Письма о франко-прусской войне

Письма о франко-прусской войне
Иван Сергеевич Тургенев

О глубоком интересе Тургенева к событиям 1870 года свидетельствует самый факт появления в печати пяти его корреспонденций о франко-прусской войне. В появлении писем о франко-прусской войне сыграла роль территориальная близость Тургенева к театру военных действий. Живя в пограничном Баден-Бадене, он как бы сделался очевидцем первых недель войны. Однако Тургенев не стал обычным военным корреспондентом; его внимание сосредоточивалось на больших исторических и этических вопросах, на причинах войны и на возможных последствиях кровавого столкновения, в которое были вовлечены народы двух близких ему стран.

Иван Сергеевич Тургенев

<Письма о франко-прусской войне>

Баден-Баден,[1 - Баден-Баден — популярный курорт в южной Германии (входил в Великое герцогство Баденское), с которым Тургенев был связан с 1862 по 1871 год. В 1870 году Тургенев прибыл в Баден-Баден вскоре после начала франко-прусской войны и прожил там до конца октября того же года. См.: Schwirtz G. Baden im Leben und Schaffen Turgenev. – I. S. Turgenev und Deutschland, Materielen und Uatersuchungen, v. 1. Deutsche Akademie dec Wissenschaften zu Berlin, 1965, S. 247–270.]27-го июля (8-го августа).

В прошлый четверг[2 - В прошлый четверг… – 4 августа н. ст. 1870 г. В этот день германская армия, перейдя границу, начала боевые действия. Письмо, о котором говорит Тургенев, неизвестно.] я писал вам под отдаленный гул канонады, на другой день, в пятницу, телеграмма известила нас, что это немцы брали штурмом Виссамбур[3 - Виссамбур — Вейсенбург, город в Эльзасе, который был атакован немцами 4 августа 1870 г. Французы потеряли много убитыми, ранеными, пленными и отступили. После этой неудачи Наполеон III сложил с себя верховное командование, подчинив основные войска маршалам Мак-Магону и Базену.] – и началось исполнение плана Мольтке,[4 - …началось исполнение плана Мольтке… – План начальника прусского генерального штаба Хельмут фон Мольтке Старшего (1800–1891) сводился к тому, чтобы, вторгнувшись во Францию между Мецом и Страсбургом, отбросить французские войска к северу, изолировать их от остальной Франции и захватить Париж. Во время франко-прусской войны Мольтке был, фактически, главнокомандующим немецкими вооруженными силами; по окончании войны он получил фельдмаршальский жезл.] который (в то время, как император французов показывал своему сыну, между завтраком и обедом, как действуют митральезы, и с чрезвычайным эффектом брал город Саарбрюкен,[5 - …император французов показывал своему сыну ~ как действуют митральезы, и ~ брал город Саарбрюкен… – Император Наполеон III, вопреки общественному мнению Франции, возглавил армию и отправился на театр военных действий со своим единственным сыном Евгением-Луи Наполеоном, известным под прозвищем «цринц Лулу» (1856–1879). Стремясь успокоить французов подобием наступательных действий, Наполеон приказал 2 августа 1870 г. атаковать пограничный прусский город Саарбрюкен, двинув на штурм две дивизии. Эта бесплодная операция в официальных сводках прославлялась как большая победа. Общее возмущение вызвала не только бессмысленность штурма, но и поведение императора, сделавшего из сражения зрелище для своего четырнадцатилетнего сына. Митральеза — многоствольное орудие, стрелявшее картечью.] защищаемый одним батальоном) ринул всю громадную армию кронпринца прусского[6 - …армию кронпринца прусского… – Фридрих Вильгельм Карл (1831–1888), наследный принц и будущий император Германии Фридрих III (с 1888 г.), во время франко-прусской войны командовал III армией, действовавшей в Эльзасе. Упоминание, что кронпринц «разрубил французскую армию надвое», связано с тем, что после первых неудач Рейнская армия была разделена на две группы под командованием Мак-Магона и Базена.] в Эльзас и разрубил французскую армию надвое. В субботу, то есть третьего дня, мой садовник пришел сказать мне, что с утра слышится чрезвычайно сильная пальба; я вышел на крыльцо, и действительно: глухие удары, раскаты, сотрясения доносились явственно; но раздавались они уже несколько более к югу, чем в четверг; я насчитывал их от тридцати до сорока в минуту. Я взял карету и поехал в Ибург – замок, находящийся на одной из самых крайних к Рейну вершин Шварцвальда: оттуда видна вся долина Эльзаса до Страсбурга. Погода была ясная, и отчетливо рисовалась линия Вогезских гор на небосклоне. Канонада прекратилась за несколько минут до моего прибытия в Ибург; но прямо против горы, по ту сторону Рейна, из-за длинного сплошного леса поднимались громадные клубы черного, белого, сизого, красного дыма: то горел целый город. Дальше, к Вогезам, слышались еще пушечные выстрелы, но всё слабее… Явно было, что французы разбиты и отступают. Страшно и горестно было видеть в этой тихой прекрасной равнине, под кротким сиянием полузакрытого солнца, этот безобразный след войны, и нельзя было не проклясть ее и безумно-преступных ее виновников. Я возвратился в Баден, и на другой день, то есть вчера, рано поутру, уже всюду в городе появилась телеграмма, возвещавшая о новой решительной победе кронпринца над Мак-Магоном, а к вечеру мы узнали, что французы потеряли 4000 пленных, 30 пушек, 6 митральез, 2 знамени и что Мак-Магон ранен![7 - …победе кронпринца над Мак-Магоном ~ Мак-Магон ранен! – Мари Эдмон Патрик Мак-Магон, герцог Маджентский (1808–1893), бонапартистский генерал и реакционный политический деятель; в начале франко-прусской войны командовал Эльзасской, а затем Шалонской армией; 2 сентября 1870 г. сдался вместе с Наполеоном III под Седаном. В письме Тургенева речь идет о сражении при Фрешвиллере (Верте) 6 августа 1870 г., когда, несмотря на мужественное сопротивление французских солдат, корпус Мак-Магона был разбит. Сведения о ранении Мак-Магона в этом сражении были неверными. В дальнейшем он командовал Шалонской армией при Седане (см. примеч. к с. 313).] Изумлению самих немцев нет границ:[8 - Изумлению самих немцев нет границ… – Для большинства немцев (не военных), а также для Тургенева поражение французских войск в самом начале войны было неожиданностью. «…На первых порах – в успехах французского оружия сомневаться невозможно», – писал Тургенев М. А. Милютиной 20 июля (1 августа) 1870 г. Позднее, в письме к Анненкову от 3 (15) сентября 1870 г., Тургенев признавался, что «не предвидел <…> что Наполеон даст себя взять, как в мышеловке. Не ожидал также, чтобы вся армия Мак-Магона так постыдно погибла; я полагал, что она, по крайней мере, в Бельгию уйдет».] все роли изменены. Они нападают, они бьют французов на собственной их земле, – бьют их не хуже австрийцев! План Мольтке развивается с поражающею быстротой и блеском: правое крыло французской армии уничтожено, она находится между двух огней, и – как при Кенигсгреце[9 - …как при Кенигсгреце… – Во время австро-прусской войны (1866 г.), 3 июля, при Садовой, близ города Кенигсгреца (ныне Градец Кралов в Чехословакии) австрийская армия была разбита, после того как армия кронпринца подоспела на поле битвы.] – быть может, уже сегодня король прусский и кронпринц сойдутся на поле битвы, решившей, участь войны! Немцы до того изумлены, что даже патриотическая их радость как будто смущена. Этого никто не ожидал! Я с самого начала, вы знаете, был за них всей душою, ибо в одном бесповоротном падении наполеоновской системы вижу спасение цивилизации, возможность свободного развития свободных учреждений в Европе: оно было немыслимо, пока это безобразие не получило достойной кары. Но я предвидел долгую, упорную борьбу – и вдруг! Все мысли теперь направлены к Парижу: что он скажет? Разбиты – Бонапарт n’a plus raison d’?tre[1 - больше не нужен (франц.).]; но в теперешнее время можно ожидать даже такое невероятное событие, как спокойствие Парижа при известии о поражениях французской армии. Я всё это время, как вы легко можете себе представить, весьма прилежно читал и французские и немецкие газеты – и, положа руку на сердце, должен сказать, что между ними нет никакого сравнения. Такого фанфаронства, таких клевет, такого крайнего незнания противника, такого невежества, наконец, как во французских газетах, я и вообразить себе не мог. Не говоря уже о журналах вроде «Фигаро» или презреннейшей «Libertе», вполне достойной своего основателя, Э. де Жирардена, но даже в таких дельных газетах, как, например, «Temps»,[10 - Не говоря уже о журналах вроде «Фигаро» или презреннейшей «Libertе» ~ Э. де Жирардена, но даже в таких дельных газетах, как, например, «Temps»… – «Фигаро» («Le Figaro») – французская консервативная газета (выходила в 1826–1833 гг. и с 1854 г.), связанная с правительством Второй империи. «La Libertе» – вечерняя газета, в 1866–1872 гг. принадлежала Эмилю де Жирардену. «Temps» – газета, выходившая в 1861–1943 гг., орган крупной французской буржуазии. Газета била в оппозиции режиму Второй империи и выступала против войны с Пруссией. Эмиль де Жирарден (1806–1881) – французский журналист, драматург, буржуазный республиканец, после государственного переворота 2 декабря 1851 г. ставший бонапартистом. Тургенев, отрицательно относясь к Жирардену, писал 6 (18) сентября 1871 г. А. А. Фету, что «презирал только трех людей: Жирардена, Булгарина и издателя „Моск<овских> ведомостей“», т. е. Каткова.] попадаются известия вроде того, что прусские унтер-офицеры идут за шеренгами солдат с железными прутьями в руках, чтобы подгонять их в бой, и т. п. Невежество доходит до того, что «Journal officiel», орган правительства (!), пресерьезно рассказывает, что между Францией и Пфальцем (Palatinat) протекает Рейн,[11 - …между Францией и Пфальцем (Palatinat) протекает Рейн… – Пфальц, который часто называли латинским термином Палатинат (от Palatinum, т. е. принадлежащий княжескому или императорскому двору), расположен по обе стороны Рейна.] и одним лишь совершенным незнанием противника можно объяснить уверенность французов, что Южная Германия останется нейтральной,[12 - …уверенность французов, что Южная Германия останется нейтральной… – Уверенность французского правительства в нейтральности южногерманских государств (т. е. Баварии, Бадена, Вюртемберга и Гессена) была ошибочной, т. к. эти государства уже были связаны тайными оборонительными и наступательными соглашениями с созданным в 1867 г. Северогерманским союзом.] несмотря на явно высказанное желание присвоить Рейнскую провинцию с историческими городами Кёльном, Аахеном, Триром, то есть едва ли не самый дорогой для немецкого сердца край немецкой земли! Тот же «Journal officiel» уверял на днях, что цель войны со стороны Франции – возвращение немцам их свободы!! И это говорится в то время, когда вся Германия из конца в конец поднялась на исконного врага! Об уверенности в несомненности победы, в превосходстве митральез, шасспо?[13 - Шасспо — нарезное ружье, изобретенное в 1866 г Антуаном Шасспо (1833–1905).] и толковать нечего; все французские журналы убеждены, что стоит только французам сойтись с пруссаками – и «rrrran!» всё будет покончено мигом. Но не могу удержаться, чтоб не цитировать вам одну из прелестнейших фанфаронад: в одном журнале (чуть ли не в «Soir»[14 - …(чуть ли не в «Soir»)… – «Le Soir» – оппозиционная газета, основанная в 1870 г.]) один корреспондент, описывая настроение французских солдат, восклицает: «Ils sont si assurеs de vaincre, qu’ils ont comme une peur modeste de leur triomphe inеvitable!» (то есть они так уверены в победе, что ими овладевает как бы некий скромный страх перед собственным неизбежным триумфом!). Фраза эта, хотя не может сравниться с классической шекспировской фразой принца Петра Бонапарта насчет парижан, сопутствовавших гроб убитого им Нуара: [15 - …фразой принца Петра Бонапарта насчет парижан, сопутствовавших гроб убитого им Нуара… – Принц Пьер Наполеон Бонапарт, двоюродный брат Наполеона III, поместил в корсиканской газете «L’Avenir de la Corse» оскорбительное для республиканцев Корсики письмо. В ответе газета назвала Пьера Бонапарта ренегатом. Газета левых республиканцев «Marseillaise», редактируемая Анри Рошфором (1830–1913), перепечатала эту полемику, за что принц вызвал Рошфора на дуэль. В свою очередь один из сотрудников газеты Рошфора – Паскаль Груссе, корсиканец по происхождению, счел себя оскорбленным и послал принцу вызов. Когда секунданты Груссе, журналисты Ульрик де Фонвиль и Виктор Нуар, 10 января 1870 г. явились, чтобы передать вызов принцу, он застрелил двадцатидвухлетнего Виктора Нуара. Похороны последнего (12 января 1870 г.) превратились в крупнейшую в истории Второй империи антимонархическую демонстрацию. По поводу этой демонстрации и произнес Пьер Бонапарт фразу, которая произвела (как и всё дело Нуара) такое впечатление на Тургенева, что он несколько раз приводит ее в своих письмах (напр., в письмах от 21 марта (2 апреля) 1870 г. к А. А. Фету и Н. В. Ханыкову).] «C’est une curiositе malsaine, que je bl?me» (это – болезненное, неуместное любопытство, которое я осуждаю), однако, имеет свое достоинство. И какие изречения, какие «mots» приводят эти журналы, приписывая их разным высокопоставленным лицам – императору Наполеону, между прочим! «Gaulois», например, сообщает,[16 - …«Gaulois», например, сообщает… – «Le Gaulois» — ежедневная умеренно-либеральная газета, выходившая в Париже с 1867 г.] что когда беззащитный Саарбрюкен был зажжен со всех четырех концов, император обратился к своему сыну с вопросом: «Es-tu fatiguе, mon enfant?»[2 - «Ты не устал, мой мальчик?» (франц.)] Ведь это значит, наконец, потерять даже чувство стыдливости!

