Метафизика возникновения новизны

И раз «интеллектуальная симпатия» предполагает возникновение, по крайней мере, каких-либо положительных чувств, то можно предположить, что она есть не что иное как интеллектуальное чувство удовольствия, но удовольствия не столько от слияния с тем «невыразимым» и оригинальным, что находится в предмете, сколько от понимания тех новых взаимосвязей, в которых находится предмет с другими предметами. Понимание «невыразимого» – это и есть интеллектуальное слияние с ним.

Понимание же того, что нам уже известно, никак не может ни возбудить нашу симпатию, ни вызвать чувства удовольствия как, положим, «повторное» понимание сути закона Ома, – которая нам уже известна – вряд ли заставит нас испытать чувство удовольствия. Так же этого удовольствия мы не испытаем, если впервые будем постигать (понимать) этот закон в процессе обучения. Но мы бы непременно испытали это чувство, если бы однажды его суть впервые открылась нам самим, как она однажды когда-то открылась его открывателю-создателю.

Условие эффективности иррационального мышления

Не вдаваясь в подробности понимания интуиции Дж. Сантаяной, а только используя его образ, можно согласиться с ним в том, что все

«…сущности являются зерном для помола на мельнице интуиции…»

.

Правда, интуиция – это не непрерывно работающий агрегат, перерабатывающий все, что в него ни попало: интуиция обрабатывает в основном только то, что являлось когда-то и является сейчас предметом пристального внимания нашего сознания на протяжении какого-то длительного промежутка времени. И этого времени должно быть вполне достаточно для прочного усвоения соответствующего знания на сознательном уровне. Прочность усвоения «старого» знания и многогранность наших познаний – вот что является одним из критериев создания (обнаружения, «понимания») нового знания. Потому вполне понятен призыв Гуго Сен-Викторского: «Учись всему, потом узнаешь, что ничто не лишнее» или «Изучай все! Позже ты увидишь: ничто не лишне». (Цит. по Кр. фил. Энц. –М.: Изд. гр. «Прогресс» – «Энциклопедия», 1994. С. 119). Так что, несмотря на то, что усвоение знания на этапе его приобретения и сознательной обработки – это процесс постепенный и длительный, иррациональный этап обработки знания, по крайней мере, в своей завершающей стадии, носит спонтанно-дискретный характер.

Без-рассудность интуиции.

Интуиция – то же самое можно отнести и к инсайту – без-рассудна, она умозаключение нашего бессознательного, то умозаключение, которое явилось в наше сознание в готовом виде, но не предъявило «истории» своего возникновения. А эта «история», как мы знаем, складывалась – да так и не сложилась! – в процессе рефлексии-1. Вот мы и занимаемся созданием этой «истории» в процессе так называемого созерцания (рефлексия-11), то есть в процессе развертывания – в обратном порядке – явившегося нам в целостном (но свернутом) виде смысла. Потому что смысл в свернутом виде невыразим, а потому и не передаваем. Раскрывая его и фиксируя в словах-символах нашего языка, мы делаем его понятным не только для самих себя, но и для всех тех, кому понятен этот язык.

Пример инсайта как внезапного обнаружения взаимосвязи

между объектами

Одним из ярких примеров инсайта можно привести описанную в литературе эмоционально-эйфорическую реакцию слепоглухонемой Элен Келлер на поток воды через ее ладонь

. А испытала она ее в тот момент, когда однажды поняла наличие однозначной взаимосвязи между знаковым обозначением вещи («вода» по ручной азбуке) и самой вещью (водой), тактильно ощущаемой ее ладонью.

