История села Мотовилово. Тетрадь 11. 1927–1928 гг.

– Ну, в чём дело-то? – предчувствуя что-то недоброе, спросил Емельян.

– Слушай-ка, твоя девка, кажись Наташка её зовут-то, с Федькой Лабиным валандается, – это я уж точно знаю. Восей, я на них нечаянно напоролся в кустах Соснового болота. Я поздно вечером корову искал, она из табуна вовремя не пришла, так я её искамши кругом села прошёлся и случайно на них напоролся. Мне подумалось корова в кустах шебуршится, а хвать это Федька с Наташкой возятся; хоть и в сумерках ив сумерках, а я их сразу узнал обоих. Так что хотя моё дело, конечно, сторона, а всё же думаю, надо, мол кума оповестить! По моему, тогда, между ними произошло короткое замыкание, потому, что я их застал в таком неприглядном виде, что поспешил от них удалится! – с нежелательными, для Емельяна, подробностями, дополнил своё оповещение Кузьма.

– А они-то тебя заметили? – только это и мог высказать от себя Емельян.

– По моему, нет! Дело то было под самую ночь, да ещё в кустах, так что я думаю они меня не заметили.

Поднялась тогда с примятого места Наташка, робко проговорила: – Я с тобой всю юбку измарала,

– Подумаешь одно пятнышко.

Вернулась оттуда Наташка домой, по-мужски обработанной и стала бабой, а Федька возвращаясь тогда с болота с довольством посвистывал. Не стерпела тогда Наташка и поведала своей матери, что у неё с Федькой завязалось знакомство и что он пообещал взять её замуж. Авдотья же не стерпев поведала об этом бабам-шабрёнкам, а от них слушок дошёл и до Федькина уха. Не понравилось это Федьке. Своенравный и гордый Федька в грубой форме выговорил об этом Наташке, когда они снова встретились вечерком в укромном месте:

– Если бы я знал, что такая болтушка, ни в жизнь бы не сказал тебе о своей женитьбе. Зачем ты об этом разболтала своей матери! – раздражённо укоряя наступал Федька.

– Как зачем!? Ты же сам мне сказал, что мы скоро с тобой поженимся. Надо приготовится к свадьбе! Вот я и сказала маме-то. Чай не беда!?

– Ну так вот: так и знай! Жениться я на тебе не собираюсь, потому, что жалко мне твоего лба!

– А что? – наивно, но настороженно, спросила его Наташка.

– А то, что с радости, ты бы прыгнула до потолка и об него голову бы разбила, потолочину бы выбила! – с ехидным издевательством, смеялся он прямо в лицо Наташке. Он смеётся, а её злость одолевает, а душу сверлит мысль об отмщении. От неожиданности, растерянности у неё задвоило в глазах, она часто-часто заморгала чтоб сдержать слёзы и чтобы убедится в реальности видимого и слышанного, стараясь чтоб не расплакаться. Сначала, от обиды, лицо её побледнело, потом от стыда, лицо её заполыхало жаром и из глаз, разнизанными бусинками покатились слёзы, скользя по кофточке падая на пыльную землю.

– Ну, что ж, насильно мил не будешь! – едва слышно выдавила она слова из себя, – Любит тот кто безумно ревнует! – добавила она слышанное от кого-то изреченье о любви. Знала Наташка, что может их любовь с Федькой, оказаться кратковременной, что избалованный Федька может зафорсить и в любой момент отказаться от неё. Знала она, что он только ради своей забавы вздумал спознаться с ней. Да и мать её, хотя обрадованно восприняла весть о знакомстве Федьки с её Наташенькой, но в душе сомневалась о прочности их дружбы и не надеялась на то, что Федька женится на Наташке. Мать улучив подходящий момент для задушевного разговора с дочерью, спросила Наташку:

– Наташенька, я слыхала, будто ты с Федькой водишься! Отстань от него милая. По-моему он походит с тобой, поматросит, а потом тебя и бросит! А ты, милая, заведи-ка другого, поскромнее, да понадёжнее, – умилённо напевала в уши Наташке мать.

– Пусть будет, мам, по твоему, у меня уже есть на примете подходящий женишок-то! – делилась своим секретом с матерью Наташка.

– Кто такой?

– Сашка Савельев!

– Ну вот и гоже, валяй с ним! Я тебя на это благословляю, он хороший!

Попервоначалу, Наташка. Охотно и послушно шла на Федькин зов, а когда поняла, что он грубо изменил ей, она в душе раскаялась а том, что так близко связалась с ним, что так близко допустила его до себя, заранее знав, что он только поиграет ей, себе на удовольствие, а потом бросит. В очередное свидание с Федькой, Наташка решила выговорить ему всё наболевшее на душе, не боясь полного разрыва с ним, имея в запасе для себя Саньку. И чтоб чем-то отметить и отомстить ему за позор, она больно укусила ему губу, когда он полез к ней целоваться. От боли Федька вскрикнул и грубо обругав её, зажал окровавленную губу ладонью.

