Сцены из народного быта

– Не надеюсь!

– Пожалуйте нам осьмушечку, – окончил он, подходя к стойке.

Было около девяти часов вечера. Утомленные, продрогшие до костей, разведчики миновали кабак и задами въехали в деревню.

– Живы ли вы тут? – заговорил Кузьма, входя в избу.

– Ай, батюшки! Уж мы не чаяли вас, – заторопилась старуха.

– То есть так-то прохватило, так-то прохватило, что, кажись…

– Порядочно! – перебил Аким. – Маленько бы еще – там бы, пожалуй, и заночевали на поле…

– Хотели было согрешить по стаканчику, да пищалинские в кабаке галдят.

– Следовает, а то никак не раздышешься.

– Я сейчас к честной вдове схожу: у ней водка без патенту, – вызвался Герасим.

– Не даст!

– Мне-то?! Даже оченно… С великим удовольствием!

Вот и водка на столе. Выпили медвежатники, раздышались, очувствовались и стали отходить ко сну. Аким сымпровизировал подушку: обернул полено полушубком и растянулся на голом полу.

– Ты бы, бабушка, сапоги-то в печь сунула… да смотри, не изжарь, завтра потребуются, – проговорил Кузьма, влезая на полати.

Вьюга успокоилась. Сквозь рваные облака по временам показывался месяц. Кабак смолк. Общее спокойствие нарушалось изредка бродившим по деревне Мироном: он разыскивал свою шапку.

– Без шапки мне невозможно! Без шапки я не человек, – кричал он во всю глотку.

IV

Рано утром, на заре, по деревне послышались бубенцы. К избе Кузьмы подъехало несколько саней, нагруженных людьми, ружьями, рогатинами, чемоданчиками, корзинами и т. п. Кузьма уже был на ногах. У ворот встретил приехавших Мирон; он всю ночь пропутался на улице.

– Все благополучно, ваше сиятельство, ведьмедь как есть… вас дожидает, – отрапортовал он, трясясь всем телом, выходившему из саней полковнику.

– Что это? Ни свет ни заря, а уж ты откушал, заметил полковник.

– Точно так, ваше сиятельство! Не я пью – горе мое пьет, – отвечал Мирон.

– Полно-ко ты, непутный человек, мутить-то, – отозвался Кузьма, отряхивая снег с полушубка полков-ника. – Всю ночь спать не давал, старый черт!..

– А что, медведь лежит? – подскочил к Кузьме молодой человек в изящном черном полушубке, с красивым ружейным ящиком под мышкой.

– Лежит, сударь.

– Большой?

– Да ведь бог его знает: мерить его нельзя.

– Большущий, ваше сиятельство! Лапа с ведро, а то и больше. Потому как он есть ведьмедь наш, пищалинский, у нас он все лето кормился, – вмешался опять Мирон, поддерживая под руку уходившего в избу полковника.

Сани разгружались. Вылезали, отряхиваясь, охотники, мужики вытаскивали ружья, рогатины и т. п. К избе мало-помалу подходили любопытные. Пищалинские все собрались в кучу и стояли у избы молча. Некоторые разговаривали шепотом.

– Я так понимаю, – говорил один, – битва у нас будет великая.

– Без рвани тут ничего не сделаешь, дело видимое, – соглашался другой.

Полковник, войдя в избу, приветствовал хозяев, прилаживаясь к их обиходной речи.

– Здравствуйте, добрые люди, – начал он, низко кланяясь старухе.

– Здравствуйте, батюшка, господин честной, ваше благородие.

– А тараканов-то у вас порядочно!

– Сила, сударь! Такая сила этих тараканов – ничего с ними не сделаешь, – отвечал Кузьма.

– Морить надо…

– И морили, сударь, и морозили, из Санкт-Петербурга был какой-то, мазью смазывал, но, между прочим, куры все передохли, а тараканы остались.

– Здравствуй, божий человек, – обратился он к слепому старику.

– Здравствуйте, батюшка, – отвечал старик, поднявши к небу незрячие, черные как уголь глаза.

– Давно на божьем свете маешься?

– Годов восемьдесят есть, барин.

– Много!

– Что сделать, сударь, – и не хочется, да живешь.

– Уж и мы, сударь, говорим, – вмешался шутливо Кузьма, – пора бы, место ему там уж заготовлено. Ты бы, тятенька, пошел, ослобонил тут господам. Вас?отка, сведи дедушку.

– Погоди, дай нам со стариком побеседовать, – остановил полковник. – Крепостной был?

– И под господами жил, и волю сподобил сподь увидеть.

– А чьих был?

– Господ-то? У меня был господин большой; таких нынче и господ-то нет, да и в те поры, пожалуй что, не было.

– Аракчеевские наши-то были, – подсказал Кузьма.

– Графа Алексея Андреевича Аракчеева дворовый я человек был – спервоначалу фалетором и опосля того кучером, – подтвердил старик с достоинством.