Ты умрешь в Зазеркалье

– Думаешь, это могла быть… она?

– Во сколько это произошло? – Эмиль посмотрел на Веру. Та в изнеможении опустилась в кресло-тюльпан.

– Судя по новостному ролику, утром… через час после открытия музея, значит, в одиннадцать. Там были школьники, и он направил нож в мальчика… – Вера закрыла лицо руками, почувствовав подкатившие к горлу слезы. Все-таки визит гостьи подействовал на нее удручающе, девица оказалась энергетическим вампиром.

– Надо выяснить, где Аксель Редда была в то время, есть ли у нее алиби, – продолжил Эмиль. – Кристоф только что прислал смс – мадридская полиция хочет получить от нас с Зоей независимую экспертизу. Они думают, что убийца как-то связан с искусством, раз пришел убивать в музей. Но тут… другая история. И боюсь, она связана с этой самой девчонкой.

Он откинулся на спинку кресла и обеими ладонями убрал челку назад, открыв высокий лоб, которого никогда не было видно. С таким открытым лицом Эмиль казался уязвимым. Он и демонстрировал свою уязвимость, не замечая этого, потеряв осторожность и контроль.

– Серж Редда, – начал он. – Полковник. Один из лучших спецов в разведке, преподавал криминалистику в Национальной школе полиции. И я у него учился…

– Мир тесен, – покачал головой Юбер, который, видимо, тоже его знал.

– Он действительно мощный специалист в поведенческой психологии и профилировании. Поэтому его дочь так хорошо владеет темой. Он ее натаскал со скуки.

– Почему со скуки? – нахмурила брови Вера.

– Он уже пять лет прозябает без дела. Его уволили за неподобающее поведение, отобрали право преподавания. Он избил старшего по званию – а это очень и очень плохо. Происшествие изо всех сил скрывали от журналистов. Даже я не знаю, на кого он там умудрился руку поднять. Адвокаты насилу отвоевали ему свободу, – сказались какие-то его тайные заслуги, – но пришлось пожертвовать званием.

– Что за тайные заслуги? – пробормотала Вера.

– Разведка – дело темное. Иногда участника какого-нибудь секретного дела ни возвеличить нельзя, ни убрать, ни засунуть, куда подальше, иначе то одним не угодишь, то другим. Редда из таких. С внушительными покровителями и не менее грозными врагами. Его не трогают. Сейчас о нем ничего не слышно. Видимо, затаился. И это понятно. Если он хоть что-то выкинет или публично скажет, его тотчас упекут в дурку. Думаю, у него в медкарте для такого случая написано: пограничное расстройство личности… не знаю, или мозаичная психопатия. Скорее второе. Вообще и до несчастного случая он был отличным манипулятором, страшным параноиком, боялся слежки и все такое. Короче, более ядерного психопата я в жизни не встречал.

Эмиль собрал брови на переносице и в раздумьях вздохнул.

– Не представляю, каким адом обернулась его жизнь после всего этого. Он был вынужден закончить тренерские курсы и сейчас подрабатывает в качалках. – Шеф редко выказывал сочувствие, но к своему бывшему учителю он явно испытывал симпатию. Боялся его и, видно, что не выносил, когда был студентом, но все же восхищался.

– А что за несчастный случай? Что он сделал? – спросила Вера.

– Ему снесло крышу после аварии, в которой погибла жена. Он был за рулем, вылетел на встречку, чтобы обогнать фуру, успел уклониться, но машину перевернуло. Мать Аски скончалась на месте. Аска провела в реанимации месяц, сам он тоже долго отходил. Если дочери и ставить диагноз «психопатия», то, уверен, он будет подкреплен физиологическими изменениями мозга. Она хорошо треснулась головой. Они все трое хорошо треснулись, только жене полковника повезло умереть…

– И он приходил к тебе на интервью?

– Да, менеджер «Атлетик Клаб» попросил провести ему проверку на профпригодность. И я предупредил их, что мой бывший учитель криминалистики – психопат! Но они все равно его взяли. Клуб только открылся, в него втюхали кучу бабла, им нужна была звезда в тренерском составе, и они включили в рекламу, что один из тренеров – полковник разведки. Правда, рекламу быстро попросили убрать, но маркетинговый ход успел сработать. По цыганской почте разлетелся слух, кто такой Серж Редда. Боец ММА, видит людей насквозь. У него целый полк поклонников – был когда-то, сейчас – не знаю.

– Могу я уточнить? – неуверенно начала Вера. – Ты считаешь: случай в Прадо и Аска связаны?

– Ты бы проигнорировала эту связь? – В голосе Эмиля промелькнула тревога. Обычно шеф был рад заковыристому делу, но сейчас его что-то настораживало.

– Наверное, нет, – ответила Вера, хмурясь. – Но… Ты считаешь, она успела бы побывать в Мадриде в полдень? Это невозможно! Физически.

– Какая-то она странная… – Эмиль невольно посмотрел на Юбера. – Будто знала, что мы получили то видео. Не находишь?

– А то, что это чистое совпадение… – проронил в раздумьях его дядя. – Никак, да?

– Рост тот же, Юбер, комплекция. И ножом она могла владеть хорошо – отец обучил. Два пункта сходятся – это очень много.

Дело клонилось к вечеру, солнце, совершив путь вокруг дома, теперь вовсю светило в окна, врываясь розовыми брызгами в распахнутые двери балкона. По небу плыли алые облака, предвещавшие закат. Стояла присущая приближению июля духота.

