Колдовской замок. Часть VI. Ключ

Собственно говоря, глаза мне раскрыл тот самый пёс. До сих пор помню этот честный, бескорыстный взгляд, который проникал, казалось в самую глубь моего естества, (как он сам говорил – ливер); этот сочувственный взгляд, который сразу же сменялся взглядом восторга, когда он плавно перетекал на мои ляжки…

Да! Сладки мгновенья славы, когда герой сам не знает, чем восхищаются его поклонники! Но как горьки минуты разочарования…

Однажды фермер насыпал мне в кормушку чего-то особенно хрустящего и вкусного, и, оглядев меня с головы до ног, произнёс что-то длинное и непонятное, которое оканчивалось моим именем – «НА МЯСО!»

На ту беду, мне совершенно не хотелось есть, но я не мог обидеть старого доброго фермера, и, поэтому издал благодарственный клич всех быков, который звучал примерно так – МММУУУУУУ-УУУУ-УУУУУУУУ-УУУУУУУУУУУУУУУУУУ! При этом я пару раз подпрыгнул передними копытами и несколько раз изящно взбрыкнул задними.

Какого же было моё удивление, когда мой дорогой и любимый фермер вдруг присел, прижал к голове свою шляпу и испуганным голосом несколько раз повторил: «На мясо! Скорей на мясо!»

После этого он уронил-таки свою шляпу, быстро выбежал из хлева и …

больше я не видел своего старого доброго фермера. Да, кстати мамы коровы я к тому времени тоже не видел уже несколько дней. Фермер что– то говорил о молоке, о новых телках на мясо, (я тогда ещё думал, что речь идёт обо мне), но, потом он начинал говорить какие-то непонятные слова, значения которых я не понимал, но запомнил их и спросил у моего знакомого пса, что всё это значит.

Какие только "прелести" он мне не расписал! Оказывается моё тело это само совершенство! Какие слюни он пускал при слове ОКОРОК; а при слове ГРУДИНКА закатывал глаза и готов был упасть в обморок. Когда он говорил о ГОЛЯЖКЕ, его глаза загорались, а зубы начинали лязгать; то же случалось, когда речь заходила вообще о КОСТЯХ, (тут он начинал сходить с ума, носиться, как пчелой укушенный, скулить и обнюхивать мои ноги, подвывая и облизываясь).

Из всего этого я сделал вывод, что в качестве еды и фермер, и пёс рассматривают именно меня! Некоторое время, (примерно на одну жвачку), я размышлял над этим вопросом, но всё сводилось к тому насколько я вкусный. И тогда я решил себя попробовать.

Согласитесь, что это в своём роде подвиг со стороны быка, (бычка около года от роду). Ну, кто ещё додумается куснуть себя за ногу, как будто это обычная трава?

Я додумался. И куснул. И откровенно говоря, ничего особенного не почувствовал. Тогда я припомнил, что кто-то говорил, (может быть, сам добрый фермер или его пёс), что вкуснее всего то, что там, в ляжках. Я дотянулся до своей ляжки и куснул изо всей силы…

С этого момента я плоховато помню, что происходило вокруг. Помню только ветер, свистящий в ушах, половинку ворот, на рогах болтающуюся и затихающие крики фермера: «На мясо!, На мя… На со… мя – а, сооо…» И тишину, впервые влившуюся в мои уши тишину, наполненную стрекотанием кузнечиков, запахами трав, мирным шелестом далёкой дороги, шёпотом звёзд и ветром, ни с чем несравнимым ветром свободы, берущим вас за ноздри железной ласковой рукой и ведущим… куда? Навстречу судьбе, конечно же!

.......................................................................................................

Бык замолчал и поправил на углях ветки с пекущимися яблоками. Обе девушки слушали его, широко распахнув свои огромные глаза, а Мегги к тому же открыла рот от удивления, вызванного такой необычной историей. Скосив украдкой глаза на её великолепные клыки, Бык подумал, что не так давно сбежал бы в ужасе от такого страшного зрелища. Но теперь всё воспринималось им по-другому. Частенько он вообще забывал, что имеет дело с драконессами. Они не вели себя, как драконы и вообще, как хищники. Хотя, именно здесь крылась их главная проблема – еда.

