Город скелетов – 3

Луч фонарика выхватил из темноты стальные балки, профиля, крупные заклёпки, рельсы параллельного пути. Картинка довольно быстро прояснилась – поезд стоял на железнодорожном мосту, перекинутом через какую-то преграду. Это была не река – я не слышал шум воды, а свет моего фонаря, достаточно дальнобойного, не скользил по волнам, как это было бы, будь река внизу. Видимо, это глубокий овраг или даже каньон, а может быть горное ущелье. Точно, ущелье! Недаром я почувствовал горный воздух. Куда же это я приехал?

Осторожно спускаюсь по железным ступенькам. Да, это, несомненно, мост. Длинный, сплошь железный и явно не рассчитанный для пеших прогулок. Но пешеходная дорожка здесь должна быть, ведь мост не оставался без присмотра и у него когда-то были обходчики, ремонтники и кто там ещё? Не по шпалам же им прыгать? Значит, где-то сбоку должна быть длинная узкая лента из рифлёного металла с ограждением из тонких неудобных перил. А, вон она эта дорожка – по ту сторону поезда.

Поразмыслив, как лучше сделать – обойти состав или пролезть под вагонами, я решил – пролезть. Неприятное дело, лично для меня. Легко перемазаться и к тому же сам вид громадных колёс, готовых в любой момент двинуться с места, чтобы перерезать человеческое тело, даже не почувствовав сопротивление, не вызывает у меня восторга. Но прыгать в темноте по рельсам и шпалам, чтобы обогнуть поезд с любой стороны, означало рисковать тем, что споткнёшься и полетишь к чертям в эту самую пропасть!

В общем, я решил лезть между колёс.

Со всей возможной осторожностью, опускаюсь на четвереньки и вползаю под вагон, чувствуя себя тараканом, который добровольно лезет под тапок. Но ведь я знаю, что поезд не тронется! Откуда я это знаю? А всё потому, что он из того мира, где, если что-нибудь движется, то это только тогда, когда смотришь в другую сторону. Я накануне вымотался до крайности и проспал весь день, вот и не видел, как поезд ехал всё это время. Теперь я не сплю, значит, он…

Бумкнуло. По-железному, звонко и глухо одновременно. Потом раздался характерный скрип и скрежет, после чего я понял, что колёса больше не неподвижны. Они качнулись назад, откатившись на четверть оборота, после чего начали движение вперёд, медленно набирая скорость, которая потом станет бешеной. Но ведь сейчас она не бешеная, а значит можно десять раз выскочить, не опасаясь, что это колесо тебя переедет!

Как бы ни так! Таракан, увидев занесённый тапок, пускается бежать, а иногда падает, если его застукали на стене. Человек не таков. Перед лицом опасности мы частенько замираем. Есть мнение, что срабатывает инстинкт, доставшийся нам от прародителей человечества, которые жили в горах. (Мысль почерпнута у моего любимейшего писателя – Ивана Ефремова. // прим. авт.) Действительно, когда карабкаешься по скалам и вдруг камни под твоими руками или ногами начинают шататься, как гнилые зубы, то лучше не дёргаться, а замереть, вжавшись в поверхность скалы, чтобы потом сориентироваться, найти надёжную опору и двинуться в безопасном направлении. Правда, то, что подходит в одной ситуации, не всегда срабатывает в какой-либо другой. Может, наоборот, оказаться гибельным. Вот сейчас, например, меня бы точно спас инстинкт таракана, а я замер, как ушибленный хомо не слишком сапиенс!

Сколько я приучал себя не замирать, и вот, нате же, торчу под пришедшим в движение поездом, как последний дурак! Мимо проплывает громадное колесо, медленно, но страшно. Успел бы выскочить, но стою на карачках и чего-то жду. Чего я жду? Вперёд! Но в это время перед носом прокатывается следующее колесо, оно движется уже быстрее, но всё равно проскочить можно, я почти решаюсь, но… нет…

Я не буду повторять те слова, которыми клял себя в той дурацкой ситуации. Самое чудное заключалось в том, что если уж мне невмоготу было прыгать между движущимися колёсами, то разумнее всего было бы прижаться к шпалам и подождать, когда поезд проедет, тем более что он активно набирал скорость. Но по необъяснимой причине я не сделал этого. Зато я приготовился прыгать между следующими колёсами, которые прокатывались уже на приличной скорости, едва-едва успеть!

