Сцены из народного быта

Какое вчерашнего числа с нами событие случилось!.. Просто на удивленье миру! В нашем купеческом сословии много разных делов происходит, а еще этакой операции, так думаю, никогда не бывало… Зашли мы к Москворецкому мосту в погребок. Нам сейчас новый прейскурант поднесли. Иван Семеныч взял, читает:

«Давно желанное слияние интеллигенции с капиталом в настоящее время уже совершается. Интеллигенция идет навстречу капиталу. Капитал, в свою очередь, не остается чужд взаимности. В этих видах наша фирма настоящего русского шампанского и прочих виноградных вин к предстоящей масленице приготовила новую марку шампанского, небывалую еще в продаже и отличающуюся от других марок своею стойкостью и нектаральным вкусом.

Москворецкий монополь, № 1. Игристый.

№ 2. Самый игристый, пробка с пружиной. При откупоривании просят остерегаться взрыва.

№ 3. Пли! Свадебное.

№ 4. Нижегородский монополь с красным отливом. Высокий.

В нашем же складе продаются следующие иностранные вина:

Борисоглебская мадера с утвержденным этикетом, местного разлива.

Херес Кашинский в кувшинах – аликан, старый.

Ром Ямайский. Тройной. Жестокий.

Тенериф купца Зайцева…»

Вот на тенериф-то мы и приналегли и так свои лики растушевали, такие колера на них навели, что Иван Семеныч встал да и говорит: «Должен я, говорит, константировать, что все мы пьяные и по этому прейскуранту пить больше нам невозможно, а должны мы искать другого убежища». А сам плачет. Мы испугались, а приказчик: «Не сумлевайтесь, говорит, это от тенерифу: эту марку немногие выдерживают, потому он в чувство вгоняет человека».

Вышли мы, сели на тройку и взвились поперек всей Москвы. По сторонам народ так и мечется, не может себе в понятие взять, что, может, вся наша жизнь решается. Городовые свистят… Околоточные озираются… Иван Семеныч плачет навзрыд… Яша кричит ямщику: «Вези прямо к мировому: все равно завтра к нему силой потащат…»

Приехали в Стрельну, сделали там что-то такое, должно быть, нехорошее. Помню, что шум был большой, арфистка плакала, околоточный протокол составлял.

Через три дня – пожалуйте!

Вышел мировой, солидный человек, седой наружности.

– Не угодно ли вам, господа стреленские, сюда к столу пожаловать?

Публика… Срам?…

– Швейцар, расскажите все, как было.

Тот сейчас показывает на меня:

– Они мне, говорит, ухо укусили.

– Не помню, говорю. Да ежели бы и помнил, так неприятно об этом рассказывать. В исступлении ума находился от тенерифу.

– А вы зачем этот тенериф пьете?

– Зачем начальство допущает этот тенериф в продажу? Потому от его не токма что ухо, а и человека загрызть можно.

– А он что делал? – показывает на Ивана Семеныча.

– Не могу, говорит, при публике доложить. Все прочие, которые только шумели, а они… просто, говорит, выразить не могу.

Потом писал, писал этот мировой…

– Прошу, говорит, встать.

Все встали.

По указу… там все прочее… На две недели посадил в казенном халате ходить…

Иван Семеныч:

– Ну, а ежели у меня, говорит, две медали на шее?

– Жалко, говорит, вы раньше не сказали: я бы вас на месяц посадил.

Вот тебе и тенериф! Из-за пустого дела какой срам вышел…

«Осколки» № 6, 1884 г.

Травиата

Рассказ купца

А то раз мы тоже с приказчиком, с Иваном Федоровым, шли мимо каменного театру. Иван Федоров почитал-почитал объявление.

– Понять, говорит, невозможно, потому не нашими словами напечатано. Господин, что на афишке обозначено?

Прочитал. Говорит:

– «Фру-фру».[13 - «Фру-фру» – комедия Г. Мельяка и А. Галеви, одна из самых популярных пьес провинциального репертуара.]

– В каком, говорим, смысле?

– Это, говорит, на ихнем языке обозначает настоящее дело.

– Так-с! Покорнейше благодарим… Господин городовой, вы человек здешний, может, слыхали: как нам понимать эту самую «Фру-фру»?

– Ступайте, говорит, в кассу, там все отлепортуют.

Пришли в кассу.

– Пожалуйте два билета, на самый на верх, выше чего быть невозможно.

– На какое представление?

– «Фру-фру».

– Здесь, говорит, опера.