– Изменник! Вот ты кто! – яростно, но ревниво выкрикнула она, упорно глядя ему в глаза.

– Какой я изменник? – оправдываясь, не разжимая ладони произнёс Федька.

– Обманул, напакостил! А теперь и в сторону! Да и снова лезешь целоваться. Это не любовь, а одно коварство! – бросала обличительные слова она ему.

– Ты нашу прежнюю любовь вывернул наизнанку и я с тобой вся измучалась, терпения нету!

– Ну ладно! Давай помиримся, я признаюсь, что виноватый. – желая примериться, сдержано проговорил Федька и привлекая её к себе, целуя, повалил на прижухлую траву. Трепеща от возбуждения всем телом, воспользовавшись уединением, он намеривался сделать своё дело, но она на этот раз воспротивилась:

– Всё равно изнасиловать себя на позволю, – злобно дыша ему в лицо проговорила она и изловчившись, ловко выскользнула из-под него, вскочила на ноги. Сконфуженный таким оборотом дела, Федька встал поодаль. В растерянности, он стоял на одном месте, широко расставив ноги. Нервно дрожащие пальцы судорожно скользили по пуговицам его штанов, словно по ладам гармони. Впервые, он признал за собой неудачу.

– Ну что ж, выходит, мы с тобой понапрасну дружим, теперь в разные стороны и квиты! Гляди, дело твоё! Приневоливать я тебя не стану! А может ещё придётся встретиться?

– Честь имею кланяться! Свет клином не сошёлся, найду другую! Подумаешь какая персона. Я и не таких видывал! Обойдусь и без тебя! – бросал Федька колкие щемящие душу слова.

– До свиданица! – насмешливо резанул напоследок Федька. Наташка едва выдержав колкость этого прощального слова, остепенившись горделиво вымолвила:

– Ну и мне нет нужды за тобой гнаться- то! Не хочешь, не надо! Я тоже без тебя не пропаду. А на память на вот мою карточку! Хочешь носи, хочешь изорви – растерзай мою любовь к тебе!

Он взял карточку, сунул её в карман и пошёл прочь. А по селу бабы судачили про близкую связь Федьки с Наташкой в открытую. Как не стараются влюблённые скрыть свои потаённые дела от бабьих пытливых глаз, как ни стараются ходить на свои свидания скрытно, своими потаёнными тропами, всё равно бабий глаз уследит и усмотрит и бабий непоседливый язык разнесёт по всему селу сенсационную новость. Даже Николай Ершов, любитель разговора на любовную тему и тот в кругу мужиков заводил разговор о связи Федьки с Наташкой. Дымя махоркой, пыхая изо рта дымовыми колечками, Николай не торопливо говорил:

– Я доконно знаю, что они меж собой очень в близких отношениях! Так, что в некоторые моменты между ними нитку не протащить, образно вёл разговор Николай.

– А мне кажется, Федька около неё только понапрасну баклуши бьёт! Всё же она девка знатная и с головой, – возразил Николай Смирнов.

– Что ты! Я готов об заклад биться! – отстаивал свои слова Ершов, – по всей видимости она уже не девка, и по-моему, уже не раз была в деле. Парни-то нынче вони какие! Они живо любую девку обработают и переведут из девичьего гурта в бабий разряд. Федьке в лапы попадёшься – скоро не вырвешься! Он в целом месте дыру просверлит! К нему попадёшь девкой, а от него пойдёшь бабой, – многозначительно и образно глаголил, среди мужиков, Ершов.

Дошёл слушок и до Наташкиной матери. Чтоб смягчить своё расстройство и не оскорбить доченьку, она как-то спросила Наташку:

– У тебя, Наташеньк, есть ли заветный жених-то?

– Да, ты, мама, у меня всё дело испортила! И что тебе надо было о свадьбе с бабами говорить. Федька из-за этого на меня рассердился и сказал, больше не будет со мной гулять. А он мне в душу мою вторгся, что и забыть не могу! – поведала Наташка своей матери о любовных чувствах к Федьке.

– А раз он твою любовь к нему превращает в насмешку, ты шелыгни его от себя-то! А то он как бы не с озорства чего над тобой сделал, и ты как бы случайно, нам с отцом в дом, подарка в подоле не принесла! – жеманно улыбаясь, с умилением и озабоченностью высказалась мать. После таких слов матери, Наташка вспыхнула как мак, выпорхнула из избы в огород, сорвала подсолнечник и принялась грызть семечки. Мать сокрушённо посмотрела ей взапятки, подумала про себя: «Да девка совсем выгулялась, выровнялась телом, ягодицы кругленькие, как пышные калабашки, груди тугие, сосочки как пуговки требовательно торчат из-под кофты. Пора Наташеньке и женишка надёжного подыскивать».

