АБК:
Чего это ты решил, что чуть хуже? Ты ведь не знаешь, как мне было.
ЛХБ:
Когда-нибудь обязательно узнаю. А вообще знаешь, было бы здорово, если бы каждый мог узнать, каково другому. Наверное, никто бы никого не мог осуждать и ад не придумали бы вовсе. Как можно если каждый уже наказан?
АБК:
Все бы только и говорили о рае? Не думаю что так, много ли мы сказали о небесах с тех пор как увиделись? В муках и виден-то один только ад, мечтать хорошо, когда и так все не плохо.
ЛХБ:
Ну и что ж, ты придумал себе самый адский ад?
АБК:
Чего думать-то вот он, теперь, уже. Знал бы ты как мне тяжко.
ЛХБ:
Но ведь хуже быть может? Мне кажется, всегда может.
АБК:
Не знаю
ЛХБ:
Раз может быть хуже, значит не ад. Я думаю, что ад это когда ничего нет, когда ты хотел бы увидеть хоть даже черное, когда ты желал бы чувствовать боль или даже вину, но не можешь.
АБК:
Пройдет время, я погляжу, что ты скажешь. Пусть это и в самом деле не ад, но и ада я уже не боюсь. Если б было возможно даже проверить, соглашусь.
ЛХБ:
И каким образом? Мне кажется, нас не плохо здесь устроили. У нас своя доля, но она может не хуже чем у других. Есть ведь мыши что мерзнут в холодной земле или в пустом бетонном сарае, есть те кого травят, а есть и те чьи мышата… Вот именно что мы заперты здесь и согрешить не можем, в этом наше счастье.
АБК:
Это почему еще не можем? Еще как можем. Если я убью тебя или ты меня. Можно и просто прелюбодеянием.
ЛХБ:
Вот только давай без прелюбодеяния.
АБК:
А что?
ЛХБ:
Да ничего. Ты ведь так гипотетически предположил?
АБК:
Ну…
ЛХБ:
Ну-ка
АБК:
Да шучу, ну смешно же.
ЛХБ:
Не очень. Тоже мне пострадавший – «как мне плохо», а сам еще шуточки непристойные отпускает.
АБК:
Шутки или нет, а в голове у меня стоят такие ругательства, еще непристойнее. Ужас как хочется кричать, и я даже не знаю, зачем держусь. Одни сквернословия на уме, а с тобой говорю еще и вполне ведь человечно. Чем им мыши не угодили?
ЛХБ:
Ты о том же или уже про другое?
АБК:
Про человечность. Почему именно человечность, вот наличие гладкого хвоста и пушистой шерстки делает меня мышью, как и любую другую мышь, но и без этих атрибутов я мышь. Почему же бесчеловечная людская особь все равно остается человеком? Есть это или нет, все равно человек. Есть, например собаки, которые поголовно, почти что все, обладают лучшими качествами. Назвали бы собачность, так нет – это вроде как даже наоборот плохо.
ЛХБ:
Пусть, будет мышиность. Ты не сквернословишь и говоришь мышино. Никто ведь не запрещает тебе так сказать. Просто ты пользуешься термином, который изобрели другие, точно так же как называешь что-то иностранным словом, если нет такого в твоем языке.
Сцена 5. Про чет и нечет.
ЛХБ:
Ты вернулся.
АБК:
Да мышиный брат, я вернулся.
ЛХБ: