Им предстояло в этот день пройти пешком до станции Левашово, а оттуда поездом по Финляндской железной дороге в сторону Петрограда доехать до станции Удельная. От Удельной до временной квартиры было около всего около километра. И именно в Удельной позже Ленин должен был подсесть на паровоз.
Но вот наконец вещи были уложены, мальчик сел в лодку и поехал домой, а четверо путешественников пошли вдоль залива сквозь кустарник по направлению к Финляндской железной дороге. Идти нужно было верст 10 – 12. Было около половины десятого, уже смеркалось.
Шли гуськом, молча. Емельянов, как знающий дорогу – впереди. В одном месте из-за темноты сбились с дороги. Наткнулись на речку, которую перешли вброд, для чего пришлось раздеться. Разыскивая дорогу, попали на болото, обходя которое незаметно очутились среди торфяного пожарища. После долгих поисков, окруженные тлеющим кустарником и едким дымом, рискуя ежеминутно провалиться в горящий под ногами торф, набрели на тропинку, которая и вывела из пожарища. Почувствовали, что окончательно заблудились. В полной темноте, ощупью, руководимые Емельяновым, который утешал спутников тем, что заблудился в первый раз, незадачливые путешественники двигались вперед.
Наконец где-то прогудел паровозный гудок. Емельянов и Рахья отправились на разведку. Ленин и Шотман тут же уселись под деревом ждать их возвращения. Нашлось три свежих огурца, но хлеба и соли захватить не догадались. Съели так. Минут через 10 – 15 вернулись разведчики с сообщением, что они близ станции, кажется, Левашово.
Надо отдать должное Владимиру Ильичу, ругал он проводников пресвирепо. Нужно-де было приобрести карту-трехверстку; почему предварительно не изучили дорогу и так далее. Разведчикам тоже досталось: почему "кажется", а не точно узнали, какая станция. Не любил вождь большевиков непрофессиональной работы.
Всячески оправдываясь, страдальцы с Лениным двинулись по направлению к станции. Станция оказалась, конечно, не Левашово, а Дибуны, всего в семи верстах от финляндской границы. Положение не из приятных. В лесу они могли теперь каждую минуту нарваться на патруль пограничников и быть арестованными как подозрительные лица. В самом деле, не будут же порядочные люди шляться в час ночи в стороне от жилых мест около границы! У железнодорожного сторожа они узнали, что последний поезд в Питер пойдет в пол-второго ночи. Оставалось ждать минут 15.
В ожидании поезда компания уселась в конце перрона. Рахья был послан на станцию – проверить на всякий случай, нет ли чего подозрительного. Вернувшись, он с озабоченным лицом сообщил, что там стоит патруль из 10 вооруженных юнкеров. Дело плохо. Могут подойти, поинтересоваться.
На всякий случай Ленин и Рахья ушли под откос, в темноту, а Шотман с Емельяновым остались сидеть. Вскоре к ним подошел вооружённый юнкер и обратился с вопросом к Емельянову – что он тут делает. Дело в том, что Шотман был одет поприличнее и подозрений, видимо, не возбудил. У него юнкер очень вежливо осведомился – не местный ли он дачник и не ждёт ли поезда на Петроград. Шотман тоже очень вежливо на оба вопроса ответил утвердительно.
А вот Емельянов к вопросу, по-видимому, не был подготовлен и начал лепетать что-то невразумительное. Юнкера такой ответ не удовлетворил, и он предложил рабочему следовать за ним. Затем молодцевато звякнул шпорами, повернулся и повел с собой арестованного.
Тут подошёл поезд. Растерянный Шотман решил остаться, чтобы назавтра, проведя остаток ночи и дня в лесу, всё же увезти Ленина в Удельную. Но как только он успел прийти к этому решению, как снова появился человек с винтовкой. На сей раз ученик реального училища. Он вежливо, но настойчиво доложил: "Это последний поезд, сегодня больше не будет. Вы едете?"
Шотману ничего не оставалось, как подняться на площадку вагона.
На этом злоключения не закончились. Шотман был до того сбит с панталыку, что выскочил из поезда не на Удельной, а на станции Озерки, не доезжая 6 километров. Заметил он свою ошибку когда поезд уже ушел. Так что до квартиры Кальске он добрался пешком – только около трёх часов утра.
Войдя в комнату, Шотман не поверил своим глазам. Перед ним предстали весело хохочущий Ленин и вежливо улыбающийся Рахья.
Оказывается, они, сидя под откосом, видели, как арестовали Емельянова и как реалист чуть ли не штыком подсаживал Шотмана в вагон. А Ленин и Рахья в это время быстро вскарабкались по откосу, сели в вагон, остановившийся как раз напротив них и спокойно доехали до Удельной.
Дальнейший процесс переправки Ленина в Финляндию прошёл с гораздо меньшими приключениями.
Владимир Ильич, Шотман и Рахья подгадали время так, чтобы появиться на перроне перед самым появлением поезда. Когда паровоз, останавливаясь, поравнялся с ними, Ильич, без бороды, усов и в парике очень похожий на настоящего финна, быстро влез на положенное по роли рабочее место и, засучив рукава, принялся трудолюбиво швырять в топку полено за поленом. Шотман с Рахья чинно сели в свой вагон.
На пограничной станции Белоостров предстояла двадцатиминутная стоянка для проверки документов. Могли и обыскать.
Но как только поезд остановился, находчивый машинист Ялава отцепил паровоз и отогнал его куда-то за станцию якобы набрать воды. К окончанию пограничного досмотра паровоз был подан обратно, и минут через пятнадцать путешественники оказались на финляндской территории.
Ну а там уже с квартиры на квартиру Ленина спокойно за несколько дней переправили в Гельсингфорс.
Кстати, тут имел место ещё один любопытный факт.
Дело в том, что после Февральской революции финским социал-демократам удалось провести своих людей на ответственные должности в городском управлении Гельсингфорса. В том числе заменить полицмейстера своим человеком, переименовав его в начальника милиции. Звали этого своего человека Густав Ровио, и был он до занятия столь высокой должности простым рабочим, кстати, другом Шотмана. На его квартире и должен был поселиться Ленин.
Когда Шотман представил Ровио – "Познакомьтесь, Владимир Ильич, это Густав Ровио, местный полицмейстер, у него на квартире вы будете жить" – Ленин без малейшего смущения или удивления пожал тому руку, перекинулся несколькими словами – и накинулся на очень прилично подобранную хозяйскую библиотеку, почти целиком состоящую из марксистских книг, причём на русском языке.