Свои
Юрий Борисович Шершнев
6 августа 2024 года. Суджанский район Курской области. Семья из четырех человек спасается из захваченного ВСУ небольшого приграничного села.
Образы героев повествования – собирательные. Имена – вымышленные. Все возможные совпадения – случайны.
Юрий Шершнев
Свои
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Я ВЕРНУСЬ ОБЯЗАТЕЛЬНО
Дождь пролил, значит можно курнуть.
Закрываю глаза усталые.
Эх, сейчас бы часок вздремнуть,
Сон увидеть – дворы наши старые.
Солнце жарит, ты квас мне несёшь
И садишься со мною рядом.
На плечо подбородок кладёшь,
Твои волосы пахнут садом.
Я в тени твоей схоронюсь,
Отдохну и душой, и ладонями.
Так привыкли они к цевью,
А обнять хотят плечи голые.
Я в колени твои уткнусь,
Целовать их буду неистово.
А из уст твоих пьяный напьюсь
Верной, нежной любовью чистою.
Я себя сохраню, сберегу:
Для тебя, для детей, для матери.
Ты не слушай, не верь никому,
Я вернусь, вернусь обязательно.
«Я слушал их молчанье о войне»
Ю. Шершнев.
1
Тихо, туманно и душно было под вечер в небольшом приграничном селе под Суджей в Курской области. Закат поджёг полнеба, окрасив облака алым цветом, нудил сверчок под окном. Собаки «забрехали» по дворам, устроив вечернюю перекличку. Вроде, всё, как всегда. Но в сердцах и умах людей жила тревога. Казалось, сам воздух жирно наполнен каким-то безотчётным волнением.
Неспокойными были эти первые дни августа: Суджу сильно обстреливали с украинской стороны, дроны, как говорили местные, «совсем обнаглели, их в небе стало больше, чем голубей». Гонялись коптеры за гражданскими машинами. Кружась над дорогами, выслеживали и атаковали «скорые». Тревожно жили в курском приграничье. С тревогой засыпало село: что завтра будет? Может и ничего. Может всё, как вчера: утро, хозяйство, работа.
Чуть свет, бабка Елизавета поднялась с кровати. Что-то не давало спать, давило и давило на сердце, будто гвоздь забивали. И на душе, как-то жутковато, как в далёком детстве: лежишь на печке ночью, и кажется, что там, за веником, кто-то прячется.
Накинув поверх ночной рубахи халат, бабулька пошла в комнату младшей невестки, жены внука. На широкой кровати, на спине спала молодая женщина, а на её груди покоились две маленькие головки спящих двойняшек: Леночки и Ванюшки. Елизавета с умилением поглядела на сопящих, причмокивающих во сне чад, промокнула ладонью вдруг завлажневшие глаза.
Внук её, Андрюшка, был призван по мобилизации в 22 году: живой, слава богу. Сын давно жил в Курске. Всё, как приезжал к матери иной раз, на выходные, звал к себе в город. «Ну, на что я вам, старая? Ну? – отвечала сыну Елизавета. – Да и дом, и землю на кого я кину. А могилки мои кому оставлю? Тута и мамка моя, и папка, и бабушка с дедом лежат. Все в одном месте. И отец твой тут тоже. Куда я от их! А Пирата, что ж? Со двора согнать?! Не. Никуда я не уйду со своего дому». Сын, слушал это, качал головой. Потом махнув рукой: «Как знаешь», ложился спать. А на утро уезжал к себе, назад в Курск.
Внук, когда отслужил в армии, женился, родились два эти ангела, да и приехал в село к ней жить. С тех пор уж пять лет, минуло. В заботах о правнуках пролетали Елизаветины дни, пролетали счастливыми.
Бабуля потрогала невестку за плечо:
– Кать, а Кать. Просыпайся. Ребят буди.
Катерина струдом открыла слипшиеся глаза:
– Ты чего, бабуля? Сердце? – она быстро поднялась,
Дети «соскользнули» с материнской груди и заворочались.
– Что-то на душе не спокойно, – Елизавета оглянулась на окно позади. – Слыхала?! Ахнуло никак?!
За окном, где-то далеко, действительно «разлился» протяжный гул взрыва.
– Подымай детей, от греха. Мало ль чего, – сказала бабуля и вышла из комнаты.
Катерина разбудила двойняшек, те уселись рядышком на краю кровати и тёрли кулачками спросонья глаза.
Елизавета поставила на плиту чайник, во всех комнатах, сама не зная зачем, зажгла свет, и теперь просто стояла пред иконой Казанской, пристально смотрела в глаза Богородице.
– Защити нас, Царица небесная, – прошептала, перекрестившись, бабушка и села под окошко.
На улице, как по команде началась суета: соседи быстро забрасывали, что могли из вещей в багажники и на задние сиденья, садились в свои машины и скоро уезжали.
– Унуча, ну, чего там? – спросила Елизавета пришедшую со двора в дом Катерину.
– Уезжают, бабуль. Говорят, что бои в Судже, – она подошла к Елизавете и присела перед ней на корточки. – Все, кто могут – уезжают.