Суровый Синус Финикус. Очерки аварий и катастроф в восточной части Финского залива и акватории Невы

«В 11 числе [11 июля – ред.], как рассвело, мы увидели 3 корабля шведских… Наши вышепомянутые крейсера впереди нас близко от тех кораблей, и чаю я, что они всю ночь их от глаз не отпускали. А капитан-командоры Шельтинг и Рейс и капитан Дегрейтер, думаю, что они указ имели… идти на веслах и буксиром до того, как рассвело… Они от нас стали впереди далече… Мы с 6-ю кораблями были подле г. вице-адмирала: капитан Беземакер – «Пернов»; капитан Экгов – «Эспееранс»; капитан Риго – «Диана»; капитан Рам – «Св. Яков»; командор Гослер – «Полтава»; капитан-поручик Синявин – «Рандольф».

И шли за неприятелем, распусти все паруса…

В 4-м часу пополуночи капитан Весель поднял на корме флаг… и выстрелил из одной пушки, потому что он ближе к неприятелю был… Тот час шведский капитан-командор выпалил из двух пушек и поднял свой флаг. В 5-м или 6-м часу капитан-командоры и Дегрейтер (капитан) стали стрелять из пушек по неприятельским кораблям… В тот час вице-адмирал поднял красный флаг с флагштока… и оба капитан-командора подняли тот же флаг с того ж места и из одной пушки выпалили… Как я вышепомянутый флаг увидел, тогда со своим кораблем как возможно трудился, чтоб мне стать в своем место по данному мне указу от г. вице-адмирала, и был в готовности для абордажа к неприятелю. Только ожидал… сигнала…

В 8-м часу капитан-командор Шельтинг стал на мель, и красный флаг спустил, и паруса связал… Тот час г. вице-адмирал стал… по левую сторону подле капитан-командора и красный флаг спустил… Мое еще мнение было, что неприятель от нас еще не освободился, потому мы еще… красный флаг имели.

В 9-м часу капитан-командор Рейс от неприятеля назад поворотил и мимо нас пошел, потом и мы все… последовали… По сигналу г. вице-адмирала бросили якорь.

И позваны все главнейшие офицеры к г. вице-адмиралу, я приехал на корабль, тот час корабль с мели сошел. В то время неприятель стрелял два раза кругом из пушек. Наши шлюпки и бот все посланы на корабль «Выборг» для работы.

После полудня… позваны были опять все главнейшие офицеры к г. вице-адмиралу… Как я приехал к нему на корабль, тогда мне показал и приказал перевесть, что в… письме написано: 1) ежели к нам неприятель силою приступит, то наш корабль «Выборг» – (севший на мель) – надобно сжечь; 2) ежели в ночи оный корабль разобьет, что не можно его достать, то то же учинить… Вице-адмирал то письмо подписал, и все главнейшие офицеры подписали.

…В 5-м часу после полдня я видел… 8 кораблей неприятельских»[9 - Морские журналы. Журнал Н.А. Синявина. – В сб.: Морские сражения русского флота. Воспоминания, дневники, письма. – Москва: Воениздат, 1994, с.40-41.].

В последней строчке, видимо, и кроется разгадка царского гнева.

Приведем свидетельство еще одного современника – морского офицера Джона Дена: «В этом неожиданном столкновении шведы, сохраняя правильную линию и поддерживая друг друга, внушили россиянам страх и, удаляясь, в знак презрения сделали несколько выстрелов по их направлению»[10 - Ден Д. История Российского флота в царствование Петра Великого. – Санкт-Петербург: Историческая иллюстрация, 1997, с.36.]. «В знак презрения!..»

А вскоре до Петра Алексеевича, несомненно, довели информацию из Гельсингфорса, где базировался шведский флот: «Шведские суда, избавившись от опасности, соединились со своим флотом у Гельсингфорса, где случайное спасение [выделено мною – авт.] их отпраздновали как победу»[11 - Веселаго Ф. Ф. Очерк русской морской истории. Ч. 1. С. 237.].