Я сгруппировался, сжался в комок, взял в кулак свой страх и приказал нервам не дрыгаться, после чего напрягся и… Видимо, потеряв в непривычной ситуации чувство пространства, я приподнял голову чуть выше, чем следует, потому что дальше был удар по затылку, от которого искры посыпались из глаз, а опора почему-то ушла из-под рук и коленей. Я провалился между шпалами и полетел вниз.

Полёт был недолгим. Каким-то чудом меня «поймала» одна из поперечных балок, расположенных метров на десять ниже железнодорожного полотна. Я приземлился на неё спиной, что само по себе было весьма ощутительно, и ещё раз приложился затылком. Голова у меня крепкая, досталась от предков, привыкших носить боевые тяжёлые шлемы. Вот именно шлема-то мне тогда и не хватало! (Заметка на будущее – обзавестись.) А пока, я смотрел вверх и на фоне, вдруг выглянувшей между туч луны, увидел хвост уходящего поезда. Хорошо ещё, что он не успел набрать скорость, когда меня стукнуло, а то проломил бы череп, независимо от того, насколько он крепкий.

Перед тем, как отключиться я успел подумать – какого рожна я вообще полез под поезд? Надо было подняться обратно в вагон, пересечь в два шага тамбур и открыть дверь с другой стороны. Может быть, она оказалась бы заперта, но это не беда, я бы справился. А теперь, если выживу, то будет нелегко выбраться отсюда, а если нет, то, значит, пойду на корм птицам…

...................................................................................

Подушка. Настоящая. Лежу, уткнувшись в неё носом. Голова чуть повёрнута на бок, видимо, чтобы я мог дышать. По шее стекают холодные струйки. Щекотно… Что-то давит на голову сверху. А, ну, да, это же влажный компресс, ведь затылок мой разбит, но, кажется, не проломлен, иначе всё было бы хуже.

Я попробовал пошевелиться. Это у меня получилось, правда, едва-едва. Ладно, добро уже то, что я могу двигаться, значит, тело не парализовано, и то хорошо! Теперь бы узнать, где я?

Ещё чуть-чуть повернув голову, я увидел край кровати, деревянный пол и пустое ведро у изголовья. Ясно, это на тот случай, если меня будет тошнить. Поэтому, я и лежу лицом вниз, чтобы не захлебнуться собственной рвотой, пока пребываю без сознания.

Итак, я в чьём-то доме. Кто-то нашёл меня там, на мосту, вытащил и принёс к себе домой, чтобы спасти, выходить. Мир не без добрых людей, и я буду рад увидеть таковых, ведь я не пребывал в их обществе уже много лет.

Почему-то среди немногих выживших после катастрофы уничтожившей человечество, оказалось удивительно много самого разного дубья и сволочи. Людей интеллигентных и раньше-то было немного, а теперь, когда законы, хоть как-то сдерживающие тупую людскую неприязнь к тем, кто духовно выше, культурнее, умнее большинства, испарились вместе с государствами, остатки человеческой элиты оказались просто уничтожены, задавлены быдлом. Не все же такие, как я.

Впрочем, я сам себя интеллигентом никогда не считал. Это слишком высокое звание, которого достигает не каждый образованный человек. Видимо, здесь мне по-своему повезло – всю жизнь тянулся к культуре и просвещению, но не перестал быть хищником, по сути. Нет во мне этого добренького – «Не убий!» и «Подставь другую щёку!» Я, когда меня пытаются убить, убиваю в ответ, и только так остаюсь жив. Причём на выстрел отвечаю шквалом огня, а если и подставлю щёку под чью-то ладонь, то отвечу прямым ударом в челюсть, причём на руке у меня будет кастет, хоть и не люблю я драться кулаками.

Так что до интеллигентной беззлобности я не дотягиваю, но умею отвечать добром на добро и ценю доброту в людях. Больше скажу – я ничуть не осуждаю тех, кто добр настолько, что не способен дать сдачи своим врагам. Именно добр, а не глуп. Последнее встречается чаще всего. Я ведь постоянно такое вижу, наблюдая вертикальных баранов, называющих себя людьми. Я их терпеть не могу, бегу от них, как от чумы.

Но если бы я встретил людей воистину добрых, я бы всеми правдами и неправдами поселился бы рядом. Зачем? Хотя бы для того чтобы вовремя встать между ними и сволочью, которая придёт по их души. А сволочь обязательно придёт, чтобы, если не поживиться, то поглумиться. Сволочь всегда приходит, когда чувствует беззащитную доброту. Вот тут-то я её и встретил бы!

