Мы остаёмся жить

Он сказал мне, что хочет устроить меня на работу. Уже тогда я начал что-то подозревать в этом человеке. Подобных людей можно встретить и в Вейях, и в Риме, и в любом другом большом городе в этом мире. Но самому мне никогда и думать не приходилось, что я буду иметь с ними какие-то дела.

Когда он завёл меня внутрь дома, который он назвал своим, этот человек предложил мне немного перекусить. Обед был восхитительным, а вино сладким и вкусным. Он спросил: хочу ли я питаться так каждый день с этого момента и навсегда? Иметь возможность найти тех, кого я ищу и получить крышу над головой вместе с уверенностью в завтрашнем дне. Он предложил мне то, от чего я в любом случае не смог бы отказаться – его люди уже ни за что не отпустили бы меня наружу. Мне захотелось достать нож и покончить с ним прямо там. Вот только сделай я так, как задумал – что было бы со мной дальше?!

Да, теперь этот парень мой – думал я. Ему никуда от меня не деться. Можете называть меня как угодно после этого, но я сам, да и многие люди вместе со мной, считают, что я занимаюсь добрым и полезным делом. Многие люди обладают красивыми телами, но не знают, что с ними делать. Судьба не одарила их ни приличным состоянием, ни умом, который позволил бы им прокормить себя в этом жестоком мире. Тогда, к ним на помощь прихожу я. Я покупаю их красоты и тела, а затем перепродаю её тем, кто готов за неё платить. Ко мне в дом заходят самые влиятельные и богатые люди Рима. То, чем я занимаюсь – это вовсе не рабство, как теперь это называют, а скорее наёмная работа без права увольнения. Ведь мои девочки и, в немного меньшем количестве, мальчики получают за своё благородное дело намного больше, чем так называемые «говорящие орудия» труда. Им не приходится выполнять тяжёлую работу. От них требуется только быть послушными. Я делал всё правильно и совесть моя была чиста – тем более, в те времена никому и в голову прийти не могло меня в чём-нибудь обвинить. Какие времена – таки и нравы. Разве что, теперь я могу это признать: к тем, кто ослушался, я проявлял несоразмерную жестокость.

Тогда, я спрятал нож так, чтобы его не могли нейти даже хозяева дома, но сам я мог воспользоваться им, когда появится такая необходимость. Больше всего мне хотелось теперь вернуться домой. Но это было уже невозможно во всех отношениях. Я решил подождать и посмотреть – вдруг среди тех людей, что заходят сюда ежедневно, скрывая лица за капюшонами, найдётся тот, кто причастен к тем убийствам или кто знаком с одним из организаторов этой провокации. Воодушевившись этими мыслями, я и сам не заметил, как много времени провёл в заточении этого дома.

К нам часто заходили философы, торговцы и политики – люди, успевшие за свою жизнь принести большую пользу римскому обществу. И они заслужили своё право проводить время в компании молодых девушек и юношей – кому что больше нравится. Конечно, простые люди тоже наведывались к нам. Но часто, у них просто не хватало денег, чтобы заслужить компанию моих самых прелестных созданий. Поэтому, моё заведение сохраняет всю возможную при своём статусе пристойность. Вспоминая об этом сейчас – я начинаю тосковать по тем временам.

Когда я остаюсь наедине с гостями: до того, как меня разденут и после того, когда гость сделает всё, что захочет – у меня есть время поговорить с ним. Это – основная, если не единственная моя связь с внешним миром. Некоторых из них мне хочется придушить на месте; другие, более ласковые дамы, могут выболтать несколько интересных новостей. Так я узнал например, что Риму приходится воевать на четыре фронта: с этрусками и союзными галльскими племенами. Может быть, у моего города ещё есть надежда?

– Нет, сказал один из гостей, когда я спросил его мнение об этом, – оракул предсказал победу Рима. Этруски будут защищаться отважно, но римляне сумеют одолеть их хитростью.

