Она была бледна, нема и выглядела так, словно, не смотря на движение, продолжала пребывать в самом наиглубоком сне, доступном только малому дитя.
Слегка раскачиваясь из стороны в сторону маленькая Арина, медленно вышла на кухню и подошла к черному провалу большого окна, ведущего в узкий двор, расположенный между Братских многоэтажек.
Огромный, чёрный, молчаливый ворон, практически сливаясь с темнотой ночи, сидя на подоконнике за стеклом, лукаво блестел бусинами глаз, разглядывая девочку наклонами большой головы, поворачивая к ребенку то одну, то другую сторону.
Маленькая ладошка ребенка прижалась к холодному стеклу и соскользнула вниз, оставляя горячий след из мелких, размазаных капелек пота. Арина, не раскрывая глаз, улыбалась, продолжая слегка раскачиваться из стороны в сторону.
– Уже скоро! – тихо шепнул ласковый, женский голос, льющийся из ниоткуда, – уже скоро! – повторил она, звуча словно бы со всех сторон, – иди, спи, маленькая Арина. Сила твоего отца и унаследованная тобою от него сила вернется в лоно, откуда вышла в мир. Спи маленькая Арина. Спи.
– Зачем ты прилетел? Тебя не было так давно – одними губами, беззвучно зашептала девочка, но была услышана странной птицей даже сквозь стекло.
– Дарить вещие сны, – уже мужским, тоскливым голосом ответил ворон, – твой отец забыл… Забыл что болото не отпускает свои жертвы. Ему пора начать путь домой. Он сам придёт за тобой. Сам… А пока спи, маленькая Арина. Тебя ждет иная жизнь. Вечная жизнь…
Договорив, Ворон бесшумно расправил крылья, взмывая в вышину. Вскоре и улыбающееся дитя проследовало восвояси, незамеченное собственными родителями.
Благодаря травме головы, Денис часто осознавал себя во сне. Вот и сегодня, оставив последние силы при выполнении супружеского долга, быстро и подконтрольно заснув (Копылов любил наблюдать за собственным сознанием, в момент засыпания), он обнаружил себя в дремучем, мертвом лесу, бесцельно идущим в неизвестном направлении по узкой, заросшей дороге.
Пространство осознанного сна всегда поражало Копылова своей кричащей ирреальностью. Размытые, перетекающие из образа в образ изображения объектов и людей. Расплывчатые, слегка искаженные звуки, будто бы доносящиеся из-под полога текущей воды. Странные, вездесущие сполохи света в воздухе и прочие артефакты изображения, проявляющиеся в виде серых и черных полос, мерцали и носились повсюду как при просмотре чёрно-белого кино на видавшей виды, старой кинопленке.
Стоило чуть дольше задержать взгляд в чащу, как все пространство в ней, начинало подергиваться тяжелым, серым туманом, истирающим объекты сна. Чтобы подольше оставаться в зоне осознанности, Копылову часто приходилось переводить взгляд на собственные руки. Этот прием он выучил, изучая информацию о тканях осознанного сна, и часто применял на практике.
Осенний, туманный лес был наполнен далекими выкриками людей и карканьем встревоженных ворон.
Как и бывает во снах, он просто оказался на дороге, не осознавая, как сюда попал и зачем пришел, а поэтому расслабился и, не позволяя подсознанию выбить себя в полное, неконтролируемое забвение, всецело отдал себя процессу наблюдения.
Он любил подобные проявления подсознания и свято верил, что каждый такой сон может раскрыть некие тайны собственного «я», что позволило бы Копылову лучше ориентироваться во внутреннем, спутанном мире собственной души.
Посмотреть было на что. Сегодня мозг особенно расстарался, вырисовывая прекрасную, сюрреалистическую картинку из иного времени.
Вечерний свет закатного, холодного солнца удлинял тени голых деревьев, пораженных неизвестной проказой. Деревья были полностью обнажены от листвы, иссушены, искривлены демоническим влиянием места.
Видимо, когда-то давным-давно в этих местах бушевало пламя, после которого природа не смогла окончательно восстановиться, оставив гладкие, почерневшие стволы великим памятником прошедшей стихии.
Место казалось до боли знакомым. Чувствовалось, что Денис уже был здесь. Однако, из-за разницы временного потока, окончательного узнавания не наступало. Отчаявшись локализовать свое местонахождение, Копылов просто расслабился, отдавшись потоку сновидения, которое постепенно стабилизировалось, не «вымыв» осознанность сновидца.
Колючий шиповник заполонил все обозримые пространства между искореженными стволами, ибо корни мертвых деревьев более не отнимали живительную влагу у кустов и сорной травы, во множестве произраставшей по обочинам дороги.
Шиповник богато ощерился прутьями и колючками между сосен и берез, образуя своеобразный, слегка извилистый коридор дороги, свернуть в сторону, от которого не было никакого желания благодаря густому сплетению игольчатых веток.
Сама дорога показалась Денису заброшенной, давно не хоженой, покинутой – блёклая и вялая трава густо покрывала поверхность просеки и лишь еле видимые, небольшие углубления древней колеи, показали Копылову истинное предназначение старой просеки.
В воздухе на интуитивном уровне чувствовалось легкое напряжение. Спустя несколько минут бесцельной ходьбы, несколько раз изменив направление движения вместе с петляющей дорогой, Денис обнаружил его источник. Из-за очередного поворота показался небольшой отряд в семь измученных белогвардейцев, облаченных в измятую, грязную, потасканную форсу.
