас с вами сейчас волновать! – сказал Дульери, многозначительно подняв палец. – Что нам делать? Почему-то меня совершенно не удивляет, что вы не имеете об этом никакого представления. А между тем, всё очевидно просто!

– И что тут, по-вашему, такого простого, дон Дульери? – спросил Драгис с изрядной долей нетерпения.

– В другое время послал бы вас ко всем… – злорадно проворчал Дуля. – Но раз уж мы заключили перемирие, так и быть скажу, коли вам своих соображалок не хватает. Ни вы, ни я не знаем, сколько прошло здесь времени. Не знаем мы также, какие именно изменения постигли этот мир, хоть и не сложно догадаться, что изменения эти весьма значительны. Ясно же, что мы должны восполнить этот пробел в информации, которой располагаем, прежде чем предпринимать какие либо действия. Для этого следует произвести разведку и побывать в городе.

– Действительно просто! – воскликнула Мегги. – Тогда пошли…

– Стоп, стоп! – остановил её Дуля. – Конечно, мисс, решительности вам не занимать. Неплохо сказано – пошли! Вот только если мы всем табором заявимся в город, не миновать беды. Нет, не пошли. Прежде всего нам следует позаботиться о том, чтобы найти место для базы, где-нибудь в укромном месте, хотя бы для того чтобы укрыть от лишних глаз вас с принцесской. Затем, следует подумать, кто именно из нас пойдёт в город. Конечно, это должны быть те, кто имеет человеческий облик. Но, опять же таки, стоит ли ломиться всей толпой? Лучше будет пойти нам с братом, а остальным подождать, пока мы не разузнаем всё как следует.

– Я не настолько доверяю вам, дон Дульери! – возразил Драгис. – Хотите вы этого или нет, но я буду за вами присматривать, так что придётся вам терпеть мою компанию.

– Я, пожалуй, тоже отправлюсь с вами, – произнёс падре Микаэль. – Как ни приятно мне общество двух мм-м… необыкновенных девушек, но я считаю, что чем раньше мы приступим к поиску интересующей нас информации, тем лучше.

– Ясно, идём вчетвером! – подытожил Фигольчик. – А для связи оставим Быка. Бык, ты не против?

Быкович не возражал. На самом деле город ему никогда особо не нравился. Анджелику и Мегги решили спрятать на заброшенной лесопилке, принадлежащей Дульери. Обмениваться новостями договорились здесь, на ферме, куда Быкович и Драгис должны были приходить раз в три дня под вечер. Вопросы кормёжки, одежды и жилья надеялись решить, благодаря деньгам, имевшимся у всех, кроме Мика в городских банках.

Глава 5. «Ура!», «Долой!» и прочие развлечения

Мик прошёл мимо дремавшей за своим столиком библиотекарши, которая тут же проснулась и уставилась на него сквозь огромные очки, словно увидела впервые. Так было каждый раз, когда он приходил в читальный зал Архива Конгресса и когда выходил из него.

Сперва он пытался наладить контакт с этой странноватой женщиной – приветливо здоровался, обращался с вопросами, делал попытки завести разговор, но всё было напрасно. Дама в дерюжной юбке, коричневой блузке с узким белым воротничком, в башмаках, сделавших бы честь портовому грузчику, в синих чулках, с традиционным пучком на голове и очках "а-ля профессор Прыск", то ли, в самом деле, успевала забыть о существовании единственного читателя, то ли успешно делала вид, что безмерно удивлена его появлением.

Однако пользоваться фондами и каталогами Архива она ему не мешала, и стоило Мику миновать её пост, тут же погружалась в записи в огромных пухлых регистрационных журналах. Так что со всеми трудностями поиска в книжных джунглях приходилось справляться самому.

Размышляя о своих нынешних находках, (драконий вариант сказки о трёх поросятах и обрывок зловещей песни нашлись после перелопачивания груды книг и свитков, которую проще было бы выразить в центнерах, чем в единицах хранения), бродячий священнослужитель вышел в холл, смахивающий на бальный зал, немного постоял, задумчиво глядя в сторону буфета, после чего махнул рукой и направился к выходу.

Площадь перед зданием Архива была залита солнцем и безлюдна. Городской гул доносился сюда, как бы издалека и, судя по периодическим взрывам аплодисментов, свисту и крикам "Ура!", на соседних площадях снова шли митинги.

Вообще, площадей в городе было много. Намного больше, чем он помнил из недавней своей жизни. Это объяснялось необычайной любовью граждан к разного рода митингам и собраниям, чего не водилось за ними раньше. Интересно, насчёт чего у них сыр-бор на этот раз?

Мик, не сходя с парадной лестницы Архива, присел на край нагретого солнцем мраморного основания колонны и прислушался. Благодаря тишине и пустоте, царившей вокруг него, можно было неплохо расслышать, что творится аж на четырёх соседних площадях, соединённых с его площадью широкими короткими переходами-проездами, имеющими зачем-то арочные крыши. Мик прислушался к тому, что доносилось из того прохода, что был крайним справа.

– Не отдадим никому!.. – орал кто-то оттуда сорванным голосом. – Не допустим и не позволим!..

– Уууууууууу! – одобрительно вторила ему толпа, подкрепляя свистом своё согласие с мнением оратора.