Хорош тоже анекдот о дипломатическом attachе, который, в присутствии императрицы Евгении,[17 - …в присутствии императрицы Евгении… – Евгения Монтихо (Eugеnie Montijo), урожденная графиня Тэба (1826–1920), жена Наполеона III и императрица Франции с 1853 по 1870 г. Вокруг нее группировались наиболее ярые сторонники войны с Германией. После начала войны и отъезда Наполеона III к армии императрица Евгения, чрезвычайно непопулярная в народе, была назначена регентом Франции.] объявил, что не желает победы над Пруссией. Как так? – Да так же; представьте, как будет неприятно жить на бульваре Унтер-Мунтер-Биршукрут или велеть кучеру ехать в улицу Нихкапут-клопс-мопсфурт! А ведь это будет неизбежно, так как мы даем нашим улицам названия наших побед! На основании донесений, быть может, этого самого attache?, Франция рассчитывала на нейтралитет Южной Германии.

Говоря без шуток: я искренно люблю и уважаю французский народ, признаю его великую и славную роль в прошедшем, не сомневаюсь в его будущем значении; многие из моих лучших друзей, самые мне близкие люди – французы; и потому подозревать меня в преднамеренной и несправедливой враждебности к их родине вы, конечно, не станете. Но едва ли не настал и их черед получить такой же урок, какой получили пруссаки под Иеной, австрийцы под Садовой и – зачем таить правду – и мы под Севастополем.[18 - …урок, какой получили пруссаки под Иеной… – и ~ мы под Севастополем. – Под Иеной Наполеон I 14 октября 1806 г. наголову разбил прусско-саксонскую армию, и в тот же день маршал Даву разгромил пруссаков под Ауэрштедтом (близ Иены). О битве при Садовой см. примеч. к с. 310. Тургенев имеет в виду реформы, проведенные в России после смерти Николая I и поражения (несмотря на героическую оборону Севастополя) в Крымской войне.] Дай-то бог, чтоб они так же умели воспользоваться им, извлечь сладкий плод из горького корня! Пора, давно пора им оглянуться на самих себя, внутрь страны, увидеть свои язвы и стараться уврачевать их; пора положить конец той безнравственной системе, которая царит у них вот уже скоро двадцать лет! Без сильного внешнего потрясения такие «оглядки» невозможны; без глубокой скорби и боли они не бывают. Но настоящий патриотизм не имеет ничего общего с заносчивой, чванливой гордыней, которая ведет только к самообольщению, к невежеству, к ошибкам непоправимым. Французам нужен урок… потому что они еще многому должны научиться. Русские солдаты, умиравшие тысячами в развалинах Севастополя, не погибли даром; пускай же не погибнут даром и те бесчисленные жертвы, которых потребует настоящая война: иначе она была бы точно бессмысленна и безобразна.

Что касается собственно до нашего положения в Бадене, то опасность неприятельского вторжения теперь устранена; жизненные припасы даже подешевели против прежнего, несмотря на уверения французских газет, что мы здесь умираем с голоду.

9 августа.