– И какой же?

– Откуда мне знать?! К тому же, в любом случае, я не стал бы рассказывать. В секрете – и лежит вся хитрость.

Тем не менее, проходят годы, а Рим терпит поражение за поражением. Они воюют зимой и летом, когда этруски по-прежнему соблюдают традицию: не вести войну с начала зимы до самой весны. Может, в этом и состоит хитрость? Тогда, она им всё равно не поможет. Ничто не пробьёт крепкие этрусские ворота в лоб.

Я был им доволен – на этого парня можно было положиться. Вот только есть у него какой-то секрет. Он постоянно думает о чём-то – но не наказывать же мне его за это?! О чём же он так усердно размышляет? Об убийстве? Что-то заставило меня подумать тогда, что и он сам мог бы стать неплохим убийцей. Но не это я увидел в нём, когда встретил на улице. Как же я мог так ошибиться…

Нет, это не правда, что я думал только о поимке убийцы и мести. Дом, в котором я жил, был очень тёмным. На солнечный свет мы выходили крайне редко, почти всегда довольствуясь одним лишь племенем свечи. Как и многие из тех, кто жил вместе со мной, я думал больше всего про настоящий свет – про свободу. Я думал о побеге, но видел, как наказывали тех, кто пытался. Их отдавали на мучения особым гостям – каждый день, по заниженной цене, чтобы те страдали дольше. За второй побег – их скармливали червям и умирали они долго, и так, чтобы слышать мог каждый. Но всё равно, один за другим, те, кого я знал, пытались сбежать. Их ловили. Но не всех.

Вот только – куда они пойдут дальше? Мечтать о свободе – одно; а вот оказаться там – совсем другое. Может, лучше всего думать о том, как жить дальше; а остальное – как пойдёт.

Я уже давно перестал вести счёт столетиям, которые прожил. В уж годам и подавно. Первым делом, когда ты становишься бессмертным, ты перестаёшь обращать внимание на время – оно становится тебе безразлично, как и всё, что связано с ним или находится в нём. Но неожиданно для самого себя, я задумался над тем, сколько же мне лет? Это произошло после того, как один из лучших моих мальчиков устроил настоящую бойню в моём доме, уничтожив и гостей, и моих девочек, и видного римского политика; и меня самого.

Лицо бессмертного, как известно, не статично. Мы тоже умеем стареть, правда, совсем не так, как простые смертные. Со временем, морщины сглаживаются, кожа вновь становится гладкой, мы становимся молодыми лет, скажем, до двадцати; а затем, вновь начинаем стареть. Наш облик застыл между годами, перекатываясь из одного возраста в другой. Но и это ещё не всё. За десять лет наше лицо может постареть всего на один год – это я уже давно заметил на себе. Исследование бессмертия с целью избавления от него – работа не на один век и даже не на тысячелетие. Зато, время и накопленный опыт позволяет исключить вероятность ошибки.

Я насчитал девять лет, которые этот парень прожил у меня. Он хорошо сохранился – не сказал бы, что он особо изменился с тех пор, как я его нашел. Такое иногда происходит с людьми, но в его случае, как мне кажется, это не тот вариант. К тому же, дополнительные подозрения у меня вызвало то, как он смог расправиться с таким количеством мужчин и женщин? Невозможно, чтобы кто-нибудь из них не защищался бы и не убил бы этого мерзавца. Тогда, я понял, кто жил все эти девять лет у меня под крышей и кого я потерял в тот день. Сколько бы я ни искал тебя впоследствии, ты был не глуп, хоть и до пятидесяти лет не умел читать. Разыскать тебя вновь мне удалось лишь спустя не одну сотню лет.

Попробую объяснить: впервые в жизни я убил кого-то намеренно, потому что хотел этого. Впервые я устроил настоящую бойню. Всё это – совсем не похоже на того, кем я был, как мне казалось, всю свою жизнь до и после. Но как бы я ни сторонился битв и убийств в дальнейшем – прежнем после этого я быть уже не мог.