Скажу по секрету – сволочь, моя любимая добыча. Не то чтобы я охотился целенаправленно, но, когда такая тварь попадается, то я испытываю особое удовольствие, избавляя остатки человечества от этой дряни, пусть я даже при этом делаю услугу баранам. Эх, а вот доброты я пока так и не встретил!

Может быть, здесь повезёт? Наверное, нелегко было меня вытащить из недр железнодорожного моста. Тут нужна немалая сила и сноровка, а ещё смелость, ведь загреметь вниз во время такой спасательной операции, ой как просто!

При этом поиметь с меня, практически нечего. Самое ценное, что у меня осталось, это оружие. Но его так много разбросано по Земле, что нелепо рисковать из-за старого автомата, пары пистолетов и какого-то количества патрон. В конце концов, тот, кто всё же решился бы всё это забрать, мог ограбить меня там же на мосту, а тело столкнуть вниз, либо оставить на месте – всё равно я не в силах был бы кого-то преследовать, если бы даже сподобился очнуться там на балке. Но меня извлекли оттуда, принесли под крышу, уложили в постель и попытались оживить. Интересно!

Я ещё повернул голову. В поле зрения попали стол, стул и лавка. На столе стояли какие-то блюда и миски, прикрытые чистыми рушниками, стул пустовал, а на лавке…

На лавке лежала моя одежда, чистая и аккуратно сложенная, а рядом красовалась пирамида из оружия и снаряжения. Моё оружие было рядом в шаговой доступности, целое и кажется заряженное, как и было, когда я держал его в руках в последний раз! Эх, мне бы только обрести способность двигаться, только бы дотянуться! Хотите, верьте, хотите, нет, но я черпаю силу из смертоносного железа, оживаю, когда оно у меня в руках, но вовсе не испытываю при этом желание кого-то убивать или стрелять куда попало, как это себе представляли когда-то господа пацифисты, много чего лживого и глупого наговорившие про таких, как я. Они-то, по моему мнению, как раз и помогли человечеству сгинуть, окончательно разоружив добро, между тем, как зло осталось вооружённым, поступая по старому принципу – «Васька слушает, да ест!»

Но это дело прошлое. Большинство пацифистов сгинули вместе с цивилизацией, так-как паразитировать они могли только на ней. Там, где правят законы природы, какими бы гнусными и жестокими они не казались, этим господам не место – просто некому делать за них грязную работу с помощью того же оружия, к которому они относились, как пресловутая свинья под дубом. Сейчас любой, кто хочет, тот и будет вооружён, если он только не баран законченный. Но, хватит об этом.

Я снова попытался встать, и это стоило мне нового взрыва боли в затылке, от которого я едва не отключился.

– Тише, тише, храбрый воин, тебе рано двигаться! – раздался вдруг со стороны затылка мягкий женский голос и меня без особых усилий уложили обратно. – Потерпи немного, всего день-два и ты сможешь вставать, а через неделю ходить и свершать свои великие подвиги.

Это было сказано с лёгкой иронией, но без язвительности и сарказма, а по-доброму, так что я не обиделся. Но мне очень захотелось увидеть обладательницу приятного голоса. Чтобы поблагодарить, а не по той причине о которой вы сейчас подумали. Ну, может быть по той причине тоже, но прежде всего для того чтобы поблагодарить.

– Где… я?.. – спросил я тем, что должно было быть моим голосом, но на деле было каким-то хрипом.

– В моём доме, – последовал краткий, но не слишком ясный ответ, после чего я почувствовал, как мне меняют компресс на затылке.

– А… кто… вы?.. – спросил я снова.

Но отвечать мне не торопились. Я даже подумал, что невидимая женщина ушла, но это оказалось не так.

– Простите, – сказала она после долгой паузы, – мне очень неудобно, но я не могу вам сказать это сейчас. Потерпите немного, прошу, и тогда вы всё узнаете.

После этого послышались удаляющиеся шаги, и она действительно ушла. Вот же, на тебе! Какие-то тайны. Ладно, не будем проявлять излишнее любопытство, раз на простой, по сути, вопрос здесь так реагируют. От меня не укрылось, что интонация моей благодетельницы изменилась, после того, как я спросил её, кто она. Не укрылось также и то, что меня перестали приветливо назвать на «ты», заменив его вежливым – «вы».

Хм-м. Каждый человек хранит какие-то тайны и каждый имеет право держать часть себя закрытой от всех остальных. Но что же это за тайна такая, что женщина не может или не смеет назвать мне своё имя? Ну, придумала бы что-нибудь, солгала, наконец. Или лгать она тоже не может? Или не умеет? Чудно!