Обе скучали по мясу. Анджелика заявляла правда, что может без него обходиться, но он понимал, что это не так. Мегги несколько раз заявляла свои права на овец, пасущихся неподалёку, и её пришлось уговаривать, не поступать опрометчиво, ведь дракона нападающего на отару, трудно не заметить. Пока они сидели на фруктах и овощах, которые Бык покупал у местных фермеров, якобы для отправки в город на рынок, который он хорошо знал.

Но так долго продолжаться не могло – обе его подопечные начали худеть и выглядели уныло. Пока выход не был найден, (Драгис уверял, что они с Фигом обязательно что-нибудь придумают), он кормил девиц историями, до которых они были весьма охочи, ведь других развлечений у них не было.

...........................................................................................................

– А что случилось дальше? – спросила Мегги, ёрзая от нетерпения. – Ты отправился странствовать?

– Нет, меня поймали, – вздохнул Бык. – Моя свобода длилась меньше суток. Если бы такое случилось несколько позже, всё было бы по-другому, но тогда я был всего лишь несмышлёным годовалым бычком. Я ничего не знал о жизни, не понимал ни сути, ни природы вещей. Как у нас говорят – не видел ничего дальше мамкиного вымени.

Моё бегство было случайным, я ведь вовсе не собирался убегать, не умел прятаться и цели такой не преследовал. Тогда я заблудился в кустах, которыми зарос небольшой овраг, сравнительно недалеко от фермы. Работники нашли меня по мычанию. Конечно, ветер свободы запал в душу, но я испугался, поцарапался и проголодался, (кусты оказались невкусными), а потому очень хотел домой.

Когда меня вытащили, то перво-наперво угостили палкой. Это был мой первый жизненный урок, который я хорошо запомнил, хоть подлинное значение усвоенной информации открылось намного позже.

Когда вернулись на ферму, старший скотник, конечно, обрадовался, но я уже тогда начал догадываться, что он рад не мне собственно, а чему-то ещё. И то, что он всё время повторял – «На мясо! На мясо!», уже не смахивало на то, что меня зовут по имени. Истина открылась мне спустя годы, а тогда я был полон сомнений и подозрений, которые в силу своей неопытности никак не мог разрешить.

Меня посадили отдельно от остальных обитателей хлева, в маленький загончик, заложенный прочными жердями, которые было не сломать. Мне там совсем не нравилось, но моего мнения никто не спрашивал. По крайней мере, мне задали корм и оставили в покое.

Единственно кто меня навестил это мой друг – пёс. Он-то и принёс новости, которые заставили меня призадуматься. Во-первых, он сообщил, что хозяин сильно мною недоволен, а именно – считает меня буйным и непредсказуемым. А потому, меня решено отправить на мясо раньше намеченного срока. Во-вторых, оказывается, старый добрый фермер изначально приберегал меня для собственного стола, но теперь он изменил решение, и меня продадут мяснику, так-как хозяин убеждён, что есть мясо буйных бычков вредно.

Последним обстоятельством мой друг был особенно огорчён и много скулил по поводу того, что ему не достанется от меня ни косточки.

Эти разговоры только усилили тревогу в моей душе, но тогда я ещё не осознавал в полной мере нависшей надо мной опасности. Просто я не знал ещё, что такое смерть. Правда, благодаря эксперименту, который я тогда над собой поставил, я уже знал, что когда меня начнут есть, то это будет больно, а потому нет ничего хорошего в перспективе быть съеденным.

Но, поделать я тогда ничего не мог – загон, где я стоял, выдержал бы натиск взрослого быка, не то, что телёнка. Меня спасло то, что мясник, которому меня собрался продать фермер, куда-то уехал. Я простоял в том загоне в совершенном неведении целых два дня, и единственно, что мог себе позволить в качестве развлечения, это чесать рога о жерди. А на третий день на ферму заехал скупщик скота, и они договорились с хозяином о сделке.

