История села Мотовилово. Тетрадь 11. 1927–1928 гг.

– А ты помаленьку давай ему в рот-то, видишь он глотать-то не успевает, давится.

– Мы его прям-таки запичкали сластями, он, видимо, через это золотуху схватил!

– И не чрез это ли он такой рыжий стал? – вступила в разговор Анна, свекровь Татьяны.

– Он или у вас хворает? – спросила Марья.

– Ну да, ночесь всю ночь прохныкал. Я его всю ночь прокачала в зыбке, а мой Алексей спал, как убитый, забился мне подмышку и проспал как убитый! Да, видимо, сладок бабий пот, молодой, кормящей грудью женщины.

Сам Алёша не скрывая супружеских тайн, бахвалялся перед мужиками: – Вчерась, нам с Татьяной, всю ночь не давал спокою приболевший Яшка. Я слушал, слушал его хныканье, забился головой Татьяне в подмышку, уткнулся носом в пухлую её грудь, пригрелся и вскоре заснул как полумёртвый.

После кормления кашей, Татьяна принялась Яшку кормить грудью, он до того насосался, что срыгнул и горько взревел.

– Да он, у меня какой-то чересчур беспокойный. День-деньской не уснёт, не успокоится!

– Да ему, наверное, уже пора ходить! Ну-ка вставай на ножки! Дыбы! Дыбы! Шагай, шагай смелее ко мне! – принялась обучать первым шажкам Яшку его бабушка Анна. Яшке, видимо, понравилось это занятие и он научился делать первые шаги.

– Ай да Яшка! Больной, я ходить сразу научился, – похвалила его Любовь Михайловна.

– Да ему, уж третий годик попёр, пора и ходить выучиться, – отозвалась яшкина мать Татьяна.

– Вылупившегося цыплёнка обратно в яйцо не затолкаешь. Вот на Яшка частенько прибавляет, растёт как пузырь, вот уж и ходить научился! – с похвалой высказалась Анна. – Только бы кто не сглазил, а то дурной глаз, он всего коварнее! – с чувством опасения добавила она.

– А мне, кажись, кумоха-лихорадка, болезнь ещё страшнее! Ей захвораешь так она затрясёт до-смерти! – высказалась Дарья Федотова на счёт того какая болезнь пагубнее для человека.

– А вон у Митьки, семья опять прибавилась.

– Или Марья опять родила?

– Ну да, вечор повитуха к ним прошла. Родила, да видно не удачно.

– А что?

– Родильная горячка пристала.

– А ково она родила?

– Мальчишку, опять парня. Уже третьего и все почти погодки.

– И когда только, этот Митька успевает ребятишек стряпать, вроде всё время пьяный?! – с возмущением высказалась Дарья.

– Вот пьяные-то только и знают: пьют, да постоянно к жёнам лезут, – заметила Анна.

– Его, только третьево дни пьяного, едва вволокли в избу. Откуда-то из поездки припёрся пьяный вдрызг и без лошади. Мать его спрашивала где лошадь, а он с пьяных глаз только мычит и бурчит. Так ничего и не поняла. Уж, добрые люди вчера привели лошадь-то совсем с запряжкой.

– Эх, где бы гусей достать на развод, – переведя разговор на другую тему, спросила Любовь Михайловна.

– Тебе, чай, не гусей, а гусиных яиц надо под наседку? – переспросила её Дарья.

– То-то да, яиц гусиных. У кого бы достать с десяток. В прошлом году, я сажала курицу-наседку на пяти гусиных яйцах, а они, видать, жировыми оказались, ни одного гусёнка не вывелось.

– Любанька, это вон ваша свинья-то ходит? – спросила Анна.

– Наша, а что?

– Уж больно разжирела!

– Мы её и кормим-то одними отходами, да болтушкой. Она у нас как копилка, – с похвалой к скотине отозвалась Любовь Михайловна.

– Не, скотинушку, не обманешь. Человека обмануть можно, а свинью нет. Вон она у вас как разжирела, наверное, не только с отходов, а наверное и зерница, вы ей подбрасываете, – с критикой, но и не без зависти, добавила Дарья.

Слушая бабий разговор, но не вникая в его подробности, ребятишки, вернувшись с потребиловки, Ванька и Васька, сначала играли между собой, а потом пробуя силу, принялись бороться; с лужайки перекатились в придорожную грязь и извозились в ней как черти.