Данная цитата взята из приведенной ранее работы Ф. Веселаго «Очерки русской морской истории». Морской историк, кстати, взял под сомнение «случайность» посадки на мель. Анализируя источники, он не стал умалчивать следующую информацию, характеризующую степень навигационной подготовки флагманов русского флота:

«Шведский историк говорит, что корабль командора Рааба во время погони за ним также попал на мель, но что Рааб не убрал ни одного паруса в надежде перескочить через банку, что действительно и случилось, а гнавшиеся за ним русские корабли, не заметив этого обстоятельства, врезались на мель и на ней остановились. В письме к Апраксину Крюйс также упоминает о том, что неприятельские суда «попали на мель, токмо однако сходили»»[12 - Там же.]. Далее можно будет убедиться, что шведы также знали о существовании мели на пути движения кораблей.

Можно, не боясь ошибиться, сделать вывод, русского царя Петра вывел из себя низкий уровень профессиональной подготовки привлеченных иностранных специалистов допустивших не просто потерю боевого корабля, но еще и выставившим русский флот, его Петра детище, – на всемирное посмешище.

У государя в душе клокотала и личная обида. Морской историк Александр Соколов в своем исследовании «Суд над вице-адмиралом Крюйсом» счел нужным отметить весьма примечательный факт: «Государь хотел и сам участвовать в этой кампании, в звании шаутбенахта; но Крюйс настоятельно отсоветовал это…»[13 - Суд над вице-адмиралом Крюйсом. (Эпизод из истории Русского флота). – В сб.: Морские сражения русского флота. Воспоминания, дневники, письма. – Москва: Воениздат, 1994, с.75.]. По результатам кампании, «послушный подчиненный, государь не скрывал своего гнева на адмирала, насильно склонившего его отказаться от похода»[14 - Там же, 77.]. Будь Петр рядом с флагманами, вряд ли у них возникло желание (и нашелся повод) выйти из боя.

А для вице-адмирала К. Крюйса, как оказалось, это был уже не первый случай. Вновь обратились к обвинению, выдвинутому против него год назад шаутбенахтом галерного флота И.Ф. Боцисом, в том что вице-адмирал своими действиями 24 июля 1712 года упустил 3 шведских корабля.

Провинившихся требовалось не просто наказать, это царь Петр мог бы сделать самолично. Требовалось провести профилактическую встряску для «высококлассных» и, – «высокооплачиваемых», – спецов, пресечь в будущем подобные прецеденты.

Форма профилактики была выбрана – военно-морской суд.

Как припоминает современник Джон Ден, «по уборке судов на зиму и после того, как река замерзла, то есть в конце ноября, назначен был военно-морской суд для рассмотрения поведения вице-адмирала Крюйса и капитан-командоров Шельтинги и Рейса»[15 - Ден Д. История Российского флота в царствование Петра Великого. – Санкт-Петербург: Историческая иллюстрация, 1997, с.36.]. Правда, по каким-то причинам англичанина подвела память и он не указал имя четвертого обвиняемого – командира фрегата «Св. Петр» Иоста Дегрейтера, может земляк или какие иные причины?

В состав суда, президентом (председателем) которого был назначен генерал-адмирал Ф.М. Апраксин, вошли контр-адмирал Петр Михайлов, капитан-командоры Александр Меншиков и Матвей Змаевич, капитаны Питер Сиверс, Ян Кроненбург и Питер Нельсон, капитан-поручики Витус Беринг и Иван Сенявин, поручики Конон Зотов и Захарий Мишуков.

Несмотря на то, что суд этот собирался обыкновенно в 4 часа утра и не пропускал ни одного дня, исключая чрезвычайные случаи, тем не менее, заседания до принятия решения длились около трёх месяцев.