Рассмотрим те существенные объекты, свойства и взаимосвязи, которые были причастны к открытию, то есть к явлению идеи в сознание семилетней девочки. Во-первых, объектами являются: ладонь, обладающая свойством тактильного ощущения, передаваемого через нервные окончания в мозг; вода, обладающая вполне характерными свойствами (текучесть, прохладность и т. д.); и символическое знаковое обозначение вещи, обладающее уникальным свойством однозначно соответствовать данной вещи. А во-вторых, семилетним ребенком на данном примере была понята – вернее, обнаружена – универсальность взаимосвязи между знаковым обозначением вещи и конкретной вещью, проявляющей себя через свои свойства. Вот та идея, обнаружение и осознание которой поразило сознание девочки. Ребенок с нормальным развитием органов чувств и речи обнаруживает эту взаимосвязь постепенно в течение достаточно длительного промежутка времени и в процессе достаточно многообразных форм своей деятельности (игры, общение с взрослыми, наблюдение окружающего мира и т. д.). И он не испытывает внезапного эмоционального потрясения от понимания данной взаимосвязи. (Если понимание как бы растянуто во времени, то, естественно, растянуто во времени будет и психологическое восприятие от понимания). Другое дело ребенок с нарушением функционирования органов чувств и речи. Обнаружение данной взаимосвязи может произойти внезапно и даже с испытанием шокового состояния, как это и случилось с ребенком.

Другой взгляд на интуицию

Я готов с уверенностью утверждать, что то, что мы называем инсайтом. является не чем иным как «схватыванием» (созданием, обнаружением) идеи, содержащей в себе весь необходимый комплекс объектов и взаимосвязей, обеспечивающих как ценностно-смысловое содержание самой идеи, так и ее новизну. Именно отсюда и наше удивление, и эйфорическое состояние нашей психики, и наша уверенность в истинности идеи в процессе развертывания и оформления ее в мысль.

Но я не вполне уверен в том, что то же самое можно сказать и об интуиции. Представляется, что, если инсайт – это обнаружение или создание всего комплекса взаимосвязей некоторого числа объектов, то интуиция – это «схватывание» взаимосвязей между всего лишь двумя-тремя объектами из числа всех тех объектов, посредством которых наш интеллект способен образовать полноценную идею. И об этом свидетельствует и первоначальная смутность наших интуиций по сравнению с той четкостью, которая свойственна нашим инсайтам (озарениям), и меньшая «сила» удивления, и большая незаметность как самой интуиции, так и того интеллектуального чувства удовольствия, которое сопровождает ее явление в наше сознание.

Так что вполне возможно, что остается в силе наша модель иррационального мышления, – изложенная нами ранее в Разделе 1.4. «Инсайт, интуиция, логика» – согласно которой, если в акте инсайта мы попадаем в самый «центр» мысли, то при интуиции мы оказываемся всего лишь на подступах к этому «центру», то есть оказываемся в одной из мозаичных областей этой мысли, изнутри которой «схватываем» какую-либо взаимосвязь с соседней областью этой же мысли. Поэтому можно сказать, что в актах интуиции мы создаем (обнаруживаем) сначала отдельные блоки-связи целостной идеи-мысли, и только потом, в акте инсайта, соединяем их в единый ансамбль-идею. Другими словами, можно сказать, что, если в акте инсайта идея нам видится сразу и в целостном виде, то в актах интуиции мы сначала производим (обнаруживаем) отдельные «сборки» этой идеи и только потом, после того как мы усмотрим, из каких «сборок» состоит вся идея-мысль, мы уже можем собрать ее в целостном виде.

Вопрос только в том, посредством ли логики или посредством все той же интуиции (инсайта) мы собираем нашу идею из прежде полученных блоков-интуиций.

Глава 6. Бытие как возникновение интеллектуальной новизны и нового сущего

В этой достаточно объемной главе речь, в первую очередь, пойдет о бытии и его связи с интеллектуальным чувством удовольствия-удивления. Кроме того мы рассмотрим в деталях методологию возникновения новизны посредством генерирования все новых и новых идей.