Меня загнали в чужое, незнакомое стадо, где все относились друг к другу скверно, за порядком никто не следил, так-как не было быка – вожака, и действовал первобытный принцип – кто сильный, тот и прав. Как назло, я был среди бычков самым младшим, да и среди коров тоже, не считая одной очень симпатичной тёлочки, наверное, моей ровесницы или даже помладше.

Будучи товарищами по несчастью, мы быстро подружились. Скупщик приобрёл её на отдалённой ферме, где она жила в полном неведении об окружающем мире, как и я, до недавнего времени. Правда, в отличие от меня, у неё было своё настоящее имя – Сметанка.

Так её назвали из-за большого белого пятна на лбу, окружённого несколькими маленькими, будто ей на голову и впрямь уронили целый половник сметаны. А ещё у неё была белая грудка и белые чулочки. Всё это досталось её от бабушки – белой коровы какой-то заграничной породы и выглядело на фоне блестящей каурой масти очень красиво.

Сметанка, от природы весёлая и беззаботная, выглядела теперь запуганной и забитой. Дело в том, что её угораздило в первый же день, по неопытности, сунуться к чужому вымени. Конечно, в своём родном стаде это было делом обычным. Какая из родных или двоюродных сестёр матери, не покормит племянницу? Здесь же расклад был иным. Незнакомые коровы, нервные, а потому злые, даже без видимого повода норовили боднуть в бок, а тут уж вовсе озверели. Так что досталось бедной Сметанке, как говорят – по первое число!

Побитая впервые в жизни, перепуганная, она метнулась было к быкам, но те оказались не лучше – едва не затоптали до смерти. Она ведь не вошла ещё в возраст и коровой не считалась, а потому не могла рассчитывать на то, что они будут вести себя с ней, как подобает кабальеро. В общем, было от чего забиться в хвост стада, но тут на неё налетела собака и стала загонять обратно, а когда Сметанка заартачилась, куснула за ляжку. Так прошли для неё несколько кошмарных дней, пока не появился я.

Нет, я не стал для неё защитой, опорой и гарантией безопасности. Годовалый бычок не соперник двухлетку, а таких там было большинство. С коровами я померить её тоже не мог, но мог подставить свой бок, чтобы принять удар, предназначавшийся моей новой подруге. Правда, мне удалось договориться с пастушьим псом, который сильно удивился, что я его понимаю, но ведь у меня уже был опыт общения с собакой. Я смог объяснить ему, что мы вовсе не отстаём от стада, а идём на небольшом удалении, чтобы не провоцировать конфликты. Он всё понял и больше не кусался.

Мы со Сметанкой запросто нашли общий язык, и вскоре путешествие нам стало даже нравиться. Днём нас гнали по дороге, а поскольку там нечего было есть, мы болтали обо всём подряд, то-есть ни о чём, но всё равно было интересно. Ночью отъедались на каком-нибудь поле, куда нас загоняли, как раз с этой целью.

Сначала нам попадалось по дороге довольно много небольших деревень, а пару раз мы прошли через города, показавшиеся мне тогда огромными, а на деле бывшие крохотными, мало отличавшимися от деревни. Наше стадо пополнялось новыми бычками и коровами, но случалось и так, что скупщик продавал кого-нибудь, если это ему было выгодно.

Но вот, человеческие поселения стали попадаться всё реже, и, наконец, совсем исчезли. Место, по которому мы шли тоже весьма изменилось. Вместо долин и холмов нас теперь окружали горы, и хоть дорога оставалась наезженной, всё вокруг казалось диким.

Скупщик и двое его погонщиков, чего-то опасались и старались пройти опасное место, как можно скорее. Чем оно было опасно, выяснилось на второй день, точнее на вторую ночь нашего пребывания в горах.

Как мы ни торопились, останавливаться на ночь было необходимо. Здесь было не то, что в долинах – пастбища тощие, истоптанные, водопои тесные. Нам со Сметанкой доставались лишь редкие былинки, случайно не съеденные кем-то другим, а попить из страшно холодного ручья можно было только тогда, когда напьются все остальные.