Прежде чем обратиться описанию хода судебного заседания, еще раз обратимся к описанию событий 11 июля уже в изложении историка Александра Соколова:

«…Во втором часу ночи подул попутный ветерок от востока, туман прочистился – вскоре взошло солнце, – и неприятельские суда снова открылись впереди, по курсу. Это было около Гельсингфорса. Адмирал, а за ним оба капитан-командора подняли красные флаги – сигнал погони, поставили все паруса, и часу в пятом передовые суда начали перестреливаться. Корабли «Антоний», «Полтава» и «Выборг» вышли вперед и, готовые к абордажу, выжидали только повеления главнокомандующего. В это время неприятельские суда вдруг привели к ветру, как будто вызывая на битву. Но они только обходили подводный камень и, обойдя его, снова спустились. Нашим эти места не были известны, и, продолжая свой прежний курс, корабль «Выборг» взлетел на камень: паруса были немедленно убраны, красный флаг спущен, сделан сигнал бедствия. За «Выборгом» шел адмирал на корабле «Рига», не успел отворотить и тоже приткнулся. К довершению смущения адмирала неприятельское ядро пробило у него крюйт-камеру; поднявшуюся от того пыль почли дымом и закричали: «Пожар!» Флаг к погоне спустили.

Адмирал говорит, что он не считал себя вправе предводительствовать флотом, находясь на камне, и не имел возможности делать какие-либо распоряжения. Чтобы понять его положение, надобно припомнить недостаточность тогдашнего сигналопроизводства и от того зависимость распоряжений от личного участия. Но, может быть, здесь участвовало и замешательство, причиненное таким неожиданным расстройством. Заметим только, что суд не обвинил за это адмирала.

На корабле «Святой Антоний» еще развевался красный погонный флаг, и командир Рейс, как старший, должен был принять команду, когда адмирал отказался от нее. Но Рейс, а с ним и другие ожидали условного знака к абордированию. Этот условный знак должен был состоять из двух выстрелов. Адмирал его не сделал: потому, объяснял он перед судом, что этот сигнал употребляют только в линии баталии, а в настоящем случае он был совсем не нужен, ибо когда велено идти в погоню, то всякому известно, как надобно поступать. «Что из двух пушек выстрелено не было, – писал он государю, – сие есть худое оправдание бодрому солдату, только крышка негодных, бездельных плутов…» Как бы то ни было, но Рейс, в это время уже сошедшийся на близкий пушечный выстрел, но имевший у себя пробитою крюйт-камеру, сделал залп… и поворотил. За ним поворотили и другие.

Адмирал, хлопотавший о снятии своего корабля с камня, между тем призвал бывшего ближе других командира судна «Диана» и хотел переехать к нему. Когда тот приехал, наши суда уже бежали от неприятеля. «Теперь поздно!» – сказал Крюйс, остался на своем корабле, часа через два стянул его, потом поехал па «Выборг» («по своему обыкновению, в шапке, как шкипер на купеческом судне», – говорит Шельтинг) и употреблял все усилия облегчить его. Эскадра стала на якорь.

Созванные на совет командиры судов положили, чтобы корабль «Выборг», ежели окажется невозможным снять, сжечь. К вечеру он переломился. Между тем избежавшие погони шведские суда соединились со своею эскадрою, в которой наши насчитывали до десяти судов, и на радостях палили из пушек…»[16 - Суд над вице-адмиралом Крюйсом. (Эпизод из истории Русского флота). – В сб.: Морские сражения русского флота. Воспоминания, дневники, письма. – Москва: Воениздат, 1994, с.80-82.]

