Те, кого любят боги, умирают молодыми

– Извини, – сказал он.

– Ничего, – ответил Никита.

Я сел на кровати и взвесил свой тяжёлый кулак:

– Так, ты чего брата моего бьёшь? Я тебя убью сейчас.

– Мужик, не вмешивайся, – сказал Никита, держась за побитую скулу. – Водку будешь?

Я отказался.

Выходя в сад наполнить чайник, я заметил, что Игорь достал из кармана самодельный пистолет и положил его перед собой на стол.

– Никита, думаю, я должен тебя убить.

Бросив чайник в кусты, я, матерясь, подошёл к забору и позвал Машу. Когда она появилась на крыльце, я закричал так, чтобы слышали на всех соседних участках:

– Эй! Там твой муж собирается из-за тебя пристрелить моего брата. Мне как, сейчас его топором зарубить, или ты сама разберёшься?

– Боже, – воскликнула она, – бегу!

Накинув какую-то шаль, она метнулась сквозь дыру в заборе к нам в сад и устремилась в дом. Я пошёл следом.

– Мирослав! – я услышал из дома её крик и подумал самое страшное. По пути подобрал полутораметровый топор, намереваясь зарубить Игоря. – Мирослав! Где они?

В доме их не было. Вместе с ними пропали пистолет, пачка сигарет и зажигалка. Только недопитая бутылка водки осталась сиротливым напоминанием о моей пропащей жизни.

– Будем искать, – мрачно сказал я и взял бутылку. Жидкость в ней показалась мне зеленоватого оттенка, но времени на раздумья не было, и я одним махом допил содержимое. Вкус, как и цвет, оказался неожиданным: что-то было в нем от вчерашней травы.

В тот же миг я почувствовал себя большим и могучим, настоящим мужиком. Что-то такое, наверно, почувствовала во мне и Маша – это было заметно по чисто женскому интересу, мелькнувшему в её глазах. Я вновь взял топор и вышел в ночь.

Где-то сзади семенила Маша, боясь тревожить меня вопросами. Я шёл, склонив голову, с топором наперевес, и мои глаза горели огнём Аида, и встречные собаки, поджав хвосты, разбегались в стороны, и лай их смолкал. Луна вдруг вспыхнула оранжевым и со странным гудением зависла между туч. Лунный свет жёг мне лицо, берёзы шептали, как юные печальные девушки, скрыв лица волосами, и слезы их летели по ветру. Облака разинули волчьи пасти, намереваясь проглотить луну, но мне всё было нипочём: я вдруг понял, что я – титан и не мой удел – человеческие тревоги и суета.

Я шёл к плотине, повинуясь какой-то смутной догадке. Ещё издали я заметил две фигуры у парапета над водой. Казалось, они думают, прыгнуть ли в бурлящий поток или нет. Внезапно туча проглотила луну, и в нахлынувшей черноте я перестал видеть даже дорогу под ногами.

– Маша! – крикнул я.

Ответа не было. Я прислушался, но и шагов не было слышно, лишь затяжное кваканье лягушек вдоль реки и плеск русалок в прибрежных волнах.

Приблизившись к фигурам над рекой на расстояние нескольких метров, я остановился.

– Парни, – сказал я, – пойдём домой.

Они не ответили, и мне почему-то стало страшно.

– Парни?

Одна фигура вытянула руку в сторону другой, как бы указывая, и я услышал тихий голос:

– Прекрати.

Луна мигала мне сквозь зубья облаков, и над рекой нёсся собачий вой. От плотины шёл затхлый горький запах тины, и мне будто виделось, как все лилии завяли и безвольно болтаются по течению.

– Она за мной, – сказала первая фигура, по-прежнему указывая на вторую, и было в этой второй что-то от Маши. – Прекрати.

Замахнувшись, я обрушил топор на говорящего призрака. Он прошёл насквозь, и от железных перил плотины брызнули искры. В тот же миг вой стих.

Словно пьяный, я побрёл обратно, волоча топор по земле.

– Никогда, никогда я больше не буду пить с этими мерзавцами, – повторял я про себя. Галлюцинации не на шутку испугали меня.

По пути я встретил Машу, перепуганную и в слезах. На просеке перед нашим домом мы ещё издали заметили какую-то фигуру, но все фонари были перебиты, и толком рассмотреть, кто это, оказалось невозможно. Человек тоже заметил нас и быстро прыгнул в канаву. После недавнего дождя там, наверно, осталось много воды, лягушек и улиток. Приблизившись к канаве с поднятым топором, я осторожно в неё заглянул.

– Смотри-ка, – сказал я Маше, – это Никита.

Мой брат лежал там и делал вид, что крепко спит.

– Никита, вставай, ну что ты как маленький? – Маша потрясла его за плечо. – Где мой муж?

Никита нехотя поднялся, как после долгого сна, он весь промок и был совершенно трезвым.

– Откуда я знаю, – ответил он, – он же не мой, а твой муж.

Мы вернулись к нам домой и увидели Игоря – он сидел и пил водку.

– Ага, Пиши-читай! Поздравляю. Пить будешь?

– Да иди ты, – сказал я и упал в кровать, как был, вместе с топором. Маша, расстроенная и обиженная на Никиту, тоже ушла, а он сел за стол и сразу выпил водки.

– Знаешь, – сказал Игорь моему брату, душевно улыбаясь, – ты такой симпатяга. Ты мне даже симпатичнее моей жены.

Я знал, что он говорит правду. В моего брата влюблялись не только все женщины, но даже женатые мужчины, которые много уже повидали.

Я обнял топор, как любимую женщину, прижался к нему щекой и затих, думая в полусне, что никогда не узнаю любви, ласки и нежности.

Хотя Никита и казался всегда безразличным ко всему, что есть под луной, я заметил в нем кое-какие перемены. Он стал ещё более замкнутым, и в глазах его поселилась незнакомая прежде тревога. Теперь он целыми днями, с утра до поздней ночи, просиживал с книгой за столом под берёзой и смотрел не столько на страницы, сколько в пролом забора, на соседний участок. Я знал, что он хочет увидеть Машу, может быть, надеется на её визит или ещё на что-то связанное с ней. Мысли о Маше поселились в его голове, и, похоже, он сам не был рад этому, но прогнать их не мог.

Исповедь

Утром я поднялся с таким чувством, как будто наступил конец света, в моей душе трубили ангелы небесные, срывались печати, небо сворачивалось в свиток и творились казни египетские. Моя жизнь превратилась в череду пьянок и похмелья, я забыл, что такое ровное, спокойное состояние. Я встал с кровати и вышел во двор, и с каждым шагом меня мутило всё сильнее. Обстановка вокруг – грязь, мусор, хлам, тьма и сырость – создавала впечатление, что вот уже много лет идёт нескончаемая война с пришельцами и люди проигрывают.

– Господи, – сказал я, глядя сквозь густую завесу дождя, закрывшую солнце, – не дай мне сойти с ума.

Вчерашние видения казались настолько реальными, что я в очередной раз зарёкся пить и курить. Но как вырваться из этого ада, хватит ли сил, думал я, дрожа от желудочных спазмов над кустом хрена. Надо уехать – в Америку, мать давно хотела меня отправить туда навсегда. От заманчивости перспективы начать жизнь заново я повеселел.

– Что ж, – сказал я, вытирая рукавом рот, – можно и погулять ещё, раз такие дела.

Сейчас я расскажу историю, которая случилась со мной в тот день. Мне стыдно говорить об этом, я сам до сих пор не совсем понимаю, каковы были причины моего странного поступка, но – что было, то было. В конце концов, у каждого есть свой скелет в шкафу.