Отряд быстро шёл вперед и по взопревшей, побелевшей от пота, ткани бледно-зелёных гимнастерок и натужному, прерывистому дыханию бойцов, Копылов понял, что представители данного подразделения давно находятся на пределе физических возможностей человека
Хорошо знающий историю, начитанный Копылов легко идентифицировал принадлежность бойцов и ни за что бы в жизни ни с чем не спутал красные, казачьи фуражки и погоны, характерные нашивки на рукавах и синие, широкие шаровары, заправленные в грязные, кирзовые сапоги, с формой любого другого времени.
Судя по местности и исторической принадлежности незнакомых людей, на момент сна Россию терзала и рвала на части страшная, Гражданская война, а перед взором Дениса терпел бедствие небольшой отряд белогвардейцев.
Обеспокоенные люди, беспрестанно оглядываясь, стараясь неслышно ступать по предательски чавкающей почве, явно пытаясь уйти от погони, шумевшей неподалеку. Время от времени тишину леса пронзал раскатистый выстрел и гортанный крик невидимых преследователей.
Судя по пальбе, семь бойцов русской армии были не единственными белогвардейцами, кто пытался скрыться от классового гнева вездесущих, красных воинов октября.
Получалось плохо – продвижению отряда мешал тяжелораненный боец, которого приходилось нести на самодельных носилках, наскоро собранных из неотесанных лесин и привязанного к ним плаща.
Не зная бойцов окруженного отряда, оставаясь для них лишь невидимой тенью будущего, Денис чуть ли не кожей почувствовал обреченное состояние уставших гвардейцев.
– Павел Сергеевич! Не уйдем мы. Надо бой принять! – обладатель черных, густых усов и бакенбардов, усталый и грузный мужчина опустился на почву, вытряхивая из прохудившегося сапога вездесущую жижу распутицы, – в болото мы идем ко всем чертям
– Р-разговорчики отставить! – стройный, худосочный Павел, к которому обращался усач, оказался моложавым, утонченным мужчиной лет тридцати от роду, с горящими гневом, ясными голубыми глазами. Он на корню пресек предложение своего подчиненного, чем показал свой непоколебимый авторитет, который не пошатнула даже столь бедственная ситуация.
Хоть его мундир внешне не выделялся среди других бойцов, чувствовалось, что этот благородный, смелый человек явно был главным в гибнущем подразделении.
Браво, на свой лад, растягивая букву «р» в своей речи начальник отряда, импульсивно размахивая обнаженным наганом, стараясь облагоразумить отчаивающихся бойцов:
– Нельзя нам в бой бр-ратцы! Нельзя! Знамя самого Колчака вынести надобно. Адмир – рал лично просил, чтобы ни случилось сохр-ранить честь последнего офицерства! Местный отшельник сказал, что через Чертово болото есть проход. Этот тр-ракт пр-роложен здесь еще со вр-ремен Екатер-рины! Нужно только идол древний найти, а там…
– А там что? – не унимался усатый боец, к тому времени поднявшийся на ноги, – в Китай прикажете идти, господин офицер?
– А хоть бы и в Китай Володя! Этот бой мы проигр-рали, но не пр-роиграли войну! Мы вер-рнемся!
К всеобщему удивлению, перебивая нарастающий конфликт, тяжелораненный белогвардеец застонал. Открыв подернутые белой поволокой глаза, с надрывом поднявшись на ткани носилок, находящийся при смерти мужчина оглядел пространство вокруг себя и удручающе покачал головой:
– Тошно мне от этих мест Павел Сергеевич, – зашептал он и в уголках рта запузырилась, потекла перемешанная со слюнями кровь, – ой тошно! Чудиться мне поганое. Будто бы тени… тени глядят из кустов… Только тени не простые… Людские… жуткие… Вон одна из них.
Грязный, худой палец ткнул точно в сторону замершего Дениса.
– Не несите чушь Петя! Вы ранены. В таком состоянии и Ар-рхангел Гавр-риил может, привидится!
Действительно, после этих слов невидимый для остальных Денис более внимательно пригляделся к густым, заросшим обочинам дороги, с накатывающим страхом подметив странное шевеление в глубине шиповника.
Создавалось впечатление, будто бы закатные тени, искажаясь и шевелясь, жили собственной жизнью, иногда формировались в мимолетное подобие тел людей и животных, приближаясь все ближе к отступающим бойцам.
Одна тень, окончательно сформировавшись в чёткую, устойчивую фигуру из темноты, легко выпорхнув на дорогу, на мгновения обратилась в образ обычной, русской женщины средних лет, чье некогда красивое лицо исказила отвратительная маска безумия и выпученные в истерике глаза.
Беззвучно перепорхнув через раненного бойца, тень на лету, практически коснувшись лицом раскрытой груди белогвардейца, всасывающим движением губ вытянула из бедолаги тонкую, разноцветную нить внутренних энергий и опустилась с другой стороны, любуясь результатами проделанной работы.
Рукав зеленого, грязного сарафана коснулся измученного тела Петра, что заставило очнувшегося бойца навзничь рухнуть обратно на ткань носилок.
Раненный воин тяжело застонал, впадая в беспамятство. Видимо подобные нападения происходили не раз и очень неблаготворно сказывались на состоянии человека, находящегося при смерти.
– Павел Сергеевич. Оставлять его надо. Не жилец он, – безымянный, кучерявый, белокурый белогвардеец, окончательно измучившись переноской раненного товарища, опустив неудобные рукоятки носилок, взмолился перед офицером о послаблении.
– Не стыдно, Ваня? Он тебе жизнь спасал неоднокр-ратно!
– Стыдно, стыдно Павел Сергеевич. Но тут либо я, либо он…
Между тем вновь перепорхнув отряд, невидимая женщина коснулась дороги и ее нижняя часть, размытая наподобие легкого, черного облака, сформировалась в тонкий смерч, уходящий в глубину мшистой земли.