– Мы не свернём с выбранного пути! – надрывался голос. – Мы приложим все усилия…

Дальше Мик не разобрал, потому что рёв толпы заглушил выступающего с речью, и теперь звуки, доносившиеся с той площади, напоминали шум прибоя. Тогда он обратился к противоположному проходу, бывшему крайним слева.

С первых слов, что удалось разобрать, он понял, что там что-то неладно.

– Не позволяйте с собой так обращаться! – почти визжал заполошный женский голос. – Долой геноцид по половому признаку! Долой диктатуру самцов! Даёшь демократические роды!

Ах, вот оно что! Мик уже встречался с теми, кто митинговал там, на площади слева. Да, это были женщины, и они требовали от правительства санкционирования и финансирования научных исследований, целью которых было бы заставить мужчин рожать детей наравне с женщинами.

Насколько он помнил, эти дамы составили целую партию, которая сразу разделилась на несколько фракций.

Крайние радикалы, например, стояли за то, чтобы соответствующие операции были сделаны всем мужчинам без исключения, невзирая на возраст, общественное положение и состояние здоровья. Среди них выделились даже ультрарадикальные активистки, утверждавшие, что необходимо хотя бы на некоторое время, столетий, этак на пять-семь, переложить задачу воспроизводства потомства исключительно на мужское население.

Конечно, там имелись и умеренные, стоявшие за демократический подход к этому вопросу. Они утверждали, что усовершенствование мужского организма должно быть добровольным, что мужчин следует привлекать к этому делу с помощью тщательно продуманной агитации, а также комплекса льгот и привилегий.

И, наконец, были среди них такие, кто был против искусственного вмешательства в дела природы, но и эти представительницы женской реформаторской партии пребывали в уверенности, что она, (природа), в ближайшее время сама наведёт демократический баланс и наделит мужчин способностью вынашивать и рожать детей. При этом никто из них не задавался вопросом, как именно это должно было произойти. "Как-нибудь!" – отвечали добрые женщины, сопровождая свои слова загадочными улыбками.

Самым странным было то, что они нашли немалую поддержку среди мужчин – политиков, вовсю старающихся освоить ресурсы новой партии. Особенно когда речь шла о повышении собственного рейтинга и о вопросах финансирования из госбюджета.

Мик не собирался углубляться в эти проблемы, но усвоил для себя, что встреч с реформаторшами на улице следует избегать – они легко увлекаются и имеют склонность переходить всякие границы. Например, могут потребовать у встречного мужчины немедленного согласия на операцию по "усовершенствованию" организма, а в случае отказа избить до полусмерти сумочками и зонтиками.

Радуясь в душе, что митингующие не выходят сегодня за отведённую им территорию, он обратился было к проходу, ведущему к третьей площади, и тут же понял, что радость его была преждевременной. Через проход на площадь Архива Конгресса шла толпа с флагами и транспарантами. Лица людей были суровы, челюсти плотно сжаты, глаза, устремлённые вдаль, метали молнии. Твёрд и тяжёл был их шаг, который они профессионально печатали по брусчатке мостовой. Ветер лихо полоскал серые полотнища знамён, словно марш происходил не тёплым солнечным днём на мирной пустой площади, а где-нибудь на морском побережье в бурю.

Это ещё кто такие, что так решительно шагают в направлении, избегаемого всеми, Архива?

Недоумение Мика тут же разрешилось, когда он взглянул на лозунги, аккуратно выведенные чёрным на серой и белым на чёрной ткани транспарантов.

"Долой газеты!" – кричал первый, самый маленький.

"Добьёмся полного запрета на печатную продукцию!" – развивал ту же тему второй.

"Книги в огонь!" – вопил третий.

"Поддержим правительство в борьбе с бесполезным образованием! – возвещал четвёртый.

"Не дадим развратить своих детей губительной учёбе!" – призывал шестой.

"Знания – грех!" – проповедовал седьмой.

"За чистоту и невинность умов!" – подытоживал восьмой.

Стройные колонны углубились в пределы площади Архива Конгресса шагов на двадцать и остановились в молчании. У Мика от беспокойства защемило сердце. Что сейчас произойдёт? Неужели они пришли громить главное хранилище знаний цивилизации, центром, которой является этот город?

Демонстранты стояли неподвижно, наверное, секунд десять и вдруг, словно по команде завопили, заверещали и засвистели все разом! В направление здания Архива Конгресса полетели огрызки, объедки, смятые клочки бумаги, бывшие когда-то газетами и страницами книг. Протестующие по-обезьяньи прыгали, кривлялись, выделывали неприличные жесты, а некоторые, сняв штаны, демонстрировали свои филейные части тел, повернувшись задом в сторону Архива.

Содом продолжался минуты три, после чего митингующие, как по команде прекратили выражение своего протеста, моментально навели порядок в своих рядах и удалились в торжествующем молчании. Мик перевёл дух.

Положительной чертой почти всех безумств охвативших преображённый город, было то, что они редко имели фатальные, катастрофические или хоть сколько-нибудь серьёзные последствия. Чаще всего немыслимые страсти, громоподобные речи, зловещие призывы, угрозы и проклятия сотрясали воздух, развлекая толпу, грозившую смести всё на своём пути, но имеющую свойство быстро остывать и переключаться на другой объект внимания.