Удар за ударом. Вчера только я вам писал о победе кронпринца над Мак-Магоном, а сегодня пришло известие, что и центр главной французской армии разбит, что она отступает к Мецу, Париж объявлен в осадном положении, Палата созвана к 11-му числу[19 - Палата созвана к 11-му числу… – Законодательный корпус (Тургенев называет его Палатой) был созван 8, а не 11 августа.] – и французы всюду бегут, бросают оружие! Неужели их Иена точно наступила? Не во гнев будь сказано графу Л. Н. Толстому, который уверяет, что во время войны адъютант что-то лепечет генералу, генерал что-то мямлит солдатам – и сражение как-то и где-то проигрывается или выигрывается,[20 - …графу Л. Н. Толстому, который уверяет, что ~ сражение как-то и где-то проигрывается или выигрывается… – Тургенев имеет в виду историко-философские рассуждения Толстого в «Войне и мире», находясь под впечатлением незадолго до того (декабрь 1869 г.) вышедшего последнего тома романа. То же мнение Тургенев высказал в письме к И. П. Борисову от 12 (24) августа 1870 г.] – а план генерала Мольтке приводится в исполнение с истинно математической точностью, как план какого-нибудь отличного шахматного игрока, например, Андерсена[21 - Андерсен Адольф (1818–1879) – немецкий шахматист, участник турнира в Баден-Бадене (18 июня – 2 августа 1870 г.), вице-президентом которого был избран Тургенев.] (тоже пруссака), который, замечу кстати, выиграл здесь матч против самых сильных шахматных игроков в самый день первой прусской борьбы под Виссамбуром. А в это время император Наполеон тешил, «? la Louis Quatorze»[3 - «подобно Людовику XIV» (франц.).], и себя и сынка своего – представлением военного зрелища. Но Наполеон – не Людовик XIV: тот в течение многих лет сносил неудачи, и преданность к нему его подданных не поколебалась;[22 - …Наполеон – не Людовик XIV: тот ~ сносил неудачи и преданность к нему его подданных не поколебалась. – В правление Людовика XIV (правил с 1643 по 1715 г.), с именем которого связан апогей французского абсолютизма, велись многочисленные войны, которые во второй половине его царствования были неудачными. Однако замечание Тургенева, что «преданность к нему его подданных не поколебалась», не точно. В последние десятилетия правления Людовика XIV (бывшем очень тяжким для народа) вспыхивали многочисленные восстания, достигавшие значительных размеров.] Наполеон не переживет двух недель решительного поражения. Отсутствие талантов со стороны французских генералов выказывается всё более и более; и кто такие эти Лебеф, Фроссар, Базен, Фальи,[23 - …Лебеф, Фроссар, Базен, Фальи… – Эдмон Лебеф (1809–1888) – маршал Франции; с 1869 г. военный министр, один из главных виновников войны с Германией. Командовал корпусом в армии маршала Базена и был взят в плен при капитуляции Меца. Шарль Огюст Фроссар (1807–1875) – генерал; командовал одним из корпусов Рейнской армии; взят в плен при капитуляции Меца. Франсуа Ашиль Базен (1811–1888) – маршал Франции, ярый бонапартист; во время франко-прусской войны, после ряда поражений, был заперт в крепости Мец и 27 октября 1870 г. предательски сдал ее со всем гарнизоном. Пьер Луи Фальи (1810–1892) – генерал, капитулировавший при Седане (2 сентября 1870 г.).] окружающие императора французов? Придворные генералы – des gеnеraux de cour – тоже ? la Louis Quatorze. Единственный дельный между ними, Мак-Магон,[24 - Единственный дельный между ними, Мак-Магон… – Высказанное Тургеневым мнение о Мак-Магоне ошибочно. От прямой ответственности за катастрофу при Седане Мак-Магона спасло полученное накануне капитуляции ранение. О позднейшем резко отрицательном отношении Тургенева к Мак-Магону и его политике в бытность главою государства известно из писем. «Приходится же <…> Франции пропадать за Мак-Магоном», – писал Тургенев Анненкову 19 ноября (1 декабря) 1873 г. В письме к А. А. Фету от 7 сентября (9 октября) 1874 г. он назвал установившийся во Франции режим «царством пошляков – Мак-Магонов». Особенно резкими отзывы Тургенева о нем сделались в 1874–1879 гг., когда Мак-Магон (тогда президент республики) пытался уничтожить республиканский режим в стране.] словно был пожертвован. Я очень рад, что во время проезда моего через Берлин, в самый день объявления Францией войны (15 июля)[25 - …в самый день объявления Францией войны (15 июля)… – Законодательный корпус 15 июля 1870 г. вотировал военные кредиты и принял ряд решений, означавших начало войны. Официально же война была объявлена Францией 19 июля н. ст. 1870 г.] я имел случай обедать за table d’h?te’ом прямо напротив генерала Мольтке. Лицо его врезалось в память. Он сидел молча и не спеша поглядывал кругом. С своим белокурым париком, с гладко выбритой бородой (он усов не носит) он казался профессором; но что за спокойствие, и сила, и ум в каждой черте, какой проницательный взгляд голубых и светлых глаз! Да, ум и знание, с присоединением твердой воли – цари на сей земле! «Звезда» Наполеона ему изменяет: против него не бездарный идиот, Гиулай, как в Италии в 1859 году.[26 - …не бездарный идиот, Гиулай, как в Италии в 1859 году. – Австрийский генерал Ференц Гиулай (Дьюлаи, 1798–1863) – участник подавления революции 1848 г. в Италии; во время австро-франко-итальянской войны 1859 г. был разбит 4 июня при Мадженте.]

Что происходит в Париже? Журналы вам уже, вероятно, сообщили сведения о начавшихся там волнениях…[27 - …сообщили сведения о начавшихся там волнениях… – Вслед за первыми поражениями французской армии в Париже 7–9 августа 1870 г., а затем и в других городах Франции вспыхнули стихийные демонстрации, участники которых – главным образом рабочие – требовали немедленного провозглашения республики и вооружения граждан для защиты отечества.] Но что будет дальше, когда истина всё более и более будет разоблачаться перед глазами французов? Безнравственное правительство кончило тем, что привело чужестранцев в пределы родины; разоривши страну, разорило армию и, нанесши глубокие раны благосостоянию, свободе, достоинству Франции, наносит теперь чуть не смертельный удар ее самолюбию! Неужели это правительство может еще уцелеть? Неужели оно не будет сметено бурей?

А все эти низкие люди – эти Оливье, «au c?ur lеger»[4 - «бездушные» (франц.).], эти Жирардены, Кассаньяки,[28 - …эти Оливье ~ Кассанъяки… – Эмиль Оливье (1825–1913) – французский историк и политический деятель; умеренный республиканец, с конца 1860-х гг. бонапартист, сторонник войны с Пруссией. 2 января 1870 г. возглавил кабинет министров, который пал (9 августа) после первых военных поражений. Кассаньяки: Бернар Адольф Гранье де Кассаньяк (1808–1880), французский реакционный публицист, орлеанист до 1848 г., потом ярый бонапартист, редактор газеты «Le Pays», черпавший «свое вдохновение из …августейшей кассы» (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 14, с. 578); Поль Гранье де Кассаньяк (1849–1904), сын предыдущего, бонапартистский журналпст, сотрудник газеты «Le Pays».] эти сенаторы – в какой прах будут они обращены? Но стоит ли на них останавливаться!

Немцы не бахвалы и не фанфароны, но и у них голова пошла кругом от всей этой небывальщины. Здесь сегодня распрастранился слух, что – Страсбург сдался!! Разумеется, это вздор; но ведь время чудес настало, и почему же и этому не поверить? Взял же третьего дня вечером баденский отряд целых тысячу французов в плен – без выстрела. Деморализация началась между ними, а ведь это та же холера.

И. Т.

Баден-Баден, 14-го августа.