6. 1. «Где … прячется бытие?» (Хайдеггер)

В данном разделе мы сначала (см. далее п. 1) займемся обоснованием необходимости постановки самого вопроса в форме: где прячется бытие? Далее (п. 2), изложим те факторы, которые способствуют тому, чтобы у нас сложилось впечатление не столько запрятанности бытия, сколько завуалированности самих форм его выражения и проявления. При этом, для того чтобы в более наглядном виде понять, что такое бытие, нам надо будет привести несколько примеров, характеризующих процесс бытия, хотя и в несколько утрированном образном виде. Затем (п. З), учитывая тесную взаимосвязь бытия и с сущим, и с Истиной, и с мышлением, и с идеей, мы постараемся отграничить это понятие от остальных метафизических понятий. (Заметим кстати: часть этой работы в более подробном виде мы проделаем в Разделе 7.1. «Размежевание бытия и Истины»). В этом же пункте нам придется снова обратить внимание на тот принципиально важный момент, что бытие необходимым образом должно быть соотнесено не с явлением (или существованием) отдельного, единичного сущего, а с возникновением комплекса между собою взаимосвязанных сущих, комплекса, именуемого иррациональной (объективной) идеей. И это уже, можно сказать, проходит «красной нитью» через все разделы данной части книги.

Далее (п. 4), мы займемся выяснением того, что же все-таки скрывается за достаточно употребительным в философской литературе словосочетанием «бытие сущего», – «бытие» сущего: в таком написании оно будет фигурировать в дальнейшем – то есть нам надо будет определиться с тем, в какой форме выражается «бытие» сущего, в чем оно проявляется и что является его следствием. Для этого, исходя из анализа одного из текстов Хайдеггера, мы сначала постараемся обосновать введение нового понятия – оно у нас уже фигурировало ранее, – а именно, понятие сущностного (метафизического) свойства сущего, а проще говоря, сущности сущего. Затем, позаимствовав у Хайдеггера термин «подручное средство», поделимся «секретом» той универсальной методологии, посредством которой образуется само подручное средство. И в заключение данного пункта на вполне конкретных примерах идей из самых разных сфер знания – технической, научной, эстетической, философской и т. д. – продемонстрируем функционально-определяющую роль сущностного свойства не только в формировании объективной идеи, но и в реализации той жизненно важной функции, которую оно призвано выполнять в соответствии с тем смыслом, что заложен в самой идее-Истине.

Затем (п. 5), самой логикой наших рассуждений нам бы следовало сразу же перейти к выяснению того, что собой представляет бытие само по себе. Ведь мы уже (п. 4) определили, что означает «бытие» сущего. Но не будем спешить. А потому, продолжим наш разговор о том, что означает выражение «бытие» сущего, к чему оно относится, и в чем оно заключается. Но при этом особое внимание обратим, во-первых, на то, каким образом обновляются те сущие, которые (напрямую) не являются носителями сущностного свойства – речь идет об исходных сущих, – а во-вторых, на то, какую роль выполняют обычные свойства сущих в формировании идеи и в чем именно выражается обновление этих сущих. И только после этого мы займемся определением бытия самого по себе. Хотя надо сказать, что в Разделе «Двойная рефлексия …» мы уже провели ту основную работу, которая бы позволила нам лучше понять, что такое бытие само по себе.

После того как нами на многочисленных примерах будет продемонстрирована общая схема возникновения сущего как подручного средства (п. п. 4, 5), попытаемся разобраться в том, есть ли соответствие между тем, что нами предложено, и тем, что вытекает из метафизики Аристотеля. Это, во-первых. А во-вторых, постараемся все же понять, в чем различие в процессах получения вещи (Аристотель) и подручного средства как объекта-сущего (п. 6).

И наконец, вслед за сопоставлением с Аристотелем, нам необходимо будет дать различие в понимании Истины как внове сотворенной мысленной конструкции – как мы уже условились ранее, это слово у нас будет с большой буквы – и истины как соответствия (или достоверности) нашего представления тому, что имеется в действительности, а точнее, той сущности, которая свойственна какому-либо объекту-сущему. А заодно нелишним будет дать различие между объективной идеей и сложившемся в философии пониманием идеи как представления о каком-либо объекте материальной или духовной действительности (п. 7).