Надо ли говорить, что все в стаде приуныли, а мы, так, тем более! Надежда была лишь на то, что весь переход должен был занять менее трёх суток, и карабкаться по кручам не требовалось – горы в этом месте были невысокие, дорога хоть и сузилась, оставалась ровной и вилась между ними, огибая практически все труднопроходимые места. Собственно мы пересекали лишь край горной системы, основной массив которой возвышался в стороне.

Накануне нашей последней ночёвки, вечером, мне довелось услышать разговор между скупщиком и его работниками. Они сетовали на то, что не могут продолжать путь в темноте, так-как значительный участок дороги идёт по краю ущелья, где можно запросто потерять половину стада, да и самому шею свернуть недолго.

Ещё, они жаловались, что Его Величество король, слишком редко посылает своих альгвасилов контролировать дороги, на которых «пошаливают», а мы как раз находились в таком месте. Правда, если удастся пережить эту ночь, то завтра к полудню мы покинем горы, а при хорошем шаге ещё до вечера достигнем населённых мест.

Я, конечно, совсем немного понял из услышанного, но главным, по моему мнению, было то, что завтра мы сможем, как следует поесть. Обрадовав этой новостью Сметанку, я прижался к её тёплому боку, и мы с ней задремали, грезя о сочной траве, которую будем щипать на следующий день.

Наше пробуждение было странным и пугающим. Тихая, спокойная ночь вдруг взорвалась криками, хлопками и непонятными вспышками слепящих огней! Первым поднял шум пёс, разразившийся таким яростным лаем, какого я не слышал ещё в жизни. Потом раздался грохот, как будто кто-то со всей дури шарахнул доской о деревянный настил! Пёс коротко взвизгнул и смолк, зато в тот же миг закричали люди. Потом снова грохнуло, потом ещё и ещё!

Скупщик и погонщики больше не кричали, но вокруг раздавались другие голоса, незнакомые. Новоприбывшие зажгли факелы от крохотного костерка, оставленного на ночь, и тогда ночь превратилась в день.

Собак у этих людей не было, поэтому волнующееся стадо успокоили палками, причём сделали это так умело, что даже самые рьяные быки сразу поняли, что лучше не брыкаться.

Я всё силился понять, что же такое произошло, и вскоре мне представилась возможность узнать это. Когда нас сгуртовали и куда-то повели, то мы прошли мимо того места, где ночевали скупщик и погонщики. Костёр кто-то залил, но в свете факелов я увидел четыре распростёртые на земле тела. Это были наши недавние хозяева – скупщик, два погонщика и их пёс. Они лежали неподвижно, в странных неестественных позах, а под ними растекалась лужа чего-то красного, дурно пахнущего.

Этот запах был не резкий, но отталкивающий. Он смущал и немного пьянил, заставлял думать о чём-то тягостном и плохом… До этого я никогда не видел крови, и не чувствовал её запаха, а потому не знал, что это один из цветов и ароматов смерти.

Нас вели весьма долго, наверное, всю ночь. Когда мы остановились, над горами ещё висели звёзды, а внизу темнота была, хоть глаз коли. Но с одной стороны небо уже превратилось из чёрного в прозрачно-тёмно-синее, а это означало, что рассвет недалёк.

Люди, которые пригнали стадо в новое место, на мой взгляд, ничем не отличающееся от старого, (ровная площадка без травы, и кругом скалы), повели себя точно также, как те, кто привёл нас из родных земель в горы. Они позаботились о том, чтобы стадо не разбежалось, перегородив выход из каменного загона загородкой из прочных жердей, больше смахивающих на брёвна, а потом развели в стороне костёр.

Кажется, их было пятеро или шестеро – считать я тогда не умел. Разбив нехитрый лагерь, эти новые люди о чём-то коротко посовещались, после чего двое из них вернулись к стаду, сделали беглый осмотр, отделили нас со Сметанкой и повели к костру.