Затем вдохнул полной грудью, подержал немного и выдохнул, ощутив с этим какую-то легкость. В наступившей безмятежности он сидел, кажется несколько минут, или больше. Веки словно свинцовые, открывались с каждым разом все тяжелее. Затем он ощутил слабость, поглощавшую его разум. Не в силах разобрать, где реальность, а где выдумка, он провалился в глубокий сон.
Наутро он чувствовал бодрость духа вместе со жгучим желанием. Но сам он не знал, чего именно ему хотелось. Просто хотелось жить со скоростью света. Успеть наверстать упущенное. Мельком пройдя по памяти, он словно убедился, что все находится на своих местах. Ему казалось, что формула счастливой жизни найдена, более того он является тем человеком, который опробует ее на себе. Возможно в ней много недостатков, возможно, она не пригодна вообще, но такие вопросы не волновали нашего героя.
Он шел на работу, замечая в окружающем мире красивые грани. Старый автомобиль, покрытый толстым слоем пыли и грязи стоял припаркованным на одном месте уже пару лет. Раньше наш герой думал, что необходимо уничтожить подобное безобразие, которое портит облик города. Не известно, чей он, и вообще есть ли хозяин. Теперь же он находил его органичным и приносившим шарм, в окружающую действительность, которая старается всему привязать законы и правила. Серые и неказистые деревья вдоль дорог, были прекрасны в своей неповторимости. А ведь раньше они казались не по своей воле проросшими гигантскими растениями всем своим видом умоляющие, чтобы их вырубили. Чтобы освободили их от сотен глаз и сотни глаз от них, потому что деревья тоже чувствуют, что они должны расти в другом месте. И каждое насекомое, каждая песчинка были прекрасны.
Сила импульса от ожидания будущих перемен была весьма велика. Только под конец рабочего дня, его сознание стало ныть в знакомой манере, изнывая от тоски. Тогда он и понял, что применит формулу не позднее, чем вечером. Для начала было решено опробовать ее на людях старшего поколения. Он был тверд в своем убеждении, что знакомая психология послужит хорошим началом для обретения уверенности. Вечер выдался теплым. Согретый солнцем в течение всего дня воздух, казался чем-то мягким. И теперь солнечный диск спешил спрятаться за горизонтом, словно желая успеть согреть другие земли, моря и океаны. Наш герой шел неспешным шагом на остановку. Но не на ту, где он обычно ждал автобуса, а на квартал дальше. Все же новое начинание должно быть таковым во всем. Как оказалось, остановки в массе своей не имеют разительных отличий. Выкрашенные в желтый цвет сами конструкции идентичны, коричневые скамейки такие же. Ему показалось, даже трещины в красках имеют схожие рисунки. Но все же другое место есть другое место. Он присел на скамейку и стал в привычной ничего незначащей позе. Троллейбусы и автобусы приезжали и уезжали один за другим. Люди на скамейках сменялись. Лишь он сидел в ожидании того идеального человека, которого как он думал, не заметить будет сложно. В какой-то момент рядом присела женщина, на вид под семьдесят. Она вытащила из сумки изрядно помятую газету и стала читать. Явно в тексте имелось место, где она остановилась в прошлый раз. Она сконцентрировала взгляд, выдавая всем лицом сосредоточенность. Он громко откашлялся и извинился за это. Она повернула на него голову, улыбнулась и вернулась к газете. Ему захотелось завязать разговор, и в попытке сделать это как можно деликатнее начал.
– Вы простите меня конечно, за мой интерес. Но я должен спросить. Не читаете ли вы статью про зверское убийство семьи с тремя детьми на окраине города?
Она посмотрела на него с нескрываемым удивлением. Во взгляде читалась досада и растерянность. Возможно, она решала ответить или проигнорировать. Эти несколько секунд показались для нашего героя вечностью. Ведь, в сущности, она имела полное право поступить, так как хочет с беспардонным человеком. Но желание проявить учтивость в ней возобладало.