А Федьку, хоть он и порвал свои близкие отношения с Наташкой, ревность не покидала.

– Послушай-ка Саньк, кажись ты с моей Наташкой валандаешься? – как-то однажды спросил Федька Саньку.

– С какой с твоей? Была твоя теперь стала моей! – коротко и бойко отрезал Санька.

– Я слышал, ты с ней в близких отношениях? – настойчиво допрашивал Федька.

– Нет, я с ней на значительном расстоянии. Она мне даже поцеловать-то не даёт, ни только ещё что! И вообще-то мы с ней познакомились случайно и ведём с ней отношения совсем порознь, – стараясь умалить свои отношения с Наташкой, отговаривался Санька от напористого Федьки.

– Вы с ней днём-то порознь, а вечером вместе, – недружелюбно улыбаясь заметил Федька, – по-моему, зря ты в неё влюбился, потом испокаешься, поверь моему слову. Хотя, как хочешь, только я тебе не рекомендую долго с ней валандаться. По-моему, так обработал и в сторону, отзвонил и с колокольни долой! – высказал свою логику Федька. – Вообще-то она девка не плохая, грудастая и зад у неё хорош, и перед не плох; я уже пробовал! Мы с ней жили как муж и жена. В общем, есть во что, было бы чем, – развязано хохоча, охарактеризовал Федька девичьи достоинства Наташки. А у самого на сердце тяжёлым камнем залегла яростная ревность к Саньке.

Наташка же, перейдя из рук Федьки, в руки Саньки, успокоенная таким легким переходом полюбила Саньку не меньше чем Федьку, стала искусно и изыскано одеваться, с тем расчётом, чтобы ещё сильнее понравиться Саньке. И мать её, всячески потворствуя ей, старалась приобрести для неё всё то, что она запросит. Недаром, бабы завистливо переговариваясь на озере, на мостках, куда они ходят или за водой, или выполоскать бельё, тараторили между собой: – У неё, бают, добра целых два сундука насряжено! – Да, что и говорить, невеста с большим приданом! Стоит дела! – подхватывала другая.

– А ты, Наташеньк, скинь эту юбку. Она вся выгоревшая и она к тебе ни к лицу. Надень новенькое платье и пройдись по селу то! – блаженно улыбаясь мать просила Наташку.

И Наташка вырядившись в новое платье; нафуфыриная во всё приличное, демонстративно в перевалку, павой плыла по улице, нарочито шурша шёлковым платьем. Когда в ходу равнялась с двухэтажным домом, где проживал Санька, как бы ненароком, издали, взмахивала носовым платочком; авось Санька увидит. Она всячески старалась попасться ему на глаза, желая, чтобы он увидел её в таких нарядах. И Санька частенько, в тайне и в явь, наблюдал за ней, проходящей мимо дома. Порывистый ветерок, игриво задирал подол платья, обнажая Наташкины ноги выше колен. На мгновения виднелись голые, розовые ноги, дразня своей привлекательностью Саньку. Он с азартом и интересом издали рассматривал узорчатый рисунок её подколенных складок, глотал неуёмную, непрошенную слюну. Её русые, слегка черноватые длинные волосы, собраны в аккуратный валик, подшпилены, а короткие, не вошедшие в валик, на висках и на шее, игриво шевелились от ветерка. Сзади, по её спине, трепыхалась, метаясь из стороны в сторону, толстая, похожая на пастушечий кнут, коса с алой лентой на конце, которая задорно развевалась на ветру. Местами виднелась ничем не прикрытая, нахолённая нежностью белизна её полного тела.

– А мне тятенька, восейка, в городе на барахолке хромовые полсапожки купил! Хоть и заглядно, а как раз по моей ноге. В аккурат подошли на мою ногу. Я их уже примеряла! Эх девыньки, и гожи, со скрипом! Я в них в воскресенье к обедне пойду, обновлять буду, – Хвалилась Наташка перед подругами.

– А мне мама одеяло байковое справила; тоже в городе, только не на барахолке она его купила а на толчке, – похвалилась Дунька.

– Ну ты ужо вечером придёшь на гулянье то? – спросил Санька Наташку, дождавшись её около своей мазанки.

– Ага, приду! А как же! – задорно засмеялась она, словно горох рассыпала. В предчувствии счастливой уединённой встречи, она радостно засияла лицом, разомлела телом. Она блаженно улыбнулась с потужью, всем телом потянулась, выпятив в перёд пышную грудь, умилённо сложив губы, ласковыми глазами посмотрела не него; сердцем и телом звала его к себе. Едва выдержав такой зовущий к себе Наташкин взгляд, Санька взволновано сказал: – Ужо, на старом месте! А завтра в лес за орехами! Говорят поспели.