В судебных заседаниях:

«Горячо и гордо оправдывался Крюйс. Он укорял своих подчиненных в невыполнении их долга, доказывая, что Шельтинг мог бы сойтись с неприятелем еще прежде постановления корабля на камень; что крейсера, бывшие впереди, отстали… доказывал параграфами законов и примерами, что, с одной стороны, он должен был спустить красный погонный флаг, с другой – прочие не должны были принять это за сигнал отступления, ибо в последнем случае он поднял бы белый флаг; уверял, что у него не было времени пересесть на другое судно, и на противное этому замечание капитана Рама отвечал, что морское искусство «выше его ума» и «что он, лучше зная рейтарскую, нежели матросскую, службу, может быть, думает, что кораблем управляют, как лошадью»; даже обвинял командиров судов, что они «намерение имели вице-адмирала предать в руки неприятеля». Прося государя разыскать все подробности дела и строго наказать виновных «в страх прочим», он заключает один из своих «мемориалов» так: «Вице-адмирал надеется единократно, в начале на господа бога, також и на свою душевную совесть, что в нынешнее и прошедшее время, також и всегда, что возможно к прославлению Российского государства чинил, и надеется, что высочайший, благородный и полномочный кригсрехт мне, вице-адмиралу, учинит прямой рассудок против моих нечестивых на меня доносчиков».

Но и обвинения против него были сильны. Особенно восставал капитан-командор Шельтинг, называя Крюйса «глупцом», позорящим всех иностранцев в России; настоящим виновником такой богатой потери, какую имели не только в трех видимых неприятельских кораблях, но и в других, которыми было бы возможно овладеть; даже прибегал к клевете, напоминая о каком-то гальоте с солью, приведенном из Ревеля в Кронштадт для продажи…»[17 - Там же, с.82-83.]

В этой истории отдельную строку необходимо отвести «рядовому» капитану И. Дегрейтеру, оказавшемуся в обществе флагманов русского флота на скамье подсудимых. За что такая честь? Остальные капитаны кораблей проходили как свидетели.

Как следует из материалов дела капитан фрегата «Св. Петр» И. Дегрюйтер поворотил свой корабль еще во время погони («чтобы спасти упавшего матроса», – оправдывался И.  Дегрюйтер).

Александр Соколов привел в свое работе приговор суда. Он примечателен тем, что особенно относительно вице-адмирала К. Крюйса, почти слово в слово, выписан из мнения, поданного от князя Меншикова и Петра Михайлова за собственноручными их подписями с приложением печатей.

По первому делу:

«Понеже в прошлом 1712 году, 24 июля, во время бывшей за неприятелем погони господин вице-адмирал зело оплошно поступал, первое: что с самого утра 24 дня была зело слабая погода и между тем и тишь (как сам объявил); и когда шаутбенахт галерный и капитан-командор Шельтинг приехали к нему поутру, то указ о русских бригантинах дал, а для буксирования скампавеями ничего шаутбенахту не сказал, но уже в десятом часу по них послал. Второе: что удержал крейсера без причины, ибо сам послал к оным бригантины для помочи абордирования, а потом, медля с два часа, паки красный флаг поднял… и тем временем крейсеров увалило назад, а неприятель получил свободу… Третье: что в 25 и 26 числах июля не чинил погони за неприятелем, и такими худыми поступками неприятельские корабли упустил. А что ссылался на данный ему указ, который гласит, чтоб не осмотри над неприятелем авантажу не азардавать, – и тот указ его, вице-адмирала, более обвинял, нежели оправдать мог, ибо сила слова «газард» есть сие: чтоб в опасность себя не отдать; а тут ее не было: первое – что неприятелей два корабля и шнява, а у него было три линейных, три фрегата и две шнявы; також и место до Варивалдая безопасно сочинило для узости оной, где прокрасться неприятелю отнюдь невозможно… к тому ж сам написал, что ветер был от веста, и так свободно ему было ретироваться, ежели б более неприятелей увидел, к Кроншлоту… без всякого опасения».