– Нет, не про ту статью. Я читаю про вред неправильного питания здоровью. Здесь говорится, что не все современные продукты являются теми, за коих их выдают производители.
Он понял, что разговор может состояться. И с нескрываемым интересом он задал следующий вопрос:
– Ах, да. Но как, например я, простой детский врач смогу отличить полезный продукт от вредного.
Она взглянула на него со знакомым выражением лица. Но недоумения было заметно меньше. И с большим интересом, чем в предыдущий раз, она ответила:
– Так, по вкусу можно сделать это запросто. Ну и на упаковках написан состав. Всякие там добавки химические, животные жиры, пальмовое масло. Все это вредит здоровью. Конечно, в наше время уже никуда не деться от всей этой химии. Но наименее вредную из них стоит замечать.
Она смотрела на него, уже в надежде продолжить начатую тему и принимая за полноценного собеседника. И он продолжил.
– Эх и не говорите. Но я уже не смогу, наверное, отличить их по вкусу. Ведь мой организм привык к этим добавкам за все эти годы. Так что поставь передо мной кто-нибудь два продукта: натуральный и с химическими добавками, я, наверное, выберу химический. Потому что посчитаю его натуральным.
С этими словами он коротко хохотнул. Давая понять собеседнику, что он абсолютно открытый человек. На лице женщины не осталось даже налета от первоначального недоверия. Это было заметно по ее ответной улыбке.
– И не говорите. Куда катится мир. Вот взять, например ту страшную историю, ну которую вы вспомнили. На прошлой неделе все газеты об этом писали. Это надо же, троих детей вместе с родителями. И все ради чего? Ради денег. Уже человеческая жизнь не стоит ничего. Там говорили, что одному ребенку даже и двух трех лет нет. Его-то за что? Изверги и никто больше.
Она выдохнула с грустной миной на лице и закрыла газету.
– М-да. Легко ли осознавать такое? Мы думаем, как же это они будут жить с этим грузом в дальнейшем. А они, наверное, и не думают о совершенном грехе как о таковом. Просто очередное успешное дело. Деньги выкрадены, свидетелей нет. Так, пожалуй, и обстоят дела. Их не нашли до сих пор.
Женщина молчала, погрузившись в тяжелые раздумья. Он продолжил:
– Когда прочитал про это, прямо сердце екнуло. Ведь я понимаю, как душа детей открыта и проста. Ведь профессия детского врача приписывает знать их повадки, суметь найти с ними общий язык. Для меня, например, каждый больной ребенок, которого я встречаю личная боль. Хочется помочь ему, подсказать родителям как его вылечить.
Она смотрела на него с пониманием.
– И не говорите. Как я вас понимаю. Хоть я и не работала с детьми, но кое, какое отношение к ним имела.
– А где вы работали, если не секрет.
– Не секрет конечно. Я проработала в типографии сорок три года. Мы выпускали очень много детской литературы. Сказки различные, детскую литературу. Конечно, мы выпускали и другие книги: научные там, брошюры разные, учебники для школ. Но и детской литературы было не мало.
Он кивнул, с нескрываемым интересом. Она продолжила:
– А вам не трудно работать с детьми?
– Вы знаете, нет. Я считаю необходимо найти с ними общий язык и вроде не так уж и сложно, – он продолжил с улыбкой. Иногда приходиться прибегать к уловкам. Я достаю конфету и не отдаю им. Я им обещаю отдать только после осмотра. Иногда в ход идут игрушки, когда попадутся наиболее плаксивые. Я повесил в потолке несколько игрушек на веревочках. И вместе с ними пытаюсь якобы их достать, а на самом деле и не достаю руками. Сами понимаете, отдать игрушки не могу, потому что надо отвлекать и других детей, записанных после них. Как то общими усилиями, мной и родителями лечим подрастающее поколение.
Она улыбалась, и смотрела, словно хотела еще узнать о нем. Он продолжил рассказывать о себе, будто на нем надет белый халат врача. По крайней мере, ему так хотелось в этот момент.