В конце прошлой недели, ночью, без особенно сильного ветра, повалился самый старый, самый громадный дуб известной Лихтенталевской аллеи. Оказалось, что вся сердцевина его сгнила, и он держался только корою. Когда я поутру пошел смотреть его, перед ним стояло двое немецких работников. Вот, сказал один из них, смеясь, другому, – вот оно, французское государство: «Da ist es, das Franz?sische Reich!» И действительно, судя по тому, что доходит до нас из Парижа и из Франции, можно подумать, что колосс этот держался одной наружностью и готов завалиться. Плоды двадцатилетнего царствования оказались наконец. Вам известно, что в мгновенье, когда я пишу, наступило нечто вроде роздыха, то есть не происходит сражений, зато немецкая армия быстро двигается вперед (по последним сведениям, она заняла Нанси[29 - …заняла Нанси… – 12 августа 1870 г.]), а французская столь же быстро отступает. Но сражение страшное, решительное сражение неизбежно; обе стороны одинаково его желают, жаждут, и, быть может, уже завязра выпадет роковой жребий. Особенно Франция, взбешенная, возмущенная, оскорбленная до последних нервов своего народного самолюбия, настоятельно требует схватки с пруссаками – требует «une revanche», и едва ли не этому яростному желанию «отыграться» следует приписать, тот факт, что правительство еще держится и что ожиданная многими революция не вспыхнула в Париже. «Некогда заниматься политикой – нужно спасать отечество» – вот общая всем мысль. Но что французы опьянели жаждой мести, крови, что каждый из них словно голову потерял, – это несомненно. Не говорю уже о сценах в Палате депутатов, на парижских улицах; но сегодня пришла весть, что все немцы изгоняются (за исключением, конечно, австрийцев) из пределов Франции! Подобного варварского нарушения международного права Европа не видала со времени первого Наполеона,[30 - Подобного варварского нарушения международного права Европа не видала со времени первого Наполеона… – Тургенев имеет в виду изданный императором Наполеоном I 21 ноября 1806 г. декрет о континентальной блокаде Англии, по которому полностью прекращалась торговля с нею, подлежали конфискации английские товары, а все англичане на землях, подвластных Наполеону, объявлялись военнопленными.] велевшего арестовать всех англичан, находившихся на материке. Но та мера коснулась в сущности только нескольких отдельных личностей; на этот раз разорение грозит тысячам трудолюбивых и честных семейств, поселившихся во Франции в убеждении, что их приняло в свои недра государство цивилизованное. Что, если Германии вздумается отплатить тем же: французов, поселившихся в Германии, не меньше, чем немцев, живущих во Франции, и обладают они чуть ли не более значительными капиталами. Куда это нас поведет наконец? Уж и без того справедливое негодование немцев возбуждается призывом звероподобных тюркосов[31 - Тюркосы — род легкой пехоты, комплектовавшейся в начале 1840-х гг. XIX в. из коренного населения Алжира.] на европейскую войну, их жестоким обращением с пленными, ранеными, с врачами, наконец, с сестрами милосердия; а тут еще г-н Поль де Кассаньяк, достойное исчадье своего отца, объявляет, что не хочет давать денег женевскому международному комитету,[32 - …женевскому международному комитету… – Женевский международный комитет (Красного Креста) был создан на конференции 1863–1864 гг., выработавшей конвенцию «Об улучшении участи больных и раненых в действующих армиях», к которой тогда же присоединилось 16 европейских государств.] потому-де что он будет также заботиться о прусских раненых и что это «карикатурное сентиментальничание» – «une sentimentalitе grotesque»; хорошо еще, что немцы, имеющие теперь на руках несколько тысяч французских раненых, не придерживаются принципов этого любимца тюильрийского двора, личного друга императора Наполеона, который называет его своим сыном и говорит ему «ты». До чего дошла прыть французов, вы можете судить по следующему. Вчера «Libertе» приводила с похвалою статью некоторого Марка Фурнье в «Paris-Journal».[33 - «Paris-Journal» — газета, основанная журналистом-монархистом Анри де Пеном (1830–1888) в декабре 1868 г. Поддерживала политику Второй империи; выходила до 1874 г.] Он требует истребления всех пруссаков и восклицает: «Nous allons donc conna?tre enfin les voluptеs du massacre! Que le sang des Prussiens coule en torrents, en cataractes, avec la divine furie du dеluge! Que l’inf?me qui ose seulement prononcer le mot de paix, soit aussit?t fusillе comme un chien et jetе ? l’еgout!»[5 - «Наконец-то познаем мы сладострастье избиения. Пусть кровь пруссаков льется потоками, водопадами, с божественной яростью потопа! Пусть подлец, который только посмеет произнести слово „мир“, будет тотчас же расстрелян как собака и брошен с сточную канаву!» (франц.).] И рядом с этими неслыханными безобразиями и неистовствами – полнейшая неурядица, растерянность, отсутствие всякого административного таланта, не говоря уже о других! Военный министр (маршал Лебеф), уверявший, что всё готово,[34 - Военный министр (маршал Лебеф), уверявший, что всё готово… – Эдмон Лебеф (см. примеч. к с. 313) на заседании Законодательного корпуса 15 июля 1870 г. в ответ на запрос оппозиции о готовности Франции к войне заявил: «Мы готовы, мы совершенно готовы; хотя бы война продлилась целый год, у нас и тогда не будет недостатка даже в пуговицах на гетрах солдат» (см.: Грегуар Л. История Франции в XIX в. М., 1897, т. 4, с. 219–220).] дававший в том свое честное слово, оказался просто младенцем. Эмиль Оливье исчез, выметенный вон, как негодный сор, вместе с своим министерством, той самой Палатой, которая ползала перед ним; и кем же он заменен? Графом Паликао, человеком до того запятнанной репутации, что другая Палата, еще более преданная правительству, чем нынешняя, отказала ему в дотации, находя, что он уже и так достаточно нагрел руки в Китае! (Он, как известно, командовал французской экспедицией 1860 года).[35 - Графом Паликао ~ (Он, как известно, командовал французской экспедицией 1860 года). – После падения министерства Оливье (см. примеч. к с. 313) императрица Евгения, исполнявшая обязанности регента, назначила главой правительства генерала Шарля Гийома Кузена де Монтобана, графа Паликао (1796–1878), убежденного бонапартиста, реакционера. В грабительской войне Англии и Франции в Китае (1856–1860) генерал Монтобан командовал французскими войсками. За победу на подступах к Пекину у моста Балицяо (Паликао) Монтобан получил титул графа Паликао. После взятия Пекина французские войска разграбили и сожгли знаменитый дворец китайских императоров.] Нельзя сомневаться в том, что при громадных средствах французского народа, при патриотическом энтузиазме, им овладевшем, при мужестве французской армии, конец борьбы еще не близок – да и предсказать с совершенной достоверностью нельзя, каков будет исход этого колоссального столкновения двух рас; но шансы пока на стороне немцев. Они выказали такое обилие разнородных талантов, такую строгую правильность и ясность замысла, такую силу и точность исполнения; численное превосходство их так велико, превосходство материальных средств так очевидно, что вопрос кажется решенным заранее. Но «le dieu de batailles»[6 - «бог сражений» (франц.).], как выражаются французы, изменчив, и недаром же они сыны и внуки победителей при Иене, Аустерлице, Ваграме![36 - …внуки победителей при Иене, Аустерлице, Ваграме! – Иена — см. примеч. к с. 312. Аустерлиц — ныне город Славков в Чехословакии; здесь 2 декабря н. ст. 1805 г. Наполеон I нанес поражение русско-австрийской армии. Ваграм — местечко близ Вены, у которого 5–6 июля н. ст. 1809 г. Наполеон I разбил австрийцев, принудив Австрию к миру, сделавшему его, фактически, властелином Европы.] Поживем – увидим. Но уже теперь нельзя не сознаться, что, например, прокламация короля Вильгельма при вступлении во Францию резко отличается благородной гуманностью,[37 - …прокламация короля Вильгельма ~ отличается благородной гуманностью… – Вильгельм I (1797–1888) – прусский король с 1861 г., император Германии с 1871 г. Тургенев имеет в виду его обращение к армии от 2 августа 1870 г., в котором говорилось: «Вся Германия единодушно стала под ружье для борьбы против соседнего государства, которое неожиданно и без всякого повода объявило нам войну. Дело идет о защите находящейся под угрозой отчизны, нашей чести и родных очагов».] простотой и достоинством тона от всех документов, достигающих до нас из противного лагеря; то же можно сказать о прусских бюллетенях, о сообщениях немецких корреспондентов: здесь – трезвая и честная правда; там – какая-то то яростная, то плаксивая фальшь. Этого во всяком случае история не забудет.

Однако довольно. Как только что произойдет замечательное – напишу вам. Здесь всё тихо: первые раненые и больные появились сегодня в нашем госпитале.

И. Т.

Баден-Баден, 28-го августа.

Не буду вам говорить на сей раз о сражениях под Мецом, о движении кронпринца на Париж[38 - …о сражениях под Мецом, о движении кронпринца на Париж… – Речь идет о сражении 18 августа 1870 г. при Гравелот-Сен Прива (близ Меца), в котором армия маршала Базена была разбита и отброшена к Мецу, где вскоре блокирована. Другая – Шалонская армия маршала Мак-Магона, при которой был Наполеон III, – отступила к Седану. Ф. Энгельс писал тогда в «The Pall Mall Gazette» (20 августа 1870 г.): «Военная мощь Франции, по всей вероятности, полностью уничтожена…» (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 17, с. 58).] и т. д. Газеты вам и без меня натолковали об этом довольно… Я намерен обратить ваше внимание на психологический факт, который, на моей по крайней мере памяти, в таких размерах еще не представлялся, а именно о жажде самообольщения, о каком-то опьянении сознательной лжи, о решительном нежелании правды, которые овладели Парижем и Францией в последнее время. Одним раздражением глубоко уязвленного самолюбия объяснить этого нельзя: подобная «трусость» – другого слова нет – трусость взглянуть, как говорится, чёрту в глаза, – указывает в одно и то же время и на Ахиллесову пятку в самом характере народа и служит одним из многочисленных симптомов того нравственного уровня, до которого унизило Францию двадцатилетнее правление второй империи.