По второму делу:

«Вице-адмирал многажды в своих очистительных письмах писал, что он ничего по морскому обычаю не пренебрег, но все чинил, как искусный морской человек… но оный во многом явился неисполнителен своей должности; первое: не надлежало было, чтоб ордера давать за рюмками (как он шлется, что чинил в восьмой день мая), при котором только семь человек офицеров было, а не все, и из оных свидетельствовали подписанием своих рук, что не слыхали, кроме одного капитана Фенгента (который был на корабле его); и хотя б и то за позитив-ордер принять, то те, которые не были и не слыхали, чем винны? и как все слова за обедом бываемые, могут за позитив-ордер приняты быть? Надлежало б порядком, по сигналу призвав офицеров, сказать; не… одних капитанов-командоров, но и всех командующих кораблями, и не единова, но многажды, дабы подлинно знали; и не только указ дать, но и укреплять, дабы должность свою всякий исполнял… Но ныне, хотя б и прямь не делали офицеры своей должности, то их сим, поданным ордером, господин вице-адмирал прикрыл. Второе: будучи в погоне за неприятелем… на консилии письменной о погоне и повороте написано было, чтобы гнать до вечера и поворотить к Ревелю и важное слово «абордирование» не упомянуто; ниже то написано, чтоб всяк как возможно неприятеля атаковал. Також господин вице-адмирал винил офицеров, что можно б было каждому долг свой и без указу исполнять, а сам, два письменных указа имея в руках, однако ж не осмелился гнать без консилии (как сам написал во оной)… Третье: правда, что сигнал стреляния из двух пушек не служит нерегулярному бою; однако ж разумному командиру все способы употреблять во время нужды надлежит, не смотря на церемонию; и понеже видел господин вице-адмирал, что офицеры долгое время в бою и не абордируют (и видел, что позитив-ордера нет)… то для чего не делал сигнала, хотя и чрезвычайно? чем бы мог весьма оправдан быть. Четвертое: когда сел его корабль на мель, то для чего не перешел на иной корабль… которых имели три, а именно: «Диану», «Наталию» и «Святого Иакова»… которые пришли к нему в четверть часа, а иные и меньше? и как свидетельствовали капитан Рам и командор Шхон, что перейти ему на другой корабль было возможно. А что господин вице-адмирал предлагал, что для того не сел на иной корабль, что скоро капитан-командор Рейс поворотился, в том он виноват по вышеобъявленному свидетельству – первое: что не довелось было красный флаг спускать, когда меньше четверти часа вышереченные корабли к нему пришли, но перешед было на который из них, и тогда на корабле «Рига» опустить, а на другом, куда пересел, красный флаг поднять; второе: хотя и поворотил Рейс, то бы пересесткою на иной корабль поправить можно; и не надлежало б своего дела оставлять, как кто иной в своей должности не погрешил… Третье (пятое), господин вице-адмирал на офицеров, а паче на капитанов-командоров и на четырех крейсеров, подал письменный ответ… что они не только преступили свою должность, но и его хотели неприятелю выдать (что последнего в деле не являлось). Когда такое великое преступление видел, то не токмо… оных судил, но ниже писал об них к господину адмиралу, ниже, при возвращении своем из кампании, письменное о том подал доношение, – но капитан-командору Шельтингу (на которого более всех вину кладет) по потерянии корабля «Выборг», которым оный командовал, из первых кораблей «Пернов» в команду поручил; и когда от адмирала письмом о том спрашивал, то ответствовал, что оное не исполнено не для чего иного, но только для бесчестия, что сели на мель два корабля, «Рига» и «Выборг», но уже тогда почал доносить, когда до самого дела дошло, как [86] выше изображено, чего было доброму и честному человеку чинить не довелось. И тако, господин вице-адмирал, не един раз, но в двух кампаниях интерес сей монархии потерял в достойно должности (как выше писано) не учинил…

Капитан-командор Шельтинг сам сказал, что хотя ордера абордирования ему не дано было, однако ж он хотел абордировать по выстреле одним лагом, ежели б корабль его сел на камень. А по допросу офицеров корабля его освидетельствовано, что час стрелял и то позади, а не сшед между кораблей неприятельских сбоку; и посему видимо есть, что прежде случившегося несчастия корабля его было время ко абордированию, но он в том должности своей не исполнил, ибо сам приказал людям готовым быть абордировать и так долго стрелялся.