Моему хозяину (так, вроде бы, я должен был его называть), из далёкого, как сами звёзды, Египта один человек привёз несколько флаконов с каким-то веществом, за которые он заплатил столько, сколько мне и за десять лет не заработать. Я внимательно следил за всем, что происходило в этом доме; а самое важное – тщательно всё запоминал, в самых мельчайших деталях. Как я догадался, во флакончиках этих находилось некое магическое вещество, которое позволяло увидеть то, чего не видят другие, и рецепт которого держался в строгой тайне. Магическое – в самом худшем смысле.

Принимая это вещество, человек изрыгал себя дым, будто внутри него загорался костёр. Хозяин принимал его вместе с одним своим другом, которого я раньше здесь никогда не видел. Если он не появлялся здесь – значит, он хороший человек и обходит этот дом десятой дорогой. Но, как я выяснил позже, всё было совсем наоборот.

Закрывшись в одной из тайных комнат, они стали пить вино и принимать это вещество, выдыхая дым, будто стали богами. Мне было плохо видно сквозь узкую щель, но слышать их мог, наверное, чуть ли не каждый в доме – настолько они потери чувство реальности. Если хозяин, будь он одержим хоть тысячью демонов ада, сохранял спокойствие, то его друг утратил последние крупицы человеческого, которые в нём оставались, если вообще были. Первым ему под руку попался я. Он избавился от всей одежды и принялся за своё. Я думал о цветах, которые растут в полях неподалёку от Вей. Когда последние силы у этого дьявола иссякли, я задал ему вопрос, который, за последние несколько лет, я не задавал никому: знает ли он что-нибудь об убийствах, прошедших в Риме и в Вейях девять лет назад?

Неудивительно, что волшебное вещество притупило его ум, а вино развязало язык, настолько, что он рассказал мне обо всём. Друг хозяина – был видным патрицием и военачальником, чьи задачи заключались в политических интригах, тайнах, а самое главное – победе Рима любой ценой. Он находился на самом острие копья блаженства и не мог лгать или молчать. А я слушал.

Да, он знает убийцу. Он даже помнит, сколько золота стоил Риму тот заказ.

– Вот только, – сказал он, – всё это – уже забытая история. Убийцу зовут Кассорикс – юноша из Вей, который выбрал правильную сторону.

– Кассорикс?! Правильную сторону?! Силы Рима на исходе. Война длится уже девять лет. Совсем немного и наступит десятый. Легионы сражаются на четыре фронта. Ещё один год такой войны – и Риму придётся отойти от стен Вей и сдаться.

Он дал мне сильную пощёчину, ударив в полную силу так, что я чуть не потерял сознание, но удержался. Затем, он поцеловал меня и ответил:

– Ты, видимо, не знаешь всего. Те племена, которые пришли на помощь Вейям – разбиты или перешли на нашу сторону. Этрусские города отказались помочь нашим врагам своими войсками. Вейи оказались один на один с нашими легионами, жаждущими крови.

Он снова принялся за своё. Я оттолкнул его.

– Но ведь стены города выстоят! Сколько раз они уже отбивали атаки римского войска и сколько костей переломали себе римляне, пытаясь их преодолеть!

– Иди ко мне, – прокричал он, – иди же!

– Сначала ответь мне.

