– Ваньк, помнишь ты меня выручил, дал покурить в поле-то? На я тебе долг возвращаю! – и он, место табака, на протянутую Ванькину ладонь мазнул жидким телячьим пометом, заранее приготовленным им для этой цели.
–У-у-у! Варвар, – отряхивая ладонь, пробурчал Ванька. О морально-нравственном состоянии характера и духа Паньки, можно судить по тому факту, о котором он сам рассказывал товарищам. Как в летнее время, когда его отец с матерью, в сенях спали под пологом, он с вечера забирался под кровать, где они спали, задыхаясь от едкой пыли и запахом мышачины, еле сдерживая себя, чтоб не расчихаться, а зажав себе рот притаившись, терпеливо выслушал их потайные супружеские разговоры, выведывая, не говорят ли они чего порочащего, про него, про Паньку. Входя в юношеские года и крепнув силой Панька стал дерзок и задирист. Как-то, во время игры в карты на деньги, в очко, дошла очередь до Паньки банковать. С видом деловитости он раздав всем игрокам в кругу по карте и положив карту себе, «взрезал» карту на колоде. Обыграв весь круг и набирая очки «себе», стал с изобретательной осторожностью ощупывая каждую нижнюю карту. Но его нахальная хитрость была разоблачена Федькой Лабиным. Купленные в лавке, новые карты, Панька предусмотрительно наколол, с надеждой на явный обман в игре и легкий выигрыш. Пошли споры и перебранка, превратившаяся в потасовку, которая переросла в драку. Санька Шевирушка игравший тут же, в шутку заметил по поводу драки: «Вот, открылась французская борьба без намордника!»
Как-то однажды Осип Батманов, рыл у себя в огороде яму под ветлой и обнаружил там, спрятанный кем-то в корнях дерева наган. Находку Осип продал Паньке за червонец. Приобретши такую игрушку Панька не выдержал, чтобы не похвалиться ею перед товарищами.
– А зачем он тебе понадобился? – спросил Паньку, Санька Федотов.
– Как это зачем: украшение кармана, да и так… С ним ходить гулять не боязно, – невозмутимо отговорился Панька. Панька, почистив наган шкуркой до блеска, пробовал его, пристреливал, прицеливаясь в кур и убивал их, фигуристо насвистывая от радости. Прятал Панька свою забаву, в огороде на вершине березы в дупле. Озираясь по сторонам, с боязнью, кабы кто не подглядел, он залезал на березу и там прятал его, чтоб всегда иметь доступ к нему.
– Эт куда тебя нечистая-то сила занесла! Куда тебя врага занесло! Ишь куда вздеберяшился, – грозно заворчал на него отец, выходя из задних ворот со двора в огород и заметя, почти на самой макушке березы Паньку. – Упадешь, хрип сломишь! Слезай! Тебе говорят! Слезь варвар! – ругался отец. – Что ты там лазишь, как супостат! Сучки ломаешь!
А Панька неторопливо слезая с березы оправдывался перед отцом:
– Это я тять, лазил глядел где стадо в поле пасется. Убеждался – корова наша в табуне ли! – с изысканной хитростью и уловками умилостивлял отца Панька. Панька отличался и дерзостию языка в обращении с людьми. Как-то, спросил его незнакомый парень из Шегалева:
– Ты парень чей?
– Из дыры казначей! – бойко выпалил Панька.
– А я знаю откуда бабы родят, – как-бы между прочим сказал парень.
– И я знаю.
– От куда?
– Из уха!
Новый дом Крестьяниновых. Заботы Анны
Стройка нового дома у Крестьяниновых шла полным ходом. Старый дом сломан, на его месте возводился новый, более обширный. Звеня, топорами, плотники тесали бревна, готовили матицу, строгали отлаженные протес и тёс.
– Бог – помощь! – поприветствовал плотников, проходящий мимо по улице мужик.
– Бог спасет! – отозвался старшой артели Иван Потемкин.
– Чего строите?
– Чай, сам видишь – дом!
– Ты Василий Тимофеевич тут чем занимаешься? – спросил мужик хлопотавшего тут же, но несколько в стороне Муратова.
– Да вот хотел брёвнышко затаранить на подложки, а одному-то не сподручно и тяжело. Бревно-то сопротивляется! Ты случайно не поможешь мне!
– Давай, помогу! – согласился мужик.
– Ты берись за комель, а я ухвачусь за вершинку! И дело с концом!
– Раз, два, взяли!
