Зачем учить математику

И тут Тихонов увидел отца. Он шёл им навстречу, петляя по всей ширине улицы. Он был совершенно пьян. Рубашка расстёгнута до груди, частью торчит из расстёгнутой ширинки, ботинки не зашнурованы и надеты как тапочки, со смятыми задниками. Он уже давно не причёсывался и не брился, и стал немного походить на бомжа. По опыту Тихонов знал, что это отец с похмелья, но не ещё протрезвевший, идёт в магазин за водкой.

Надо же ему было именно сейчас выпереться на улицу и пойти по этой дороге! Тихонов совсем не хотел знакомить Катю с ним в таком состоянии. Оставалось надеяться, что он их не заметит, и пройдёт мимо.

Но отец его увидел и направился прямо к нему.

– Э, это, ты постой, – он обдал их перегаром. – У тебя деньги есть?

– Ой, господи, – испуганно воскликнула Гришина, – что вам нужно?

Наверно она приняла его за старого гопника, который решил их ограбить.

– Катя, – тихо сказал Тихонов, не поднимая глаз, – это мой отец. Иди домой, потом увидимся.

Гришина не стала спорить, только посмотрела внимательно на качающегося перед ней человека и быстро ушла.

Он подождал, пока она отойдёт на достаточное расстояние, и ответил:

– Если бы деньги у меня и были, я бы их тебе не дал.

Отец попытался усмехнуться и хрипло, как будто булькая алкоголем, проговорил:

– Вот она детская неблагодарность…

И, шатаясь, зашагал к магазину.

– Папа! – окликнул его Тихонов.

Тот остановился, но не обернулся.

– Почему ты не называешь меня по имени?

Несколько секунд отец стоял, всё так же к нему спиной, потом двинулся дальше, с трудом преодолевая каждый шаг.

Планируй выгодный брак

– Слышь, Тихон, а ты помнишь, когда у тебя эти тики начались?

– Не, Дэн. А чего это ты вдруг? У меня уже давно не было. Может, прошло.

– Так, интересно. Отчего это бывает?

– Ну, когда нервничаю сильно начинаются иногда.

– Значит, тебе нельзя нервничать?

– По идее нельзя. Да кому ж какое дело? Хотелось бы, конечно, чтоб все меня жалели и любили, но фигли.

– Моя бабушка тебя любит.

– Блин, Дэн, славу богу ты щас не сказал, что сам меня любишь!

– Не, ну я тож неплохо к тебе отношусь. Хочешь, поцелую?

– Всё, пошёл в жопу.

Они стояли у входа в институт напротив школы и ели мороженое. Есть мороженое, пока в школе в это время идёт урок физики – особенное удовольствие. Тихонов даже постанывал от наслаждения. Из-за прогула немного беспокоила совесть, но это-то и делало мороженое таким вкусным. Во всяком настоящем счастье должна быть толика горечи, а точнее – греха, иначе без этого оно и не счастье вовсе.

– Как думаешь, нам физичка припомнит? – забеспокоился Денисов, доедая свою порцию.

– Я думаю, ей пофиг. Она, в общем, не так уж и плоха, как думают.

– Ну да, согласен.

– Знаешь, Дэн, странное дело, но вот, к разговору о пожилых женщинах, я заметил, что ко мне всегда бабушки моих друзей благоволили. И моя родная, конечно, тоже. Жаль умерла рано!

– Может, ты спец по бабушкам, Тихон?

– В плане?

– Я хочу сказать, что у тебя есть не плохие шансы соблазнить старуху-миллиардершу и жениться на ней. Она скоро умрёт, а ты станешь богатым! Подаришь мне яхту, как другу…

– Эх, Дэн, да к каждой миллиардерше уже очередь километр…

Когда начинаются тики

В школу они решили не возвращаться. После физики в расписании стояла физра, смысла не было. Ладно, если бы они там играли в баскет или футбол, так нет же, старый физрук заставлял их заниматься какой-то фигнёй.

– Дэн, – вдруг сказал Тихонов, когда они уже собирались расходиться, – у меня есть догадки, когда у меня тики начались впервые.

– Ну и?

– В общем, случилась такая история, когда я был ещё маленьким совсем. Лет пять-шесть, не больше, в школу ещё не ходил. Но и не меньше, иначе хрен бы я это помнил. Как-то моя мама вернулась из командировки. А папа в это время бухал со своим друганом на кухне. У мамы была бутылка хорошего коньяка припрятана, для праздника или ещё зачем. Папа, пока мамы не было, её нашёл и выпил, а вместо коньяка налил чай. И вот, мама приехала, и сразу вычислила, что там не коньяк. У неё началась истерика, она схватила бутылку, и побежала на кухню с криком: я убью тебя! Но это не папе, а его другу, она всегда считала, что в том, что он пьёт, его друзья виноваты.

– Это что, она так расстроилась из-за коньяка?

– Да не, не в коньяке дело. Просто ей надоело. Всю жизнь одно и то же. Последняя капля типа. Ну и вот, прибежала, кричит, что убьёт его. А тот встал, здоровый такой мужик, и пошёл на неё, тоже кричит: ну давай, убей, давай! Глаза бешеные, кулаки сжал, думаю, сейчас сам убьёт…

Тихонову стало трудно говорить, и он замолчал. Он не знал, что так разволнуется, рассказывая эту древнюю историю.

– А отец-то твой что? – спросил Денисов.

– Да ничего, – глубоко вдохнув, ответил Тихонов. – Сидел рядом и тупо в стол смотрел. Мать визжит от ужаса. Я тоже стал орать. Никогда я так не кричал. Помню, удивлялся даже, что не могу громче орать, потому что чувства, как говорится, меня переполняли. Я даже не кричал, а ревел, как животное какое-то. А мама из дома убежала. Я её до ночи ждал, стоял у окна, и молился, лишь бы она вернулась. Я думал, что она больше никогда не придёт.

– Пришла?

– Да, пришла, поздно ночью. Вот, короче, мне кажется с тех пор у меня и началось. Но не уверен. Это так, догадки! Я ж не психоаналитик. Хотя, если верить психоанализу, самые страшные травмы мы-то как раз и не помним.

– Мда, Тихон, мрак.