«Вот уже две недели, как вы лжете и обманываете народ!» – воскликнул с трибуны честный Гамбетта,[39 - …воскликнул с трибуны честный Гамбетта… – 24 августа 1870 г. Леон Мишель Гамбетта (1838–1882), один из влиятельнейших ораторов левого крыла республиканской оппозиции, выступил в Законодательном корпусе с запросом об истинных результатах битвы при Гравелоте (18 августа). По-видимому, эту интерпелляцию имеет в виду Тургенев.] и голос его тотчас был заглушён воплями большинства, и Гранье де Кассаньяк заставил малодушного президента прекратить заседание. Французы не хотят знать правду: кстати ж, им под руку подвернулся человек (граф Паликао), который в деле лганья, спокойного, немногословного и невозмутимого, заткнул за пояс всех Мюнхгаузенов[40 - …заткнул за пояс всех Мюнхгаузенов… – Барон Мюнхгаузен, герой немецких анекдотических рассказов (народные книги конца XVIII в. и юмористический сборник Р. Э. Распе (1785 г.), роман К. Иммермана (1838–1839 гг.) и другие). Его имя стало нарицательным для бахвала и враля.] и Хлестаковых. Шекспир заставляет принца Генриха сказать Фальстафу, что ничего не может быть противнее старца-шута;[41 - …заставляет принца Генриха сказать Фальстафу, что ничего не может быть противнее старца-шута… – Фальстаф – персонаж исторической хроники Шекспира «Генрих IV», обжора, пьяница, хвастун и обманщик, приятель и собутыльник принца Генриха, сына короля. Тургенев имеет в виду заключительную сцену второй части «Генриха IV», акт V, сцена 5, в которой принц Генрих, став королем Генрихом V, говорит Фальстафу: «Старик, с тобой я не знаком. Покайся. Седины вовсе не к лицу шутам» и т. д.] но старец-лгун едва ли еще не хуже; а этот старец – Паликао – не может рта разинуть без того, чтоб не солгать. Базэн с главной французской армией заперт в Меце; ему грозят голод, плен, чума… – «Помилуйте, наша армия в превосходнейшем положении, и Базэн вот-вот соединится с Мак-Магоном». – «Но у вас известий от него нет?» – «Тсс! молчите! Нам нужно совершенное безмолвие, чтоб исполнить удивительнейший военный план, и если б я сказал, что? я знаю, Париж бы тотчас сделал иллюминацию!» – «Да скажите, что? вы знаете!» – «Ничего я не скажу, а весь кирасирский корпус Бисмарка истреблен!» – «Но бисмаркских кирасиров нет вовсе, и кирасиров вообще не было в сражении!» – «О! я вижу, вы дурной патриот», и т. д. и т. д. И французское общество притворяется, что верит всем этим сказкам. Неужели так должен поступать великий народ, так встречать удары рока? Без самохвальства мы можем сказать: во время Крымской кампании русское общество поступало иначе. Энтузиазм, готовность всем жертвовать – конечно, прекрасные качества; но уменье спокойно сознать беду и сознаться в ней – качество едва ли не высшее. В нем большее ручательство успеха. Неужели достойны «великого народа» – de la grande nation – эти безобразные преследования отдельных, ничем неповинных, но заподозренных личностей? В одном департаменте дошли до того, что убили француза и сожгли его труп потому только, что толпе показалось, что он заступается за Пруссию. «А! мы не можем сладить с немецкими солдатами, так давай бить немецких портных, кучеров, рабочих! Давай клеветать, лгать, что попало, как попало, лишь бы горячо выходило!» Но вот уж поневоле приходится спросить вместе с Фигаро: «Qui trompe-t-on ici?»[7 - «Кого здесь обманывают?» (франц.).][42 - …спросить вместе с Фигаро: «Qui trompe-t-on ici?» – Фигаро — персонаж комедий Бомарше «Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность» и «Безумный день, или Женитьба Фигаро». Реплику из «Севильского цирюльника» Тургенев приводит неточно и приписывает ее Фигаро. Эти слова произносят дон Базиль: «Qui diable est-ce donc qu’on trompe ici?» («Что за чёрт, кого же здесь обманывают?» – Акт III, сцена 11).] Сама себя раба бьет, коли нечисто жнет. Французы закрывают глаза, зажимают уши, кричат как дети, а пруссаки уже в Эпернэ,[43 - …Эпернэ — город на р. Марне, в 120 км к северо-востоку от Парижа.] и генерал-губернатор Трошю, единственный дельный, честный и трезвый человек во всей администрации, готовит Париж к выдержанию осады,[44 - …Трошю, единственный дельный, честный и трезвый человек ~ готовит Париж к выдержанию осады… – В своей оценке личности Трошю Тургенев ошибался. Генерал Луи Жюль Трошю (1815–1896) в последние годы империи не разделял официальных взглядов на готовность французской армии к войне. Свои мнения он изложил в брошюре «Французская армия в 1867 г.», где подверг критике состояние и организацию французских вооруженных сил. Брошюра доставила ему широкую популярность, выросшую во время войны. 18 августа 1870 г. Трошю был назначен военным губернатором Парижа, чтобы подготовить его к обороне, однако оказался бездеятельным и был убежден в невозможности отстоять город. Возглавив после свержения империи правительство республики и оставаясь военным губернатором осажденного Парижа, он, опасаясь движения народных масс, готовил сдачу Парижа немцам.] которая не нынче – завтра начнется…

Я и прежде замечал, что французы менее всего интересуются истиной – c’est le cadet de leurs soucis[8 - это меньшая из их забот (франц.).]. В литературе, например, в художестве они очень ценят остроумие, воображение, вкус, изобретательность – особенно остроумие. Но есть ли во всем этом правда? Ба! было бы занятно. Ни один из их писателей не решился сказать им в лицо полной, беззаветной правды, как, например, у нас Гоголь, у англичан Теккерей; именно им как французам, а не как людям вообще. Те редкие сочинения, в которых авторы пытались указать своим согражданам на их коренные недостатки, игнорируются публикой, как, например, «Революция» Э. Кине,[45 - …как, например, «Революция» Э. Кине… – Эдгар Кине (1803–1875), историк и публицист, участник революции 1848 года. Двухтомная работа его «Революция» (1865 г.) проникнута крайним недовернем к политической активности масс, отрицательным отношением к якобинской диктатуре, преувеличенными представлениями о роли личности в истории и т. д. Однако Тургенев высоко ценил книгу Кине (см. письмо к П. В. Анненкову от 20 декабря 1865 г. (1 января 1866 г.). В России книга Кине была переведена в 1908 г. («Революция и критика»).] и в более скромной сфере – последний роман Флобера.[46 - …последний роман Флобера — «Воспитание чувств» («L’Education Sentimentale»), вышедший в 1869 г.] С этим нежеланием знать правду у себя дома соединяется еще большее нежелание, лень узнать, что происходит у других, у соседей. Это неинтересно для француза, да и что может быть интересного у чужих? И притом кому же неизвестно, что французы – «самый ученый, самый передовой народ в свете, представитель цивилизации и сражается за идеи»? В обыкновенное мирное время всё это сходило с рук; но при теперешних грозных обстоятельствах это самомнение, это незнание, этот страх перед истиной, это отвращение к ней – страшными ударами обрушились на самих французов… Но что они еще не отрезвились – доказывают все выше приведенные мною факты. Не отделались они от лжи, и хотя уже не поют Марсельезы (!) под знаменами императора Наполеона[47 - …не поют Марсельезы (!) под знаменами императора Наполеона… – «Марсельеза» – гимн Первой республики (с 1792 г.), оставалась гимном Франции и в последующие годы, хотя слова ее звучали кощунственно при деспотическом режиме Наполеона I. В годы Реставрации и Второй империи «Марсельеза» была запрещена.] (можно ли вообразить большее кощунство), но до выздоровления им далеко… Они еще только начинают сознавать свою болезнь – и через какие еще опыты, тяжелые и горькие, должны они будут пройти!

