Литературный оверлок. Выпуск № 3 / 2018

Я тоже закурил. Медленно двинулись в сторону магазина, я повел. Я тут все знаю. Зашли. Взял мерзавчика водки и пакетик «ласточек», люблю их. Закусывать ими – и радость, и сладость.

Осели в моем любимом дворике, в который ведет арка. Замок моего одиночества. Дворик замкнутый, лавочки и пустая детская площадка, ни одного пиздюка, да пустые облезшие качели, что напоминают о безвозвратно ушедшем детстве. Здесь я люблю выпивать. Один. Делаю глоток, прячу за пазуху, занюхиваю «ласточкой» и закусываю мякотью. Хорошо. Боже, обрати на меня свой взор. Посмотри глазочком. Мне хорошо. Не твоя вина. Спасибо. Теперь отвали.

Я схрустнул и свернул пробочку крошки, приник к трепетному горлышку, сделал добрый глоток. И жар живой воды вошел в меня, приветствуя организм. Здравствуй, весна. Здравствуй, краса. Расширься, зрачок. Разойдись, кровь.

Да – забыл сказать – была весна – и соки жизни бродили во мне, ударяя в неправильные органы. Мне было плохо, как и всегда. Я сходил с ума.

– Саша, – я протянул ладонь, ежась от прохладного душистого ветерка, несшего старые листья.

– Андрей, – и рукопожались, – ну ты помнишь.

– Да.

– Ты, Андрей, скажи.

– Что?

– Почему дерешься?

– Да… не знаю.

– Точно не будешь пить?

– Нет.

– Почему?

– Слабость.

– Что?

– Слабею я от этого. Я этого не люблю.

– А.

«Ласточкина» мякоть тает во рту. В желудке встает солнце, распуская теплые лучи. Градус первый ласково пощипывает мне мозг и пускает в него корешки. Отпускает…

– Я, значит, слабый, – говорю.

– Не, я этого не говорил, Сань.

– Да не, это я так. Слабый я. А ты сильный?

– Я… не знаю. Странный ты.

– Да уж.

Закурили снова. Стоим, дышим дымом. Ветер треплет мне волосы, как мальчишке. Но я уже не мальчик. Я рядовой жизни Александр Иванов. Младший рядовой. Или как там оно бывает. Стою по колено в окопе весны и, как гранатой, замахиваюсь на нее мерзавчиком «Столичной». Не пьет он. Ну ладно. Ладно.

– Спорт, наверное, любишь?

– С чего ты взял?

– Ну, там. Единоборства.

– Терпеть не могу. Тягомотина. Правды нет.

– Как нет?

– Так.

– Какой правды?

– Не знаю, как объяснить. За деньги они дерутся, Сань. Нет в этом правды. Играют за деньги. Соревнуются за деньги. Не дело это.

Интересно.

– А ты за что дерешься?

– Не знаю. За правду.

– Это как?

– Так. Не знаю, как объяснить.

– Попробуй. Я пойму.

– Дай конфетку.

– Держи.

Взял он «ласточку», расшуршал в пальцах и выкинул обертку в мусорку, не поленившись к ней отойти. Вернулся, прожевал и говорит.

– Объяснить… знаешь, Сань, я заметил – все кругом врут. Мне, тебе, себе. И грубят. Мне, тебе, себе. Грубость и ложь, Сань. Все тебя обидеть хотят, чтобы утвердиться. Ну не могут они без этого. Щиплет у них внутри. И я этого не терплю. Поэтому, наверное, и дерусь.

– Клин клином вышибаешь?

– То есть?

– Ну – грубость грубостью.

– Возможно. Вкусная, зараза, дай еще.

Дал. Стоит он с «ласточкой» в пальцах, избитый и щурится от яркого солнечного света – солнце весеннее явилось из-за облачного покрова. Потеплело. Тепло вторит теплу моего нутра. Я принял еще горечи, внимательно слушая. Было действительно интересно.

– Знаешь, давно я вот так ни с кем не разговаривал, спасибо, – сказал он.

– Да ладно.