Техноангелы

– Эй, чужак! – позвал его девичий голос, и что-то слегка заслонило оконце – Чужак, я знаю, ты здесь, что с тобой?

– А ты… – Маледикт был озадачен – голос казался ему каким-то знакомым.

– Я Нииия – ответил голос, и в оконце показалось лицо девочки, или скорее девушки. Теперь Маледикт вспомнил её – это её присылал главный среди этих пустынных разбойников к нему, чтобы она… Эх, даже думать сейчас об этом не хочется!

– Что с тобой? Почему ты замолчал? – послышался поразительно спокойный голос Нииии.

– Чего ты от меня хочешь? – вздохнув, произнес Маледикт – больше всего ему сейчас хотелось вновь остаться одному, и не думать о том, что ему предстоит, и не думать о том… что он потерял.

– Шарак прислал меня, чтобы я заботилась о тебе в пути. Он верит в то, что ты муж, но не верит твоим словам. Он оказывает тебе честь.

– Какую еще честь?

– Он прислал меня, чтобы ты мог получить необходимое. Я принесу тебе еду и питье, и также все, что может тебе потребоваться.

– Хорошо, принеси мне ключ от моей камеры.

– О, чужак – произнесла Нииия – не стоит воспринимать мои слова буквально, или же мне стоит сказать, что я оценила твою шутку? Пусть, считай, что я её оценила.

– Ну, хоть посмейся – проворчал Маледикт – чтобы я понял, что ты оценила шутку.

– Я высказала свое одобрение – более ничего не нужно.

– Странно тут у вас все. А что твой хозяин считает, может мне понадобиться?

– Об этом вы с ним разговаривали. Мой отец сказал слово, и я подчиняюсь, как следует подчиниться и тебе.

– Погоди… Ты сказала отец?!

– Да. Шарак – мой отец и он оказал тебе честь, прислав меня к тебе.

– И как он мог так поступить?!!!

– Он сделал то, что счел возможным, допустимым и необходимым.

От удивления Маледикт потерял дар речи. Потом его охватило возмущение, но это чувство быстро утихло – ни к чему попусту растравлять себя, лучше сосредоточиться на том, как можно сбежать от этих любезных хозяев, пока они не прибыли в этот Храм, где его принесут в жертву, или сотворят что-то не менее неприятное, почему в этом Маледикт не сомневался.

– А почему – спросил он зачем-то – вы никогда не смеетесь и не улыбаетесь?

– В этом нет необходимости – ответила девушка – за нас говорят наши действия, наши поступки, и мы говорим, то, что хотим сказать. А значит, нам не нужно ничего из этого.

Выслушав ответ, Маледикт замолчал – ему нечего было сказать. Казалось бы, все было логично и… рационально. Но все это дышало бездушием, было каким-то… неживым. Когда все подчинено рациональности…. И нет места чувствам, пусть эти чувства иногда и вредят людям, мешают, но все же чувства, любые благие и не очень, какие испытывает человек – все они делают его человеком, одухотворенным и чувствующим. Взглянув на свою собеседницу, в её кристаллические глаза, на её лавандовую кожу, Маледикт спросил – Скажи, Нииия, а как вы себя называете?

– Мы люди пустынь – ответила она.

Люди… даже эти нечеловечные холодные и бесстрастные создания именуют себя людьми… А он… Готара сказал, что они с Вико      й… Вика!

Подумав о ней вновь, Маледикт застонал, и с яростью саданул кулаком в стену, а потом стал колотить по ней, не переставая даже когда сбил костяшки обеих рук в кровь, пытаясь хотя как то заглушить боль, что пожирала его изнутри, как лесной пожар. Он услышал хруст одной из своих окровавленных рук, но не придал этому значения – какой смысл во всем? Какой смысл жить, если её рядом нет?!!!

Он услышал шум, распахнулась дверь, и в его клеть ворвались двое стражников, которые оттащили его от стены, по которой уже бежали веселые ручейки крови – его крови, что струилась из разбитых и сломанных рук.

– Убейте меня! Ну, убейте, вы, синекожие твари! Да я вас всех порежу! Передавлю как крыс, сволочи! Вы же только это и можете, давайте попробуйте!!!

Маледикт все кричал и кричал, ругался и оскорблял их, надеясь, что броня их равнодушия, наконец, даст трещину и кто-то из них взмахом прозрачного лезвия прервет его муки.

Но этого не произошло – вместо этого, один из стражников позвал кого-то и вбежал один из людей пустыни, который влил ему в рот какую-то горьковатую жидкость из темной бутылочки. Вынужденный проглотить её, Маледикт еще продолжал бороться, но вскоре ощутил, как его тело слабеет, и уже не в силах продолжать борьбу, опускается на дощатый пол. Угасающим сознанием он успел ощутить даже смутную благодарность тому, кто влил в него это зелье, которое, может пусть хоть ненадолго, утишит его боль.

Забытье его было недолгим, как показалось самому Маледикту. Когда он пришел себя, вокруг шумел дремучий лес, и вечернюю тишину лишь иногда прерывал стрекот сверчков. Невдалеке горели окна небольшого домика. «Куда же я попал теперь?» – подумал Маледикт. Впрочем, выбора особого не было. И Маледикт подошел к дверям домика и постучал.

– Входи – отозвался голос изнутри, видимо мужской.

Когда Маледикт вошел, глазам его предстала следующая картина – за деревянным столом сидели парень с девушкой. Черноволосая девушка была необыкновенно красива – в её глазах просто тонул взгляд, и казалось никакая сила не могла бы заставить отвести свой взор от этих глаз. Но тут он вспомнил Вику, и он опустил глаза в пол, вновь терзаемый разлукой.

– Ну, ты чего на пороге то встал, заходи, давай! – сказал ему сидящий за столом беловолосый парень с черными, как сама темнота глазами.

Маледикт прошел внутрь дома, и, спросив разрешения, присел рядом этими двумя.

– Это ты про него рассказывала? – спросил беловолосый у своей подруги.

– Да, это он. Плохо только, что он там теперь.

– А кому плохо-то?

– Ему, и девушке его плохо.

– Вика?! Вы что-то знаете про неё? Где она сейчас? Что с ней? Она в безопасности? – взволнованно спросил Маледикт.

– Ну, видишь – произнесла девушка – я же говорю, что плохо.

– Вижу, а что делать то? Я бы помочь рад, а как я помогу?

– Поможешь еще, уж я постараюсь.

– Да хватит разговаривать попусту, скажите мне, где Вика? – спросил Маледикт угрожающим тоном.

– Да тише ты – прикрикнула на него строго девушка – все с твоей Викой в порядке. Не бойся.

– Я хочу её видеть!

– Увидишь еще…

– Нет, я хочу её видеть сейчас же…

И тут Маледикт ощутил, как мир вокруг него темнеет и его куда-то уносит неудержимым потоком. Потом пришло ощущение тяжести в голове, затем Маледикт открыл глаза и сел на жестком полу. Так, он вновь в своей камере в поскрипывающей повозке. В окно лился мутный свет сумеречного дня в этой странной пустыне, изредка прорезаемый вспышками молний.

– Пришел в себя? – раздался рядом с ним знакомый голос. Маледикт поднял глаза и увидел, что рядом с ним стоял главарь пустынных разбойников – Шарак, так кажеться его звали.

– Хорошо, что ты пришел в себя чужак, я опасался того, что настой может убить тебя.