п.1. Постановка вопроса

Начнем с того, что вопрос, поставленный в заглавии в данной форме, предполагает, что мы знаем, что такое бытие, то есть знаем то, что прячется, но не знаем только того, где оно находится. Но на самом деле мы не знаем самого главного: мало того что мы плохо себе представляем, что такое бытие, мы к тому же совсем не знаем, что именно подвергается воздействию бытия, то есть, что является тем объектом, на который бытие воздействует и что получается в результате подобного воздействия. Но мы не знаем также и того, что является тем «объектом», который вызывает бытие. Вот только так, «приперев» бытие и «спереди» и «сзади», мы могли бы уже более пристальным взлядом всмотреться в него и узнать о нем нечто для нас новое, исходя хотя бы из причинно-следственных его отношений, если последние все же соотносимы с ним. Ведь не может же быть того, чтобы само бытие было неким изолированным объектом, существующим само по себе; объектом, возникшим неизвестно откуда и не оказывающим какого-либо воздействия на то, что с ним или непосредственно взаимосвязано, или находится под его «юрисдикцией».

Да, действительно, со времен Гераклита мы знаем, что бытие – это возникновение чего-то совершенно нового и неизменного, но мы не знаем достаточно определенно ни того, в какой форме выражена эта новизна, ни того, каким трансформациям она подвергается, чтобы быть «узнанной» нашим сознанием. Может быть, если бы мы знали не только то, что такое бытие само по себе, но и то, что именно является «объектом» бытия, а также знали, где оно (бытие) осуществляется и что именно его вызывает, то у нас не было бы необходимости задаваться хайдеггеровским вопросом: «Где … прячется бытие?». (См. далее п. 4). Естественно ведь, не зная даже только того, что именно прячется, мы не можем и догадываться, где оно может быть запрятано и где бы его следовало искать. Оброненную нами иголку мы ищем на полу, спрятавшегося от нас ребенка – за деревом или за углом соседнего дома, а неизвестно где оставленные очки ищем либо на столе, либо на кончике собственного носа. Так что знание объекта поиска сильно сужает область, где следует искать этот запрятанный объект.

Вот почему правильнее было бы сначала ставить вопрос не в виде, где прячется бытие, а в форме:

– во-первых, что такое бытие само по себе, а что такое «бытие» сущего и в чем их различие;

– во-вторых, что является предметом бытия, то есть, какой объект возникает в процессе (акте) бытия;

– и, в-третьих, под воздействием чего проявляется то, что мы называем бытием, то есть, в чем истоки самого бытия?

Далее перед нами встает вопрос, в какой форме, откуда и как возникает этот самый предмет бытия, и какие трансформации в дальнейшем этот «объект» претерпевает. И только после разрешения вышеозначенных вопросов мы могли бы уже задаться вопросом – и с большей эффективностью его разрешить, – какие факторы способствуют тому, что бытие как реальное духовно-душевно-телесное событие нашего организма (и не только нашего, но и «организма» социума, Природы и т. д.), вполне ощутимое как на интеллектуальном уровне, так и на уровне психосоматическом, как правило, ускользает от того, чтобы сознание заметило его, определило его структуру и проследило динамику его возникновения и последующего трансформирования.

Вышеозначенное в совокупности есть главный вопрос (предмет) всей метафизики. Ответ на него позволяет нам:

– определить в первую очередь, какие объекты «взращиваются» в процессе бытия и в какой последовательности;

– разобраться в том, что такое Истина и что такое сущее, а главное, отграничить последнее (указать его «место») как от самого бытия, так и от Истины;

– понять, какой объект осуществляет, а заодно и претерпевает бытие, то есть определить – и это уже вопрос, наводящий на ответ, – какая функция нашего организма создает интеллектуальную новизну и реагирует (отвечает) на нее, а какая ее воспринимает и проявляет;

– проследить динамику возникновения Истины и ту роль, которую при этом играет заложенное в нас природой чувство красоты, то есть, интеллектуальное чувство наслаждения;

– составить себе хотя бы общее представление о том, откуда возникает сама основа духовно-материальной жизни в форме много и-разнообразия нашего, человеческого существования.