Кстати: «СПб. Ведомости» (в 214-м №) приводят письмо корреспондента «Биржевых ведомостей», в котором рассказывается о том, будто в Бадене кричат: смерть французам[48 - …«СПб. ведомости» (в 214 №) приводят письмо корреспондента ~ будто в Бадене кричат: смерть французам… – В газете «С.-Петербургские ведомости» 6 (18) августа 1870 г. (№ 214) была перепечатана корреспонденция из «Биржевых ведомостей» об инциденте с несколькими русскими дамами, которые разговаривали между собой по-французски, что вызвало резкое недовольство патриотически настроенной немецкой толпы.] – и что вследствие этого наши барыни заговорили по-русски. Г-н корреспондент достоин быть французским хроникером: в его заявлении нет ни слова правды. Здесь живущие французские семейства пользуются совершенным уважением со стороны властей и народонаселения: их свобода ничем не стеснена; и в большой общей зале, где сходятся все здешние дамы для заготовления всевозможных бандажей, бинтов, фуфаек и т. д., назначаемых раненым и больным, гораздо больше в ходу французский язык, чем немецкий. Быть может, г. корреспондент имел в виду сделать искусный намек здесь живущим русским дамам; но, увы! могу его заверить, что они продолжают пренебрегать русским языком – и патриотический его порыв остался втуне.

На днях я ездил в Раштатт с целью посетить тамошних французских раненых и пленных. Уход за ними очень хорош – и все они жалуются на своих генералов. Между ними был старый араб (тюркос), настоящий горилла; сморщенный, черный, худой, он сидел на своей постели и поглядывал кругом тупо и дико, как зверь; по словам его товарищей, он и по-французски не понимает. Нужно было очень «стране, идущей во главе прогресса», притащить в Раштатт этого сына африканских степей!

Бомбардирование Страсбурга всё продолжается;[49 - Бомбардирование Страсбурга всё продолжается… – 10 августа началась бомбардировка Страсбурга, которая продолжалась в течение всей 46-дневной осады. (Страсбург был взят 26 сентября 1870 г.) Ф. Энгельс назвал эту бомбардировку «бессмысленной и бесполезной жестокостью» (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 17, с. 92).] даже при закрытых окнах проникают до меня мерные глухие сотрясения… Ежечасно ожидается здесь известие о битве между кронпринцем и Мак-Магоном. Если французы и ее проиграют, то диктатура Трошю почти неизбежна. Повторяю опять; поживем – увидим!

И. Т.

Баден-Баден, 18-го (6-го) сентября.

Вы желаете, чтоб я сообщил вам впечатления, произведенные на немецкое общество громадными событиями, совершившимися в начале этого памятного месяца,[50 - …громадными событиями, совершившимися в начале этого памятного месяца… – Имеются в виду капитуляция французской армии у Седана (2 сентября 1870 г.), где был взят в плен император Наполеон III, и революция 4 сентября 1870 г., установившая во Франции республику.] – насколько эти впечатления подпали моему наблюдению. Не стану говорить о взрывах национальной гордости, патриотической радости, празднествах и т. п. Вы уже знаете это всё из газет. Постараюсь вкратце и с должным беспристрастием изложить вам воззрения немцев – во-первых, на перемену правительства во Франции, а во-вторых, на вопрос о «войне и мире».

Начну с того, что возобновление республики во Франции, появление этой, для многих еще столь обаятельной, правительственной формы не возбудило в Германии и тени того сочувствия, которым некогда была встречена республика 1848 года. Немцы весьма скоро поняли, что после седанской катастрофы империя стала, на первых порах, невозможна, и что, кроме республики, ее пока нечем было заменить. Они не верят (может быть, они ошибаются), чтобы республика имела глубокие корни во французском народонаселении, и не рассчитывают на долгое ее существование; вообще они вовсе не рассматривают ее безотносительно – an und f?r sich, – а только с точки зрения ее влияния на заключение мира, мира выгодного и продолжительного – «dauerhaft, nicht faul», который составляет теперь их idеe fixe. Именно с этой точки зрения появление республики их даже смутило: [51 - …появление республики их даже смутило. – Падение империи и установление во Франции республики изменило характер войны для Германии, превратив ее в захватническую войну против французского народа. Это внесло затруднения в политические планы Германии и вызвало враждебное отношение к республике немецких господствующих кругов. Отразилось и в декларации прусских оккупационных властей, опубликованной от имени короля Вильгельма, в которой было объявлено, что прусское правительство «не признает и в настоящее время никакой другой власти во Франции, кроме власти императора Наполеона», и что «до установления нового порядка эта власть является в глазах Пруссии единственной властью, правомочной начать на национальной основе переговоры о мире» (Парижская Коммуна, т. 1 / Под ред. Э. А. Желубовской и др. М., 1961, с. 159).] она заменила определенную правительственную единицу, с которой можно было вести переговоры, чем-то безличным и шатким, не могущим представить надлежащих гарантий. Это самое и заставляет их желать энергического продолжения войны и скорейшего взятия Парижа, с падением которого, по их понятию, немедленно и положительно окажется, чего именно нужно Франции. При замечательном, можно сказать небывалом, единодушии, которое овладело всеми ими, – надеяться остановить эти растущие, набегающие волны, ожидать, что победитель остановится или даже вернется назад, – есть, говоря без обиняков, ребячество; один Виктор Гюго мог возыметь эту мысль – да и то, я полагаю, он только ухватился за предлог произвести обычное словоизвержение.[52 - …один Виктор Гюго мог возыметь эту мысль ~ предлог произвести обычное словоизвержение. – 9 сентября 1870 г. Гюго обратился с «Воззванием к немцам», в котором призывал их не продолжать войну против республики. «Остановитесь же! Немцы, страшитесь Парижа! Остановитесь в раздумье у его стен», – писал Гюго (см.: Гюго В. Собрание сочинений, т. 15, Дела и речи. М., 1956, с. 493–498). Об отношении Тургенева к Гюго см.: Алексеев М. П. Виктор Гюго и его русские знакомства, гл. 4. – Лит Насл, т. 31–32. Русская культура и Франция. М., 1937, т. 2.] Сам король Вильгельм не властен иначе повернуть это дело: те волны несут и его. Но, решившись довести расчет с Францией (Abrechnung mit Frankreich) до конца, немцы готовы объяснить вам причины, почему они должны это сделать.

Всему на свете есть двоякие причины, явные и тайные, справедливые и несправедливые (явные большей частью несправедливы), и двоякие оправдания: добросовестные и недобросовестные. Я слишком давно живу с немцами и слишком с ними сблизился, чтоб они, в беседах со мною, прибегали к оправданиям недобросовестным – по крайней мере они не настаивают на них. Требуя от Франции Эльзас и немецкую Лотарингию (Эльзас во всяком случае), они скоро покидают аргумент расы, происхождения этих провинций, так как этот аргумент побивается другим, сильнейшим, а именно – явным и несомненным нежеланием этих самых провинций присоединиться к прежней родине. Но они утверждают, что им нужно непременно и навсегда обеспечить себя от возможности нападений и вторжений со стороны Франции и что другого обеспечения они не видят, как только присоединение левого берега Рейна до Вогезских гор. Предложение разрушить все крепости, находящиеся в Эльзасе и Лотарингии, обезоружение Франции, низведенной на двухсоттысячную армию, им кажется недостаточным; угроза вечной вражды, вечной жажды мести, которую они возбудят в сердцах своих соседей, на них не действует. «Всё равно, – говорят они, – французы и так никогда не простят нам своих поражений; лучше же мы предупредим их и, как это представил рисунок „Кладдерадатча“,[53 - …рисунок «Кладдерадатча» — «Kladderadatsch» («Кладдерадатч») – немецкий сатирический журнал, основанный в 1848 г. и издававшийся в Берлине. Тургенев имеет в виду карикатуру, помещенную в № 40 от 28 августа 1870 г. под названием «Самосохранение» («Selbsterhaltung»). На рисунке изображены прусский король Вильгельм I и кронпринц, держащие волка, на пасть которого надет намордник. Стоящий здесь же Бисмарк обрезает волку когти, на которых написано: «Эльзас» и «Лотарингия», а под рисунком подпись: «Чтобы в будущем обрести покой, мы должны обрезать зверю когти».] обрежем когти врагу, которого все-таки примирить с собой не можем». Действительно, бесправное, дерзко-легкомысленное объявление войны Францией в июле месяце как бы служит подтверждением доводов, приводимых немцами. Впрочем, они не скрывают от самих себя великих затруднений, сопряженных с аннектированием двух враждебных провинций, но надеются, что время, терпение и умение помогут им и тут, как помогли в Великом герцогстве Познанском, в прирейнских и саксонских областях, в самом Ганновере и даже во Франкфурте.[54 - …помогли в Великом герцогстве Познанском, в прирейнских и саксонских областях, в самом Ганновере и даже во Франкфурте. – Тургенев напоминает исторические факты, связанные с ростом русского королевства, когда к нему насильственно присоединились эти территории.]