– Хорошо. Уже целый год – день и ночь, целый легион копает туннель под стенами, который ведёт прямо в сердце врага – к храму их ложных богов. Ещё немного, сладкий. День ото дня Рим бросит все свои силы на штурм города. А пока этруски защищают свои ворота – лучшие легионеры захватят вражеский храм. Лишившись поддержки богов – они придут в ужас и утратят мужество. Тогда, эти отважные войны и откроют ворота перед основными силами. Легионеры окружат их воинов – нападут сразу с двух сторон – и как бы хорошо они ни сражались, храбрости в них больше не будет, как и веры в свою победу. А за нами – будет стоять наш город и все наши боги. Мы будем сражаться за славу и величие. Город падёт. Все, кто не держал в руках оружие – будут проданы в рабство; остальные будут убиты. Вейи исчезнут навсегда. Пройдёт не один сезон; может, сменится целая сотня зим и лет, но так или иначе, вся Италия захлебнётся в крови своих сыновей. В живых останутся лишь те, кто своей жизнью и оружием поклянётся вечно служить великому Риму. Жаль, я не увижу этого; но весь мир падёт перед нами.

Тогда, это и произошло. В один миг, я потерял себя и стал таким же демоном, каким был он. Я вырвался из его объятий, направился к своему тайнику, где держал кинжал, взял его и вернулся обратно. Я спросил его, знает ли он, где сейчас находится Кассорикс? Он ответил, что и не может знать этого, а затем полез снова обнимать меня, будто не понимал, что происходит. Хладнокровно, как самый опасный из зверей, я перерезал ему горло, будто откусил от яблока.

Дальнейшие события происходили практически без моего участия. Я прекрасно осознавал, что делаю; но не мог себя остановить. Люди, сражавшиеся со мной с оружием в руках, одну за другой наносили мне смертельные раны. Но я подымался и вновь вставал в бой, пока не покончил со всеми, кто был внутри. Затем, я прихватил с собой немного денег, одежды и еды, а после – сбежал из этого дома, страшась и радуясь мысли, что никогда больше туда не вернусь.

Хоть это и было ужасно – именно тогда я понял, кем являюсь на самом деле. О, нет – вовсе не хладнокровным убийцей, террористом или кем-то в этом духе; но обречённым, одиноким – да. Во мне – большая сила – слишком большая для меня. Уже тогда я увидел, как она буквально разрывала меня на части – тоже самое она сделает ещё не раз за тридцать веков скитаний. Я поклялся не убивать никого больше без причины – никогда. И я должен держать всё в тайне. Если люди узнают – мне конец, притом не тот, которого я хотел.

Теперь, я знал, кто виновен в убийстве Гелиона. Ответ всё это время был у меня перед носом, но он ослеплял мне глаза. Знал – но никак не мог до него добраться. Где мне его искать, если только ветер знает, где он сейчас?! Если я отправлюсь на его поиски и переверну каждый камень в Италии – может уйти слишком много времени и я не успею застать его в живых. Но если он попадётся мне – даже не знаю, что бы я делал с ним дальше. Гелион – всё равно уже давно мёртв. Вейи падут так или иначе – если не сегодня, то на следующий день. Наверное, мне стоило попытаться рискнуть всем и попробовать проникнуть внутрь, чтобы предупредить соотечественников о плане римлян. Вот только: удастся ли мне это?! Если нет – римлянам может стать известен мой секрет. Да и спасут ли их все мои старания?! Видимо, боги и вправду отвернулись от моего великого народа, раз обрекли его на такую бесславную гибель.

Тогда, я решил просто наблюдать за всем, что происходит вокруг. Я уже давно перестал быть этрусском – в том тёмном доме, полном вздохов. На исчезновение своего народа, гибели своей культуры и вымиранию языка, который люди расшифруют уже после того, как покорят звёзды – я мог смотреть так же спокойно, лишь с некоторой грусть, как люди наблюдают за опавшей листвой. Я стал римлянином. Научился избавляться от своего прошлого – искусство, которое пригодится мне ещё бесчисленное множество раз.

