Весточка. О счастье. Цикл «В погоне за счастьем». Книга вторая

И вновь хочется прикусить язык, чтоб не ответить «люблю». Прощаюсь, обещая набрать по возможности. Прощаюсь. Лишь мысленно проговаривая всё то, что хочу.

Возвращаюсь к кабинету начальства. Осторожно стучу.

– Опять ты? – уточняет из-под очков, не поднимая головы.

– Я обдумала и посоветовалась, как вы и просили.

– И-и? – протягивает с сомнением.

– Аркадий Семёнович, я готова отвечать за все риски. Где подписать?

Смеривает взглядом, не меньше минуты. Словно, позволяя убраться, сделав вид, что подобного заявления не было.

– Хорошо, – протягивает задумчиво, – Я перешлю тебе документ. Сама внесешь данные. К тому же, зачитаешь до дыр мелкий шрифт перед тем, как его подписать.

Киваю, получая в ответ вытянутую руку, которую мне предлагают пожать.

– Верю, что справишься.

– Приложу все усилия, – улыбаюсь в ответ.

Полгода. Есть стимул держаться.

Макс. Его контракт заканчивается месяцем позже. За это время, возможно, я и подумаю, как ему всё рассказать.

***

Время летит незаметно, только в том случае, когда ты чем-то занят. Вокруг бесконечные списки, дела. И, кажется, в сутках слишком мало часов. В противовес, оно тянется до бесконечности с приходом темноты. Когда отступает вся суета. Именно тогда считаешь уже ни недели, а дни. Даже минуты до сна и нового дня.

Говорят, чтобы не скатиться к глубокой депрессии и обостренной жалости к себе, необходимо заняться чем-то физически. Придумать дело по душе, отгоняющее всякие мысли. В моём случае, отдушиной явилась переделка комнаты, которую, впредь, стала именовать для себя не иначе как «детской».

Я не имела понятия на какой срок задержусь в этой квартире. Не было смысла выкрашивать стены в яркий цвет. Наполнять её детскими рисунками, хотя, в другой ситуации, с удовольствием занялась бы росписью стен.

Разговаривая о грядущем ремонте, с Лизкиным мужем, мы обсуждали совершенно не это. В планах главенствовал приемлемый консерватизм. В итоге выбор пал на тёплый белый. Отчасти солнечно-светлый и всё же, цвет истинной непорочности и чистоты.

Мне хватило недели до начала проекта, привести эту часть квартиры в комнату детской мечты. Все вечера, до глубокой ночи, моими спутниками в четырех стенах, были бригада рабочих. И разговорами «о важном», прислащивая их десятками анекдотов, полностью выводили из ощущения внутренней пустоты.

Вопреки уговорам мамы о запрете ранних покупок, я растрачивала на них все последующие вечера. На то, чтобы заполнить комнату всем необходимым. Чтобы не думать о том, кто будет заниматься подобным, когда для меня станет это всё не под силу. И, чтобы ни от кого не зависеть. Одна, значит одна.

Как и советовалось прежде, я создавала её для себя. А после, (уже буквально до родов) проводила в ней свободные дни. Обвыкала. Дышала. Укладывала «приданное» в шкафчики. Отгоняя навязчивые мысли:

– «Как после этого всего я стану жить дальше? Что будет, если Димка настоит на своем решении забрать последнее, что у меня осталось? Ребенка, которого, ни смотря ни что, я уже до боли люблю».

Я запрещала себе думать обо всём этом. Несмотря на отсутствие Верховцева в моей жизни, он наверняка был в курсе происходящего. Пускай изредка, но замечала его парней при выходе из клиники, с работы, а также, иногда рядом с домом. Он держал дистанцию. Я сохраняла свои границы. С одной стороны, бесило чувство, что пора «разобраться со всем на берегу». С другой же, страшило осознание получить в дальнейшую жизнь не самое приятное напутствие.

Помогала работа. ТЗ, получаемые от неведомого собеседника. С которым, на протяжении нескольких месяцев, порой приходилось работать с утра до утра. Он разбирал каждый шаг с безумной дотошностью. Бесил исправлениями. Порой заставлял начинать всё с нуля.

И прав был мой начальник, говоривший о неминуемой сложности. О том, что отменить соглашение уже просто нельзя. Я собиралась. Ревела. И делала. Делала. Делала. Пытаясь вести сугубо деловой разговор, в тех ситуациях, когда куратор бесил «до нельзя».

