Стрелок: Путь на Балканы. Путь в террор. Путь в Туркестан

– Так это он ее тогда нашел.

– Хм, наш пострел везде поспел! Но все же я хотел обратить ваше внимание, господа, на одно крайне любопытное обстоятельство. Не знаю, заметили ли вы, но этот нижний чин, докладывая о произошедших с ним приключениях, перед которыми, прямо скажем, меркнут сочинения господина Дюма, ухитрился их сформулировать так четко и ясно, что, по совести говоря, не каждый из присутствующих здесь офицеров эдак сумеет. Не слишком ли это для солдата-новобранца, к тому же из крестьян?

– Так в этом нет ничего удивительного! – воскликнул Линдфорс.

– Да что вы говорите? – не без сарказма в голосе удивился полковник.

– Конечно! Он ведь бастард![58 - Bastard (фр.) – байстрюк, ублюдок. Незаконнорожденный отпрыск аристократа.]

– В каком смысле?

– Ну, он же незаконнорождённый сын графа Блудова!

– Вот так пердюмонокль![59 - Пердюмонокль – неожиданное происшествие, конфуз. От фр. – perdre monocle – потерял монокль.] В таком случае это многое объясняет… Хотя постойте, как это графа Блудова? Это что, он и есть Блудов, откомандирования которого у меня требуют моряки?

– А моряки-то тут при чем? – удивился Гаупт.

– Да был один случай, – замялся Линдфорс.

– Так-с, любезнейший Иван Иванович, – нахмурился Буссе. – Ну-ка извольте все сию же минуту рассказать!

На третий день после сражения на Аярслярских высотах в русский лагерь у Папикоя прибыл командующий Рущукским отрядом цесаревич Александр Александрович. Встречать наследника российского престола полагалось с помпой и при полном параде, однако побывавшие в боях полки вид имели хотя и лихой, но не слишком презентабельный. Мундиры на солдатах и офицерах носили следы многочисленных схваток, кепи измялись, да и сапоги у многих требовали ремонта. При таком состоянии амуниции недолго было опростоволоситься в глазах будущего царя, но по счастью, одному из штабных офицеров пришла в голову спасительная мысль. Припомнив, что великий князь Александр необычайно прост в обращении и не любит пышных церемоний, он подал генералу Прохорову мысль представить подчиненные ему войска одетыми в гимнастические рубахи, а на кепи надеть белые чехлы с назатыльниками, подобно тому, как это делается в Туркестане. Таким образом, достигалось как требуемое единообразие, так и простота, столь любимая наследником.

Ожидания эти целиком и полностью оправдались. Цесаревич с удовлетворением отметил бравый вид военных, поблагодарил их за службу и, с хитринкой улыбнувшись, сказал Прохорову:

– Я хотел было на другой день после Аяслярского дела к вам заглянуть, да услышал, что из главного штаба идут списки награжденных за бой у Езерджи, так решил повременить. Дай, думаю, порадую солдат. И списки, и кресты я привез, так что стройте новоиспеченных кавалеров. Награждать буду!

– Нижние чины будут счастливы получить монаршую награду из рук вашего императорского высочества, – с поклоном отвечал ему генерал и тут же отдал необходимые распоряжения.

Адъютанты и ординарцы командиров полков немедля побежали со списками к своим частям, и через четверть часа цесаревич уже шел вдоль строя и вручал награды отличившимся. Шедший рядом с ним офицер штаба зачитывал приказ с кратким описанием подвига, затем Александр вкладывал герою в руку награду и, пробасив: «Благодарю за службу!» – шел дальше.

Получив крест, награждаемые вытягивались и почти кричали своему будущему царю вслед:

– Покорнейше благодарю, ваше императорское высочество!

Дошла очередь и до вызванного вместе со всеми Будищева.

Пока шло награждение, Дмитрий с удивлением разглядывал богатырское сложение великого князя. Ростом цесаревич превосходил даже его, а уж вширь – и подавно. Причем это вовсе не была излишняя полнота, а именно мощь настоящего русского богатыря. Отлично пошитый мундир сидел на теле как влитой, но даже под ним было видно, как перекатываются мускулы его обладателя. Наконец процессия поравнялась с ним, и глаза Дмитрия встретились с взглядом Александра Александровича.

– Перед делом у Езерджи, – начал скороговоркой штабной, – рядовой Будищев в числе прочих охотников захватил «языка» и доставил его в штаб начальника бригады. В самом же бою метким выстрелом ранил турецкого генерала Азиза-пашу, чем спас от верной гибели полковника Тихменева.

– Ишь каков, уже и ефрейтором с той поры стал, – удивленно приподнял бровь цесаревич. – Да ты, братец, герой! Как же ты все успел?