– Гляди-ка, у двоих-то совсем дело лучше пошло, а то я один-то пыхтел, карячился, надрывался; чуть пупок не надорвал, а дело-то отбивалось! – с облегчением вздохнул Муратов. Собрав стопу сруба, плотники, по наклонным покатам, на верх затаскивали последние охлупные брёвна.
– Ну! Хозяин, готовь четверть самогонки! Сейчас матицу затаскивать будем! – улыбаясь предупредил Иван Федора.
– За самогонкой дело не встанет! – с довольством отозвался Федор. Плотники, вцепившись всей артелью, в толстенную матицу, старательно, стали вздвигать ее по покатам на верх стопы сруба. По оплошности, и недогляду старшого, (у комля было меньше мужиков чем у вершинки) матица съелызнула: стерпимо ушибла Алёшу, помогающего плотникам в подъеме балки.
– Ну ни к добру! – высказала вслух замечание, бабушка Дуня наблюдающая со стороны за подъемом матицы.
– А какая стройка обходится чисто-гладко? Кого-нибудь, да пришибет. – сдержанно улыбаясь, отозвался старшой артели Иван Потёмкин.
– Нет, без дубинушки видимо не обойтись! – проговорил Пётр. Запели дубинушку и дело пошло как по маслу.
– Ну хозяин, готовь размойку, тащи вино: матицу вволокли! Лежит на месте! Дом почти готов!
– Готов, а жить пока в нем нельзя! – не без довольства отозвался Федор. – Ну так что, за вином дело не встанет! Вот и самогонка готова! Хозяйка! Давай закуску! – крикнул, раздобрившийся Федор, тащи из мазанки, за горлышко, четвертную бутыль.
– А ты Федяшк, не больно, расщедривайся, выказал всю малину! – упрекнула Федора мать, бабушка Дуня, видя, как он ставит на стол четверть и тарелку с огурцами и хлебом на закуску.
Анна, хозяйка новостроящегося дома, не стерпела, чтоб не похвалиться стройкой соседям. Придя к Савельевым, которые всей семьей сидели за столом и обедали.
– А мы кое-как пообедали и снова за дело взялись! – жеманно подкатив глаза под лоб, сообщила Анна. – С этой стройкой, делов у нас разродилось конца – краю не видно. Всей семьей высуня язык работаем, никуда не отлучаемся, круг дому находиться приходиться. Всю силушку уложили в новый дом. Даже голова кругом идет. Замаялись! Все жилы из нас вымотал, всю стройку на своих плечах вынесли! – ужимисто начитывала Анна соседям о трудностях стройки. А между прочим, она как хозяйка стройки принимала участие в ней только разве, тем, что своевременно подбирала щепки за плотниками, да в досужих разговорах, информировала посторонних баб о ходе стройки.
– Новый-то дом нам в копеечку обошелся! Все денежные запасы иссякли, пополнить неоткуда. Средствов нету – дыру заткнуть нету! Мы уж, дже, железо с дворной крыши продать хотим. После завтра жестянщики раскрывать придут.
– А вы как без дворной-то крыши будете? – спросил Анну Любовь Михайловна.
– Придется соломой покрыть: – ответила та. – Все-бы ничего, да Федор, поднимая бревно спольскознулся, упал – хвостец зашиб, – с тревогой объявила Анна.
– Это он еще дёшево отделался! Могло бы бревном-то и придавить, – сочувственно заметил Василий.
– Како дешево! Лежит! Жар во в сем теле. Я боюсь, как бы антонов огонь не приключился, – с тревогой на душе заметила Анна.
– А ты разве не знаешь, чем антонов-то огонь лечут? – вступила в разговор бабушка Евлинья.
– А чем? – встрепенулась Анна
– Чертовым пальцем! Вот чем! – бойко ответила бабушка.
– И правда! – повеселевшая Анна.
Возка навоза. Дождь и ураган
Отполыхали весенний зори, отпели в урёмах соловьи, откуковали кукушки. Наступило лето… Под знойным солнцем, в бездождии томилась земля. Поля покрывшиеся зазеленелыми всходами нуждалась во влаге, земля просила пить. Мужики начинали горевать.
– Эх-бы дождичка сейчас, в поле всходы дружные, а влаги в земле маловато! – с тревогой в голосе высказался Иван Федотов Шабру Василию Савельевичу, затягивая телегу во двор.
– Дабы, надо дождя-то! Наше село как- будто в яме какой. Кругом дожди залили, а у нас никак не соберется! – отозвался Василий Ефимович. – Эх, бают, на Ваду вчера и силен был! А у нас не соберется.
– Смелости не наберется, роду ему нет, – полушутливо заметил Иван. – Вроде и небо-то, иногда, захмурится, а дождя нет и нет!