Порой он казался мне полным кретином. Порой сущим гением. Хорошо не всегда. Работать, с наставником подобного уровня, мне доводилось впервые. Выслушивать нарекания, бесконечные правки, советы. И тешить надеждой, что после окончания работы над проектом, мы наконец-то разойдёмся в стороны раз и навсегда!

О моём положении ему доподлинно было известно. Однако, мне никто не делал поблажек, а скорее наоборот. Наставник гнал проект к завершению как можно скорее. Уверенный наперёд, что после родов я не смогу соответствовать требованиям месяц, а может и два. Он завышал планку, порой требуя невозможного. Казалось, если бы был рядом, то на работе все эти месяцы я бы просто жила!

Мне завидовали сотрудники. Ещё бы, урвать подобный выигрышный билет! А девчонки отдела, так и вовсе, только и трубили на сколько мне с ним повезло. Зачитывая наизусть словно древнегреческие эпосы – его несметные победы и достижения.

Хотелось верить, что это так. На деле выстраиваемая картинка выводила нечто иное. Я жаловалась на него Максу. Кому же ещё? И получала в ответ моральную подпитку, чтобы не сорваться с крючка и хоть как-то, наверстывая темп, двигаться дальше.

Однажды утром, после очередной бессонной ночи и морального нагоняя, я вдруг поняла, что попросту не в силах больше работать. Пришло время «уйти на покой». И сорок недель всего лишь некая цифра. В своём извечном старании всё успеть, дойти до заветной даты так и я не смогла.

– Александр, -подтруниваю смеясь, отвечая в привычной ему манере общения, выслушав очередной монолог негодования в свой выходной. В семь утра. За минуту до этого, слыша глухой «хлопок», словно разорвавшегося мыльного пузыря. – Мне кажется, это была последняя наша ночь вместе. И вы успешно меня доконали. Ближайшее время, пожалуй, я буду не в состоянии выдерживать в своей жизни ваше присутствие.

– Серьезно? Какой облом, – издевается сухо. – Я только научился получать некое удовольствие от нашего общения, и вы наконец-то начали, хоть как-то, профессионально себя проявлять.

– Надеюсь передышка пойдет нам обоим на пользу, – завершаю резонно, созерцая на полу подобие лужи. – Прошу прощения за дерзость, но сейчас мне вообще не до вас…

– Что ж, удачи, – парирует с явным смешком, продолжая серьезно, – Отзвонись, если какая помощь нужна. Как-никак уже не чужие люди. Столько бессонных ночей под твой голос…

– Обязательно, – пресекаю со злостью переходы на личности. Только этого мне и не хватает прямо сейчас!

Отключаюсь. Несмело осматриваюсь. Набираю на автомате того, кому, клялась, что не стану звонить. И вот не вышло. Это в теории просто: собралась; уехала в роддом; родила. А на деле…

– «Господи, с чего начать?»

Барабаню дрожащими пальцами по стене, на которую опираюсь, от страха едва ли стоя на ногах. Слишком долго и медленно считаю гудки. А что, если сейчас не ответит?!

– Да, – выводит сонно, продолжая с нарастающим раздражением: – Кусь, мне переехать к тебе жить, чтобы напомнить, насколько рискованно будить меня в выходной в семь утра?

Всхлипываю, выпаливая, с чувством настигшей истерики:

– Верховцев, твою мать, я бы не стала так просто звонить! Кажется, я рожаю! И я понятия не знаю, что делать! Я не справлюсь с этим одна!

– Так. Соберись. Открой дверь, – командует сухо, -Ребята будут через пару минут. Не хватало ещё квартиру вскрывать. Я буду, как только смогу. Встретимся у врача.

– Но…, – буквально постанываю в трубку, ощущая спазмы и скручивания живота.

– Бл@дь, Кусь! – прикрикивает не сдержанно, – Если бы ты не решила рожать в час пик, я был бы уже у тебя!

Отключаюсь дрожа. Иду исполнять приказы. Едва успевая «убрать за собой», встречая на пороге перекошенные лица ребят.

– Лик, ты же дотерпишь до больницы? – больше похоже на просьбу, уточняет Сергей.

– Конечно, – сжимая кулаки, пытаюсь успокоить, искривленной улыбкой. – Две сумки в спальне. Я переоденусь и…

– Ты поторопись, а? Димка нас убьет, если что-то пойдет не так.

– Потому, что я разбудила его в выходной в семь утра? – пытаюсь отшутиться, чтоб разрядить обстановку. Получая в ответ резкое и напористое:

– Дура, да он до сих только пор тобой бредит и любого готов порвать за тебя!