У нас принято с пеной у рта кричать против этого немецкого захвата; но, как справедливо замечает газета «Таймс», неужели можно одну секунду сомневаться в том, что какой-либо народ на месте немцев, в теперешнем их положении, поступил бы иначе? Притом не надо воображать, что мысль вернуть Эльзас явилась у них только вследствие их изумительно неожиданных побед; эта мысль засела в голову каждого немца немедленно по объявлении войны: они возымели ее даже тогда, когда ожидали долгой, упорной защитительной борьбы в собственных границах. 15-го июля, в Берлине, я своими ушами слышал их говорящих в этом смысле. «Мы ничего не пожалеем, – объявляли они, – отдадим всю свою кровь, всё свое золото, но Эльзас будет наш». – «А если вас разобьют?» – спросил я. «Если нас убьют французы, – отвечали мне, – пусть они с нашего трупа возьмут рейнские провинции». Игра завязалась отчаянная; ставка была несомненно определена с каждой стороны: вспомните объявление Жирардена, которому рукоплескала вся Франция, что нужно прикладами отбросить немцев за Рейн… Игра проиграна одним игроком; что удивительного, что другой игрок берет его ставку?

Так, скажете вы, это логика; но где справедливость? Я полагаю, что немцы поступают необдуманно и что расчет их неверен. Во всяком случае, они уже сделали большую ошибку тем, что наполовину разрушили Страсбург и тем окончательно восстановили против себя всё народонаселение Эльзаса. Я полагаю, что можно найти такую форму мира, которая, надолго обеспечив спокойствие Германии, не поведет к унижению Франции и не будет заключать в себе зародыша новых, еще более ужасных войн.[55 - …зародыша новых, еще более ужасных войн. – Это замечание Тургенева показывает, насколько верно во многом он представлял себе тогдашнюю международную обстановку. Любопытно, что эта фраза почти текстуально совпадает с мыслью К. Маркса о франко-прусской войне, высказанной во Втором воззвании Генерального совета Международного товарищества рабочих (9 сентября 1870 г.), в котором рабочие всех стран предупреждались, что «настоящая ужасная война станет предтечей новых, еще более ужасных международных войн» (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 17, с. 281). Еще определеннее высказался по этому поводу Энгельс. Подробнее см.: Рабинович М. Б. И. С. Тургенев и франко-прусская война 1870–1871 гг. – В кн.: И. С. Тургенев. Вопросы биографии и творчества. Л., 1982, с. 105.] И можно ли предполагать, что после страшного опыта, которому она подверглась, Франция снова захочет испытать свои силы? Кто из французов, в глубине души своей, не отказался теперь навек от Бельгии, от рейнских провинций? Было бы достойно немцев – немцев-победителей – также отказаться от Лотарингии и Эльзаса. Кроме вещественных гарантий, на которые они имеют полное право, они могли бы удовлетвориться гордым сознанием, что, по выражению Гарибальди,[56 - …по выражению Гарибальди… – Национальный герой Италии Джузеппе Гарибальди (1807–1882) приветствовал установление республики во Франции и предложил свои услуги в борьбе против интервентов; в дальнейшем, командуя Вогезской армией, добился ряда успехов (освобождение Бельфора и др.).] их рукою было низвергнуто в прах безнравственное безобразие бонапартизма.

Но отказывается в эту минуту в Германии от Эльзаса и Лотарингии только крайняя демократическая партия; прочтите речь, произнесенную ее главным представителем, И. Якоби,[57 - …прочтите речь ~ И. Якоби… – Иоганн Якоби (1805–1877) немецкий демократ, противник бисмарковской политики объединения Германии «железом и кровью». В 1870 г. выступил в Кенигсберге с речью против намерений правительства аннексировать Эльзас и Лотарингию и за это был заключен в крепость.] из Кенигсберга, этим непоколебимым, грандиозным доктринером, которого не напрасно сравнивают с Катоном Утическим.[58 - Катон Утический — Марк Порций Катон Младший (ок. 96–46 до н. э.), римский политический деятель, убежденный республиканец, враг Цезаря, против войск которого защищался в Утике (северная Африка). Покончил с собой, не желая пережить гибель республики.] Партия эта числительно слаба – и едва начинает распространяться между работниками, без которых никакая демократия немыслима. Притом не туда направлены теперь все стремления Германии: объединение немецкой расы и упрочение этого объединения – вот ее лозунг. Она исполняет теперь сознательно то, что у других народов совершилось гораздо ранее[59 - …исполняет теперь сознательно то, что у других народов совершилось гораздо ранее, – т. е. создание единого национального государства. Во время франко-прусской войны завершилось объединение Германии, и южные немецкие государства (Бавария, Вюртемберг, Баден, Гессен), которым были гарантированы некоторые особые права, вошли в состав Германской империи, провозглашенной в Версале 18 января 1871 г.] и почти бессознательно; кто может ее обвинять в этом? И не лучше ли принять и внести в наличную книгу истории этот факт – столь же непреложный и неотвратимый, как всякое физиологическое, геологическое явление?

А бедная, растерзанная, растерянная Франция, что с нею будет? Ни одна страна не находилась в более отчаянном положении. Нет никакого сомнения, что она напрягает все силы свои для смертельной борьбы, и письма, полученные мною из Парижа, свидетельствуют о непреклонной решимости защищаться до конца, как Страсбург. Будущее Франции зависит теперь от парижан. «Нам надо будет перевоспитать себя, – пишет нам один из них, – мы заражены империей до мозга костей; мы отстали, мы упали, мы погрязли в невежестве и самомнении… но это перевоспитание впереди: теперь мы должны спасти себя, мы должны действительно окреститься в той кровавой купели, о которой только болтал Наполеон; и мы это сделаем». Скажу не обинуясь, что мои симпатии к немцам не мешают мне желать их неудачи под Парижем; и это желание не есть измена тем симпатиям: для них же самих лучше, если они Парижа не возьмут. Не взяв Парижа, они не подвергнутся соблазну сделать ту попытку реставрации императорского режима, о которой уже толкуют некоторые ультраусердные и патриотические газеты; они не испортят лучшего дела своих рук, они не нанесут Франции самой кровавой обиды, которую когда-либо претерпевал побежденный народ… Это будет еще хуже отнятия провинций! «Ватерлоо можно еще простить, – справедливо заметил кто-то, – но Седан никогда!»[60 - «Ватерлоо можно еще простить ~, но Седан никогда!» – Ватерлоо — местечко близ Брюсселя, где в последнем сражении (18 июня 1815 г.) Наполеон I был разбит английскими и прусскими войсками. Почти то же Тургенев писал 3 (15) сентября 1870 г. П. В. Анненкову: «…французы-парижане были бы ангелами или чурбанами (как угодно), если бы равнодушно приняли такой позор, какова капитуляция при Седане; скорее можно простить Ватерлоо, чем это».] Проклятый – le maudit – в устах французского солдата нет другого имени Наполеону; и могло ли оно быть иначе? Не говорю уже о том, что народу, так глубоко, так безжалостно пораженному, необходимо, по законам психологии, выбрать «козлище очищения»; а что на этот раз «козлище» не невинное существо, в том, я полагаю, не сомневаются даже «Московские ведомости».

Но, повторяю, роль меча еще не кончена… он один разрубит гордиев узел.

А я все-таки скажу: хоть и нельзя желать полной победы немцев, но самая эта победа нам должна служить уроком; она является торжеством большего знания, большего искусства, сильнейшей цивилизации: наглядно, с несомненной, поразительной ясностью показано нам, что? доставляет победу.

И. Т.

Баден-Баден, 18-го (30-го) сентября.