Капитан-командор Рейс, по учиненному несчастию двух кораблей, вице-адмиральского и капитан-командора Шельтинга, которые в гнании за неприятелем стали на камень, сколь скоро усмотрели на корабле вице-адмиральском подобрание парусов и спущение красного флага, по которому чинена погоня, должен был остаться командором… и надлежало б ему неприятеля абордировать и всякий последний способ к разорению неприятеля чинить, несмотря на вице-адмирала, понеже он на камени был и паруса в знак того подобрал; разве когда б перешел на иной корабль и пака иные сигналы дал. Но оный не токмо по своей должности… не исполнил, но по усмотрению спущения красного флага (без сигнального белого флага, который имел быть…) из такой близости от неприятеля (как сам в своем ответе написал, что уже был в фузейном выстреле) поворотился. Також, как освидетельствовано многими офицерами, стрелял сперва по неприятелю так далеко, что ядра не доставали…

Капитан Дегрюйтер явно себя худым человеком оказал, а именно: в гнании за неприятелем, когда у него с корабля матрос упал, тогда совсем кораблем поворотился; для чего можно было шлюпку или бот, которые позади волоклись, отсечь.

Итако мы, нижеподписанные… по прилежном и довольном вышеобъявленных дел рассмотрении и рассуждении, по изобретении самой правды… по большим голосам осуждаем:

Вице-адмирала Корнелиуса Крейса, за его преступления и неисполнение своей должности… наказать смертию.

Капитан-командора Шельтинга, который достоин был жестокого наказания, но понеже на то ордера не имел, того ради от жестокого наказания избавляется, но осуждается быть в молодших капитанах.

Капитан-командора Рейса, за неисполнение его должности… расстрелять.

Капитана Дегрюйтера, за незнание его дела, выбить из сей земли без абшиту.

Кошт взять, по обыкновению, приседящими в кригсрехте, из оставших пожитков вышеобъявленных виноватых, которым показана смерть.

При Петербурге. В 22 день января 1714»[18 - Суд над вице-адмиралом Крюйсом. (Эпизод из истории Русского флота). – В сб.: Морские сражения русского флота. Воспоминания, дневники, письма. – Москва: Воениздат, 1994, с.82-87.].

Перед зачтением приговора было объявлено, чтобы все офицеры, кто хочет выслушать решение суда, собрались. Зал не смог вместить и половины желающих.

Президент начал чтение приговора вице-адмиралу Корнелию Крюйсу. Суд приговорил его к смертной казни, но его величество смягчил приговор, и К. Крюйс на следующий же день должен был быть отправлен в ссылку в Казань. На это К. Крюйс ответил с поклоном: «Что изволит ваше величество». Этот приговор был вторично прочтён ему на голландском языке капитаном П. Сивером, на что он ответил опять так же[19 - Ден Д. История Российского флота в царствование Петра Великого. – Санкт-Петербург: Историческая иллюстрация, 1997, с.37.].

Потом суд приговорил капитан-командора В. Шельтингу за то, что он не принял на себя командование, сместить на должность младшего капитана впредь до милости его величества. Милость государя, отходчив был Петр Алексеевич, не замедлила быть, уже в том же 1714 году В. Шельтинг имел прежний чин. В октябре 1717 года произведен в шаутбенахты от синего флага. К сожалению ему для службы России осталось совсем немного – 18 июня 1718 года Вейбрант Шельтинг скончался на корабле «Марльбург» на кроншлотском рейде[20 - Общий морской список от основания флота до 1917 г.- Санкт-Петербург: Атлант, 2013, с.514-515.].