Я забылся сном. Немудрено в моём состоянии, не обессудьте! Когда в следующий раз разлепил веки, то обнаружил, что лежу в той же позе, но щекотучие водяные струйки больше не стекают по моей шее, а на затылке у меня нет компресса, зато там какое-то жжение и пощипывание. Кажется, голова моя перевязана, но что самое славное – она больше не болит! Уже хорошо.

Я сфокусировал взгляд на предметах увиденных ранее и сделал открытие – стул не пустует. На нём кто-то сидел и болтал ногами. Маленькими ножками в смешных полосатых чулочках. Под столом стояли, (вот это да!), деревянные башмаки, какие я видел разве что в сказочных детских мультиках в далёкой прошлой жизни. Они были тщательно вырезаны, выструганы и даже отполированы снаружи. Тот, кто их сделал, ухитрился придать этой бедняцкой, по определению, обуви щегольской вид – носы башмаков были загнуты вверх, а широкие спереди подошвы переходили в кокетливый каблучок. Однако!

Их обладательница, а это была девочка, оказалась одета в старомодную широкую юбку с передничком… Стоп, дальше я не мог поднять глаза. Просто мне стало не то, чтобы страшно, а невыносимо от того, что я мог увидеть, если бы взглянул выше.

Тогда я закрыл глаза и мысленно попросил кого-то – «Пусть это будет ребёнок, а не скелет ребёнка! Пусть эта девочка окажется нормальной!..»

– Ты думаешь это лучше? – прозвучал позади меня знакомый голос. – Ну, раз так, то смотри, не бойся!

Мои глаза открылись сами собой, и я увидел девчушку, сидящую на стуле. От сердца отлегло!.. Девочка, как девочка, рыженькая, веснушчатая, со смешными торчащими из-под чепца косичками. Сидит себе, ножками болтает, на меня с любопытством поглядывает. Только одета странно – ни дать, ни взять, Красная Шапочка из детской книжки. Ну, может быть шапочка на ней не красная, а белый чепец, как я уже говорил.

– Познакомься с Дженни, – продолжила невидимая женщина. – Хорошенькая, правда? Вот только свои односельчане её хорошенькой не считали из-за рыжего цвета волос. Какой-то… – тут она произнесла слово настолько не вяжущееся с её мягким голосом, что у меня просто уши вспыхнули, – решил, что рыжий цвет волос это верный признак ведьмы, вот и результат! А ведь при жизни она была добрейшим существом, не сделавшим никому зла. Но люди всегда карают добро «во имя добра» и милосердно щадят зло, взращивая его и вскармливая.

– При… жиз… ни?.. – спросил я, чувствуя, как всё холодеет внутри.

– Да, – подтвердила невидимка со вздохом, – при жизни. Коротенькая у неё получилась жизнь, но у меня ей хорошо. Как видишь, она выглядит весёлой, и думаю, скоро начнёт разговаривать, может быть даже в этом столетии. Она ведь лет двести ладони от лица не отнимала, бедняжка, потом всё сидела в темноте, боялась света, какова бы ни была его природа. Теперь вот, ходит, улыбается – оттаяла немного.

– Что с ней сделали? – спросил я, чувствуя, что голос мой крепнет, а внутренний холод сменяется адским жаром.

– Сожгли, что же ещё? – не дрогнув, ответила женщина. – Свои же деревенские, под завывания попа и вознося молитвы Христу и Деве Марии. Самое удивительное, что никто из них на самом деле не верил, что она ведьма, даже тот сумасшедший, который называл себя служителем Бога. Просто им нужен был кто-то на кого они могли свалить собственное скудоумие и безрукость, вот и выбрали её – самую безобидную и кроткую. И предали мучительной казни во имя того, кто проповедовал кротость и милосердие.

Я сел на кровати. Боль вспыхнула в затылке, словно взрыв гранаты, но мне было сейчас всё равно. Девочка соскочила со стула и, не обувая свои деревянные башмаки, подошла ко мне. Я протянул руки и поднял её лёгкую, почти невесомую. Поднял и посадил к себе на колени. Она вдруг прижалась ко мне, как к родному и обняла ручонками, словно кого-то любимого и долгожданного.

– Соскучилась по человеческому теплу, – пояснила невидимая женщина. – Погрей её немножко, это пойдёт на пользу вам обоим.