Хоть я и успел стать человеком с другим именем, другим лицом и иной нацией, другим прошлым и будущем – своего старого друга Гелиона и обманувшего меня его убийцу Кассорикса, или просто Касса, я встретил тридцать лет спустя. От Вей давно остались одни руины, а я уже умел читать и писать. Я случайно услышал его имя на форуме в Бриндизиуме, когда собирался покинуть владения республики, чтобы увидеть Грецию. Я расспросил человека, как оказалось, хорошо знавшего его и отзывавшегося о нём как о достойном муже. Мне удалось разузнать, где он живёт. Я отложил свою поездку и отправился в маленький городок в дне пути от Бриндизиума. Я не мог поверить в свою удачу. Не окажись я в нужном месте в нужное время – никогда бы в жизни не смог бы увидеть Касса.

Я нашел его дом. Мне навстречу вышла его обеспокоенная старая жена с сыновьями и внуками. Человек из Бриндизиума жаловался на Касса, что тот давно не появлялся в городе и заставляет того скучать от одиночества. Теперь, кажется, я знал причину. Уже несколько дней Касс был тяжело болен. Он прожил намного дольше, чем от него следовало ожидать. Его семье я представился старым другом. Зайдя в дом, мне ударило в нос мерзким запахом, доносившимся от него. Его глаза смотрели в пустоту, ничего не замечая перед собой. Я подошел к его кровати и наклонился над ним. Затем, произнёс всего одно слово, но так, чтобы он мог его услышать – Гелион.

В глазах Касса блеснул огонёк, но ничего ответить он не мог. Он уставился на меня и ничего не говорил. Я стоял у его кровати, пожирая взглядом, не думая о людях снаружи. Я думал о том, что теперь – мой долг возвращён. Один взгляд – смертельнее яда. Но я ещё не знал, что дороги наши ведут в одну и ту же сторону.

Интермедия Шестая

Что поддерживает в бессмертном его искру жизни? Лишь бесконечные долги и чувство вины, которые он оставляет за собой. Любовь не даёт ему упасть вниз – в самое сердце ада. Чтобы это пламя не угасло – ему постоянно требуется подпитка.

Мой бессмертный брат и я – почти одинаково стары. В конечном счёте, какая разница: три иди десять тысяч лет? Прожив хоть десятую часть этого срока – контуры времени стираются окончательно. И каждая новая секунда пропитывает каждый атом наших тел невыразимой болью. Невыносимо это терпеть, но у нас не остаётся выбора. Нет существ более жалких, чем мы. И стоит только подстроиться под тон этой боли – она сразу берёт новый лад и терзает нас с новой силой. Каждый раз всё начинает сначала.

– Я бы мог украсить эту историю самыми интересными подробностями – чудесами навсегда ушедших времён, которые тебе даже и не снились, – сказал я Машеньке, – но, к сожалению, у меня на это не хватит сил. Я должен как можно скорее поставить в ней точку.

– Разве ты ещё не закончил?! Как по мне, всё то, что ты рассказал – хорошее окончание. Если ты ждёшь от меня этих слов – то я скажу их: ты исповедался. Я прощаю тебе все твои грехи. Я не держу больше зла на тебя – и никто не держит. Ты сделал всё, что было в твоих силах, чтобы стать хорошим человеком. Отдохни. Ну же, иди ко мне.

И моя голова упала к ней на колени. Они были мягкими и тёплыми.

Мы возвращаемся домой. В края, где сказочный остров стоит на реке, а окружает его мир совсем не волшебный, как может показаться на первый взгляд – скучный серый город, над которым день и ночь висят тучи заводского дыма. Мы могли бы найти место для жизни намного лучше этого. И всё же, я везу её в город, в котором она родилась, и где я готовился сказать свои последние слова.

– Хорошо, что мы скоро снова будем дома, – сказала она.

– Да, я тоже очень рад. Особенно, что мы возвращаемся только вдвоём, без этого сумасшедшего.

– Я думала, что к собратьям по несчастью относятся более дружелюбно.

– Он вечно перебивает меня – не даёт сказать всё самому. И эта его «дорогуша»… Это ведь моя история, а не его.