– Однажды произошел со мной случай. Принимаю очередного маленького пациента. Слушаю стетоскопом живот. Мальчика привела мама, она говорила, что он кашлял всю ночь. Ну, обычный случай, подобных в нашей практике множество. Как вдруг открылась дверь. Точнее ее пнули, и она с грохотом отварилась, что стены задрожали. Мы все уперлись глазами в дверной проем. Там стоял мужчина с плачущим ребенком на руках. Ребенку было три года как я, потом узнал. В тот день в больнице дежурил только я. Было еще несколько медсестер, да охранник. Мужчина положил ребенка на свободную койку и сказал хриплым уставшим голосом: «Мой сын воткнул себе в ухо карандаш. Он играл в другой комнате и вдруг я услышал громкий плач. Подбежал к нему, у него в руке вот это, а из уха сочится маленькая струйка крови».
– Надо же. Кровь из уха. Бедный мальчик. Отец наверное места себе не находил бедный.
Женщина произнесла эти слова, тоном, желающим немедленно услышать продолжение. Наш герой продолжил повествование с дальнейших действий отца мальчика.
– Он достал из кармана карандаш, обычный такой желтый, из набора цветных карандашей. У карандаша отсутствовал графитовый кончик. Так я ему и говорю, чтобы он успокоился, а сам весь дрожу. Раньше я слышал о похожих случаях, даже читал, как следует поступить, но на практике столкнулся в первый раз. Я взял себя в руки и начал действовать. Первым делом уговорил женщину подождать за дверью. Она, понимающе взяв за руки сына с больным животом, вышла в коридор. На секунду мы с отцом мальчика встретились глазами, и я четко увидел в них отчаяние. Ни до, ни после такого яркого отчаяния я больше не встречал. Зачем то я надел перчатки, и взял в руки самый большой шприц который был. Отец мальчика стал беспокоиться, я ничего не сказал. Затем повернул смеситель в раковине, и оттуда потекла теплая вода. Наполнив шприц водой, я подошел к койке попросил отца мальчика подержать сына в сидячем положении. Тем временем струйка крови проделала русло по коже мальчика. Она текла по щеке, дальше по шее и впитывалась в белую футболку. Вокруг шеи мальчика образовался жуткий воротник темно бордового цвета. Я подавил внутреннее волнение и поднес шприц к уху мальчика, а его отцу велел подержать свободной рукой металлический хирургический лоток прижатым к щеке. Увидев мое сосредоточение, отец отвернулся, прищурив глаза. Я глубоко вдохнул и впрыснул содержимое шприца. В следующий момент вместе с вытекшей водой послышался еле уловимый звук чего-то твердого о край лотка. Я был собой доволен, мальчик почему-то переставал плакать, а в лице его отца впервые замечена бледная улыбка. При дальнейшем осмотре выяснилось, что жизненно необходимые части уха целы, а кровь сочилась из поврежденной внутренней части ушной раковины. Видать с такой силой вонзил мальчик этот несчастный карандаш себе в ухо. С тех пор с подобным я не сталкивался. Тот случай в моей жизни самый тяжелый.
С этими словами, он улыбнулся, словно давая понять, что рассказ окончен. Женщина смотрела на него с назревающим вопросом в голове.
– А со слухом мальчика все было в порядке?
– Гм, слух его не пострадал абсолютно. Случись так, я бы, скорее всего не рассказывал бы эту историю.
– Почему?
– Не знаю. Наверное, я бы считал себя виновным.
– Хорошо, что все благополучно закончилось для вас. Еще лучше для мальчика.
Они вместе посмеялись. Ее изначальное недоверие казалось, улетучилось вместе с порывами ветерка. И теперь царила дружественная обстановка. Затем со скрипом остановился очередной автобус, словно ворвавшийся в атмосферу земли астероид. Она взглянула на него и тут же поспешила. Прощаясь, она проговорила, что он может гордиться своей добротой.