– Дурак потому что! – четко отрапортовал в ответ Дмитрий, так и не научившийся в некоторых случаях держать язык за зубами.

Вокруг мгновенно наступила такая тишина, что казалось, будто слышно жужжание мух, кружившихся над вспотевшими под жарким солнцем военными.

– Это как же понимать? – почти взревел от неожиданности великий князь.

– Ваше императорское высочество, – невозмутимо отвечал ему Будищев, – кабы я это все хоть с недельным промежутком сделал, было бы два креста! А так только один.

Наследник российского престола сначала некоторое время озадаченно молчал, потом, видимо, сообразив, что ему только что сказали, улыбнулся и тут же так заразительно рассмеялся, что к нему немедля присоединилась вся свита.

– Видал наглецов, но таких… – покачал головой великий князь и спросил, обернувшись к местному командованию: – А под Аярсляром этот молодец отличился?

– Так точно, ваше императорское высочество, – почтительно доложил Буссе, – захватил в бою вражескую митральезу и открыл из нее огонь по наступающим туркам, чем способствовал отражению атаки!

– Не забудьте представить к кресту, – хмыкнул Александр Александрович и, насмешливо усмехнувшись, добавил: – А то выйдет в фельдмаршалы да припомнит нам, как его с наградами обходили!

Все присутствующие опять рассмеялись, оценив шутку своего командующего. Тот же, хлопнув Будищева по плечу, пошел к следующему награжденному, увлекая за собой всю свиту. И только когда они все удалились достаточно далеко, немного задержавшийся командир Болховского полка сказал вполголоса адъютанту:

– Поручик, напомните мне, чтобы я этого сукина сына застрелил, если с этим, конечно, раньше турки не справятся. Ведь чуть удар не хватил, а ему, подлецу, хоть бы хны!

– Слушаюсь, – сделал многозначительное лицо старший Линдфорс и щелкнул каблуками.

Больше на церемонии награждения ничего экстраординарного не случилось, и после ее окончания цесаревич благополучно отбыл. Отцы-командиры облегченно выдохнули, выразительно посмотрели на одного из награжденных, но поскольку все закончилось как нельзя более хорошо, то этими взглядами дело и ограничилось.

Что касается самого виновника переполоха, то он как ни в чем не бывало принимал поздравления, подшучивал над товарищами и вообще вел себя как именинник.

– Мой друг, вы бесподобны! – смеясь, заявил ему Штерн. – Если бы мне кто-нибудь рассказал это, я ни за что бы не поверил.

– Да ладно тебе, Коля, – добродушно отмахнулся от него Будищев, – что тут такого?

– Похоже, вы действительно не представляете себе, что натворили, – покачал головой Гаршин. – Ведь это же наследник престола!

– Ну не царь же?

– Бедовый ты парень, – покачал головой подошедший к ним унтер Галеев, – всего ничего служишь, а уже ефрейтор и георгиевский кавалер! Того и гляди в унтера вый дешь. Проставляться-то будешь?

– Обижаешь, Северьян Карпович. Награду не обмыть все равно, что удачу сглазить. Не побрезгуете со мной выпить?

– Скажешь тоже, Митрий, ты же мне той ночью, можно сказать, жизнь спас. А у меня толком и поблагодарить времени не было.

– Ничего, господин старший унтер-офицер, даст бог, рассчитаемся… на том свете угольками!

– Э нет, – засмеялся унтер, – не бывало еще такого, чтобы Северьян Галеев в должниках ходил! Пойдем к маркитантам, и мое спасение и твой крест обмоем.

– Не вижу повода не выпить, – засмеялся Будищев и обернулся к вольноперам. – Коля, Сева, вы с нами?

– А давай, – тряхнул головой Штерн. – С хорошими людьми да отчего же не выпить!

Гаршин сначала хотел было отказаться, но отдаляться от приятелей после всего совместно с ними пережитого показалось ему не по-товарищески, и потому он махнул рукой и пошел вместе со всеми. Галеев со своей стороны позвал еще двух унтеров из своей роты, а Будищев, помимо вольноопределяющихся, позвал с собой Анохина.

Лавка маркитанта представляла собой большую палатку, стоящую чуть на отшибе от остального лагеря. Продавалось в ней все, что только могло понадобиться солдатам и офицерам в походе. Но если же, паче чаяния, какого-нибудь товара не нашлось, маркитант Константин Теодоризис, неопределенного возраста грек с густыми усами, брался доставить в самое короткое время по «справедливой цене». Будищев с Галеевым решительно направились внутрь, а остальные остались ждать снаружи.

– Проходите, господа, прошу, – радушно приветствовал грек посетителей, – старый Константин рад вас видеть! Чего изволите?

– Выпить и закусить! – решительно заявил унтер.