Сегодня мне невольно приходили в голову начальные стихи гётевской поэмы «Герман и Доротея».[61 - …приходили в голову начальные стихи гётееской поэмы «Герман и Доротея». – Эпическая поэма Гёте «Герман и Доротея» (1797) открывается картиной бегства жителей левого берега Рейна, занятого осенью 1792 г. французскими войсками. Тургенев приводит в переложении 11-й и 12-й стихи первой песни поэмы.] Так же, как и в том городе, народонаселение Бадена отправилось на большую дорогу смотреть «печальное шествие злополучных, из родины изгнанных людей» – то есть семнадцатитысячного страсбургского гарнизона, которому пока назначено местопребывание в Раштатте. (Замечу кстати, что «героическая» защита Страсбурга далеко не оправдала эпитета, заранее данного ей французами; не говоря уже о Севастополе, она не может идти в сравнение даже с защитою Антверпена в 1832 году,[62 - …защитою Антверпена в 1832 году… – Начавшаяся в 1830 г. борьба бельгийских патриотов за отделение Бельгии от Голландии закончилась признанием независимости Бельгии ведущими европейскими державами. Однако цитадель в Антверпене оставалась занятой голландским гарнизоном под начальством генерала барона Шассе (1765–1849), и голландский король отказывался ее очистить. Вследствие этого в 1832 г. англо-французский флот блокировал берега Нидерландского королевства, а французские войска осадили Антверпенскую крепость. 14 декабря ими был взят форт св. Лаврентия, а 25 декабря 1832 г. голландский гарнизон сдался.] которая продолжалась тоже около месяца, но где генерал Шассе сдался только после взятия штурмом форта св. Лаврентия, командовавшего всем городом; впрочем, ни один друг человечества не будет жалеть о том, что генерал Урих[63 - …генерал Урих… – Жан Жак Алексис Урик (1802–1886), французский генерал, во время франко-прусской войны комендант Страсбурга.] избег ненужного кровопролития, не дождавшись штурма. Говорят, у него не было больше пороха.) Длинная колонна пленных; которых пешком привели из Страсбурга, сегодня только в пять часов приблизилась к Раштатту, хотя ожидали ее к двенадцати часам; она являла самую разнообразную и живописную смесь мундиров: тут были и пехотинцы двадцати различных полков, и кирасиры, и артиллеристы, и жандармы, и зуавы,[64 - Зуавы — род легкой пехоты во французской армии, несшей службу в Алжире; название – от одного из арабских племен Северной Африки.] и тюркосы – остатки мак-магоновской армии. Солдаты шли бодро и даже весело – и не казались изнуренными, хотя многие были босы; почти каждый из них держал в руке шомпол или палку с нанизанными овощами и плодами, картофелем, яблоками, морковью, кочанами капусты, тюркосы скалили зубы и озирались, как дети; офицеры шли молча, отдельными кучками, с опущенными глазами, со скрещенными на груди руками: они одни, казалось, чувствовали всю горечь своего положения. Комендант Раштатта выехал со всеми своими адъютантами на встречу пленных и шел впереди колонны; несколько французских штаб-офицеров также ехало верхом – все сохранили свои шпаги. Десятитысячная публика, стоявшая по обеим сторонам дороги, вела себя очень прилично – с полным уважением к несчастию побежденных; не было слышно ни одного клика, ни одного слова, оскорбительного для их самолюбия. Одна старая крестьянка засмеялась было при виде одного действительно карикатурного тюркоса; но ее тотчас осадил работник в флузе, промолвив: «Alles zu seiner Zeit; heute lacht man nicht». (Всё в свое время; сегодня не смеются.) Это не мешает всем немцам чувствовать великую радость при мысли о бесповоротном (как они полагают) возвращении древнегерманского города в лоно объединенной родины; притом они хорошо знают, что падение Страсбурга ускорит падение Парижа, давая им возможность отправить всю осадную артиллерию по железной дороге, ставшей совершенно свободною после сдачи Туля.[65 - …после сдачи Туля. – Крепость Туль была в осаде с 23 августа по 25 сентября 1870 г., когда капитулировала.]

Удары не перестают падать, один за одним, на несчастную Францию. Я на днях имел продолжительные разговоры с одним французом, только что возвратившимся из Дижона, куда он ездил с целью попытаться попасть в будущее Учредительное собрание. Выборы в это собрание были отсрочены, как известно, на неопределенное время, под влиянием телеграммы Фавра, отправленной после его разговора с Бисмарком, и последовавшей затем прокламации Кремьё.[66 - Выборы в это собрание были отсрочены ~ под влиянием телеграммы Фавра ~ и последовавшей затем прокламации Кремьё. – Правительство «национальной обороны» декретом от 8 сентября 1870 г. назначило выборы в Учредительное собрание на 16 сентября. Выборы, однако, были отложены, так как начатые министром иностранных дел Жюлем Фавром (1809–1880) переговоры с Бисмарком о заключении мира (19–20 сентября) не привели к положительным результатам. Исаак Адольф Кремьё (1796–1880) – адвокат, министр юстиции Турской делегации правительства «национальной обороны». Прокламация, о которой пишет Тургенев, касалась отсрочки выборов и была подписана Кремьё как главой Турской делегации.] Вот что говорил мне француз, вернувшийся из Дижона: «У нас теперь нет собрания, нет правительства, нет армии – а есть только ярость и решимость отчаянно драться до конца. Умеренные люди молчат – и должны молчать; действовать могут только одни крайние, беззаветные, безумно-страстные; и, прибавил он, ce sont pent-?tre les plus fous qui sont maintenant les plus sages: ils nous sauveront peut-?tre (самые безумные – быть может, самые рассудительные: они спасут нас). Если Париж в состоянии продержаться три, четыре месяца; если французы выкажут только часть того несокрушимого темперамента, который в конце концов доставил испанцам победу над Наполеоном;[67 - …доставил испанцам победу над Наполеоном. – Речь идет о сопротивлении испанского народа войскам Наполеона I в 1808–1812 гг. в «малой» войне (гверилья, или герилья – партизанская война). Партизаны-герильясы вынудили французские войска в конце концов уйти из Испании. Во Франции также, с осени 1870 г., развилось партизанское движение «вольных стрелков» (франтиреров), наносивших немецким войскам большие потери.] если во всех департаментах учредятся гверильясы, если самое падение Парижа нас не смутит – дело может быть еще выиграно. Надо заставить пруссаков бороться с призраком, с пустотою, с совершенным отсутствием всякого правительства – il faut faire le vide devant eux…[9 - Надо создать перед ними пустоту (франц.).] С кем они заключат мир, когда уже теперь они не видят перед собою ни одного ответственного, гарантированного лица? Не за Наполеона же взяться в самом деле? А между тем их громадная армия будет таять, как воск; да они же не могут оставаться так долго вне Германии, вдали от своих жилищ, семейств… Вооруженная нация способна только на короткие походы, а наши средства неистощимы».

Вот какими речами старался мой знакомый хотя несколько заглушить свою патриотическую скорбь… Нельзя не согласиться, что в них есть значительная доля истины. А между тем тот же самый француз нисколько не скрывал от себя всех темных сторон того самого положения, которое возбуждало его надежды; особенно сокрушало его совершенное исчезновение дисциплины во французской армии, на которое намекал уже Трошю в известной своей брошюре..[68 - …Трошю в известной своей брошюре… – См. примеч. к с. 318.]. Империя превратила солдат в преторианцев, а преторианская дисциплина нам известна из истории.

Всё зависит, без сомнения, от того, как поведет себя Париж; лучше Страсбурга, должно надеяться.

И. Т.

Примечания

Печатаются по тексту первой публикации: СПб Вед, 1870, № 216, 219, 231, 252 и 265–8 (20), 11 (23) и 23 августа (4 сентября), 13 (25) и 26 сентября (8 октября) – с исправлением опечатки («15 июля» вместо «15 июня») на с. 18.

В собрание сочинений впервые включены в издании: Т, Сочинения, т. 12, с. 343–359.

Автограф неизвестен.

Первая корреспонденция составляет часть письма Тургенева к П. В. Анненкову от 27 июля (8 августа) 1870 г. С разрешения Тургенева Анненков передал письмо в газету, исключив из него в начале и в конце несколько строк, не имеющих прямого касательства к теме статьи, а также постскриптум письма, хотя в нем и содержались некоторые сведения, связанные с военными действиями.

Последующие корреспонденции Тургенев также посылал через Анненкова, который, как обычно, просматривал их, прежде чем передать в редакцию «С.-Петербургских ведомостей». Одно из писем к Анненкову, о котором упоминает Тургенев в самом начале своей первой статьи, неизвестно, другое (от 3 (15) сентября 1870 г.) не было отослано в газету по просьбе Тургенева. «Я пропустил время, – писал он Анненкову, – написать вам письмо, которое могло бы попасть в „С.-Петербургские ведомости“, и теперь уже поздно и потому считайте это письмо лично вам адресованным». Посылку корреспонденции в газету Тургенев прекратил, по-видимому, после письма Анненкова, из которого он сделал заключение о неудаче повести «Степной король Лир». Текст этого письма неизвестен, но в своем ответе Тургенев писал: «…я потерял камертон русской публики <…>. Есть пословица: „Старый слуга – как старый пес: либо со двора, либо под лавку“. – Я отправляюсь под лавку, и пусть П. Д. Боборыкин услаждает публику!» В последних словах выражается недовольство писателя содержанием обширных корреспонденций о военных действиях П. Д. Боборыкина, печатавшихся в тех же «С.-Петербургских ведомостях».