С удивительной легкостью она села в автобус. С шумом закрыв двери, он поехал. Наш герой думал, об ее словах. Для него все не имело смысла, кроме ее последних слов. Они словно несколько капель воды впитались в почву его сознания, давая жизнь растению с последним, не опавшим листком. Его не интересовали ее вопросы, не коробило чувство вины за то, что он рассказал историю своего соседа и его сына. Он не замечал даже развязанных шнурков на левом ботинке. Он был опьянен ее словами: «Вы можете гордиться своей добротой». Возможно, это обычные слова любезности в ее арсенале, из припасенных на подобный случай. Но возможно, вполне искренний порыв. Все это не имело значения. С чувством удовлетворения, он направился к себе домой, накупив по пути продуктов на нехитрую стряпню. В тот вечер он смотрел телевизор, готовил для себя ужин, проделывал давно забытые телом приседания. Все делал, с каким-то воодушевлением. Словно пушистое перо щекотало сердце, даже на миг, не подпуская признаков уныния и тоски.
* * *
Последующие дни проходили в привычной размеренности, с единственной разницей в поведении нашего героя. Он стал проявлять робкие попытки шутить в разговорах. Это отразилось, прежде всего, на отношении коллег к нему. В прежние времена попытка вставить с их стороны очередную шутку, даже самую малую, непременно встречала негодование и порой злобу. Но часто просто игнорирование, проявляющееся в абсолютном отсутствии какого-либо выражения лица. Что поначалу они воспринимали как ответ на неудачную шутку, но затем всем стало ясно, что у него начисто отсутствует чувство юмора. И вот коллеги, привыкшие разговаривать с ним только о рабочих моментах, или, в крайнем случае, о банальных формальностях вроде погоды. Были крайне удивлены, если не сказать обескуражены. Через несколько дней после той встречи с женщиной на остановке, он решил выдать наружу распирающий душевный подъем, посредством шутки.
За обеденным столом сидели четверо: «старший» – пятидесятилетний мужчина, «младший» – парень двадцати четырех лет от роду, «средний» – тридцатидвухлетний молодой отец двоих детей, ну и наш герой – ни разу неженатый тридцати шестилетний человек. Их объединял тот факт, что они являлись коллегами. Все кроме последнего бурно обсуждали личную жизнь «младшего», который с любезностью подкидывал все больше деталей. Всем было известно, что он имеет роман с разведенной женщиной тридцати семи лет с двумя дочерями. Дочерям было восемь и пять лет соответственно. На этот раз он поведал об излишней ее заботе.
– Я даже не знаю, ну она заботиться обо мне. Ей нравится это делать. Вчера, например, мы шли после кино, как вдруг она застегнула мою ветровку и говорит: «Сейчас ходить с распахнутой грудью опасно, можно подхватить простуду».
– Я не знаю, хорошо это или плохо, но чувствую, что ненормально.
– Я же тебе говорил, что она слишком взрослая для тебя. У нее совсем другие потребности и ожидания. А тебе надо найти свою ровесницу и поймать с ней волну так сказать. Резюмировал «старший». Тогда «средний» говорил, что в принципе для жизненного опыта не видит ничего плохого в этом и добавил:
– Но будет лучше, если ты поймешь, что морочишь голову и ей и себе. И чем раньше, тем лучше. Всё-таки тринадцать лет разницы.
«Младший» не унимался в попытке донести вопрос.
– Ну, я же вас спрашиваю о другом. Она застегнула мне ветровку. Что это значит, и как понять?
Обычно в подобных разговорах наш герой занимал нейтральную позицию. Могло показаться, что обсуждения его не касались, словно течение реки, обтекающее десятилетиями лежащий камень. Изредка он добавлял утвердительное «да», не слишком уверенное «возможно», и словосочетание с отрицательным подтекстом «наверное, нет». Но в этот раз его ответ был другим.
– А может она относится к тебе как к старшему сыну.