– За три часа успеть совершить с десяток убийств в музее, вылететь обратно в Париж и тут же отправиться сюда. – Эмиль загибал пальцы. – Физически все же возможно. Ровно в одиннадцать совершить преступление, в одиннадцать тридцать пять быть в аэропорту Мадрида – Барахас от Прадо недалеко. Приземлиться без двадцати два в Париже и в начале четвертого стоять под нашим балконом.

– Ты расскажешь Кристофу? – спросил помрачневший Юбер.

Эмиль посмотрел на него, закусив нижнюю губу, на его лице промелькнуло смятение. Вера поняла, что он ничего не скажет начальнику уголовной полиции Парижа.

– А вдруг видео тебе прислали нарочно, Эмиль? – добавил Юбер. То, что племянник не собирается сдавать девушку, было очень неосторожным решением.

Эмиль молча кусал губу, зрачки его расширились.

– Что, если тебя хотят впутать в нехорошую историю? Сам посуди. Бывший разведчик, которого некуда деть, а убрать надо, его неуравновешенная дочь, ты – тоже не подарок, бельмо на глазу полиции. Не думал, что вас троих просто хотят замести и все? Не лезь в это.

– Я сам разберусь.

– Я всегда опасался, что тебе подсунут очень ловкую и коварную ловушку, Эмиль. Кажется, так и случилось.

– Не будь кликушей! Если бы это были те, «чьи имена нельзя называть», они бы взломали меня, а не тебя.

– Это уловка! Чтобы ты именно так и подумал.

– Я сам все решу, – отрезал Эмиль.

Глава 3

Влюбленный шпион

Эмиль поступил по-своему. Он строго-настрого запретил Юберу и Вере сообщать кому бы то ни было о взломе ноутбука и визите Аксель Редда в свое бюро.

Он рассудил так: если факт появления дочери Редда еще могли зафиксировать на камеры, то со взломом сложнее – все следы вредоносного ПО Эмиль удалил, заменив жесткий диск, чтобы нельзя было найти и следа проникновения.

На этом этапе игры с невидимым противником он мог вздохнуть спокойней. Эмиль не совершил ничего противозаконного, что было бы легко доказать в суде. А если пристанут – он лишь почистил дядин ноут и не смотрел это видео. Испанской полиции Эмиль выслал свой отчет, где честно описал все характеристики убийцы – в газетах его прозвали «Мадридский «Крик», окрестив преступление в Прадо «Мадридской резней бензопилой».

Тревожащейся Вере и надутому Юберу Эмиль пытался объяснить, что спецслужбы не стали бы копать под него, начиная так далеко, аж из Испании, и устраивать публичную резню в музее в другой стране. Ему виделось некое частное лицо за этим преступлением, причем водившее личное знакомство с Аксель Редда. Но Вера упрямо твердила, что слишком много совпадений: резню устроили именно в музее нарочно. Сестра Эмиля занималась преступлениями, связанными с предметами искусства, сам он часто брал дела с утерей картин, старинных книг и музыкальных инструментов. И нельзя забывать: Аска пришла к нему именно в тот самый злосчастный день, когда новостной ролик уже гулял по сети, а также и тот факт, что Эмиль учился когда-то у ее отца, осужденного за причинение вреда своему прямому начальству.

В ответ от шефа она получала целую тонну очень нелогичных убеждений, которые начинались фразой: «Между этими тремя событиями могут пролегать глубокие пропасти, мы не должны спешить с выводами – полетят невинные головы». Эмиль считал, что правильнее будет установить за Аской слежку, выяснить, чем она и ее отец занимаются, чего хотят, а уж затем втягивать власти.

В один из жарких июльских полдней Вера и Эмиль сидели в кафе «А Лакруа Патисье» в Латинском квартале, на набережной Монтебелло. На той стороне реки застыло полотно строительных лесов и заборов из профнастила, за ними прятался поврежденный при пожаре Нотр-Дам. Через проезжую часть, по которой сновал непрекращающийся поток машин, стоял ряд лавочек с сувенирами и картинами уличных художников. По тротуару толпами ходили люди. Ветерок шевелил сочно-зеленые, омытые летним дождем кроны лип.

Они выбрали кафе недалеко от лицея Фенелон, что заканчивала Аска, – оставался последний экзамен, назначенный на сегодня. Вокруг самого лицея было невозможно спрятаться: узкие улочки, полупустые кафе, двое детективов за столиком оказались бы слишком заметными. Девушка никуда не денется, пока не напишет предмет, поэтому Эмиль решил отойти на безопасное расстояние и ждать.

Вера слушала Эмиля, глядя на него с прищуром. Его было не узнать. Светлые джинсы, белая футболка с длинными рукавами, чтобы скрыть татуировки, белая бейсболка, козырьком назад, под которой он спрятал выкрашенные в угольно-черный волосы, Эмиль даже вынул пирсинг и выглядел, как ученик терминаля – последнего класса лицея.

Неужели Аске и вправду удалось его изменить?

Вера старалась над ним не подшучивать, но так и подмывало сказать «тили-тили-тесто»! Всю неделю он охотился с фотоаппаратом за девчонкой в юбке японской школьницы, снимал людей, с которыми она общалась, и места, куда она ходила. По вечерам они с Верой и Зоей отсматривали материал, и он долго мучил сестру, заставляя составлять психологические профили заснятых людей лишь по нескольким изображением.

– Физиогномики недостаточно для психологического профиля, ты же знаешь, – пыталась отвертеться Зоя.

– Хотя бы приблизительно! – наседал на нее Эмиль. – Нам нужно расставить маркеры подозрительных личностей, с которыми она имеет дело.