п. 2. Примеры аналогий процесса бытия

Как мы уже теперь понимаем, бытие – это не пребывание известного нам объекта-сущего в пространстве-времени или в умственном представлении нашего сознания. Бытие – это возникновение в нашем сознательно-бессознательном творческом воображении-представлении того, чего ранее еще не было в чьем-либо умственном кругозоре. Все неурядицы метафизики именно в том и заключены, что сущее, будь оно материальным или идеальным, «зримо» умом, в то время как самого возникновения интеллектуальной новизны (то есть идеи, заключающей в себе в скрытом виде сущее), мы не «видим».

При явлении идеи мы «видим» не то, что было в ней, а то, что уже стало результатом ее возникновения, то есть, «видим» мысль и «видим» сущее (искомое сущее), из мысли проявленное. Но самого явления, вследствие его не только мгновенности, но и допонятийности характера содержимого идеи, мы не «видим», то есть не осознаем не только самого акта явления, но и того, что же все-таки является в этом акте в самый начальный момент возникновения.

Сознание как бы всегда запаздывает к самому главному моменту, моменту возникновения интеллектуальной новизны. Оно всегда «перешагивает» через него, поскольку никогда не бывает к нему готово. И это принципиальная черта бытия. Будь оно (сознание) к нему готово и ожидай оно его явления, акт осознания бытия был бы первичным актом, чего не может быть в принципе, поскольку первично бытие. Сознание никогда не знает, «где» и когда нам явится интеллектуальная новизна. Точно так же мы видим внезапно явившийся из кромешной тьмы объект, но мы не видим самого процесса явления и именно потому не видим, что, если уже явившийся объект мы можем созерцать нашим сознанием в течение достаточно длительного времени, то сам акт (или процесс) явления интеллектуальной новизны настолько краток, – а потому и не заметен, – что у сознания нет времени на нем остановиться и его зафиксировать в каких-либо образах или знаках. Сознание в первую очередь вынуждено бывает сосредоточиться на том, чтобы раскрыть и как можно быстрее зафиксировать (чтобы не забыть) только что раскрытое нами, и у него нет времени на то, чтобы разбираться в том, что именно предшествовало процессу раскрытия идеи. Потому что, пытаясь понять самый изначальный момент явления идеи, то есть нового для нас смысла, мы забываем сам смысл, иначе говоря, упускаем саму суть того, что нам явилось. (Другими словами: пытаясь понять, как нечто новое нам явилось, мы забываем, что именно явилось).

Все дело здесь в том, что в отличие от зрения сознание «видит» только тогда, когда оно поименовывает объекты и когда взаимосвязывает их в какие-либо структурные единицы (мысль, суждение, сравнение и т. д.), в том числе и структурные единицы с недостающим звеном (объектом), о присутствии которого оно догадывается. (Так в современной физике элементарных частиц сознание теоретиков «догадывается» о наличии бозона Хиггса как недостающего элемента Стандартной теории поля). Но сознание не приспособлено к тому, чтобы сразу же назвать нечто для него новое. Ему на это нужно время для того чтобы адаптировать эту новизну к тому, что ему уже известно и выразить через это известное. Для него должна быть подготовлена «ниша», куда бы оно могло вместиться.

И такой «нишей» может быть только адекватность внове возникшего тому, что уже существует, то есть оно должно быть естественным образом «вписано» в это существующее и взаимосвязано с ним. Но мало того что сознанию не дано времени остановиться на акте бытия, оно к тому же, скорее всего, не обладает теми средствами, которые могли бы разглядеть, что именно является содержимым интеллектуальной новизны в это самое первое – допонятийное – мгновение ее возникновения. Таким образом, сознание не способно в мгновение ока зафиксировать и расшифровать новый объект (идею), внезапно явившийся и сразу же исчезнувший. Так зрение не успевает разглядеть и каким-либо образом охарактеризовать внезапно мелькнувший объект. Новизна в своем чистом виде – существо искрометное. И недаром Ален в своих «Суждениях» дал ей такое определение:

«Новизна – это то, что в этом мире устаревает быстрее всего»

.

В связи с этим следовало бы припомнить слова Ницше о способности видеть то, что еще никем не поименовано. Так в «Веселой науке» (§261) он пишет: