Нулевая точка

Евгений Вадимович умолк.

– Ну, застрелил ты Ромку. Бывает. Ромка твоего друга прихлопнул, я понимаю. Я клянусь, мы тебе ничего не сделаем! Слово даю! – продолжал он после паузы. Максим молчал.

Евгений Вадимович усмехнулся.

– Я понимаю, ты ремонтников ждёшь!

Сердце Максима похолодело.

– Так вот они не приедут! Ты со мной разговаривал, дурья башка! Не ловят ваши дебильные рации здесь! Ты же должен был это знать! Ястреб, я Сокол, приём! Понимаешь? Не придут они тебя спасать!

– Ну, сходим мы за взрывчаткой и взорвём эту дверь на хер! Но ты-то к тому моменту замёрзнешь! И девчонка, что с тобой тоже!

Евгений Вадимович закашлялся.

– Вот, дыхалка уже не та! – он сплюнул.

– Понимаешь, вся эта херня, что с нами случилась, не ты ни я в этом не виноваты! Но у нас всё же есть шанс остаться людьми, а не превратиться в скотов! Понимаешь парняга?

– Иди к чёрту! – сдавлено закричал Максим, голос его прозвучал как-то жалко и неубедительно. Позади него послышался шорох, он оглянулся и увидел, что девчонка стоит позади него, замахнувшись чем-то. Он ещё успел осознать, что это его винтовка, как ему на голову обрушился удар, и он потерял сознание.

Максим пришёл в себя от холода, он сидел в вагоне у одного из ящиков, девушка стояла перед ним на коленях, прижимая к его голове какую-то тряпку. Дверь была распахнута настежь, боковая стенка вагона сдвинута в сторону, мужчины проходя мимо него, вытаскивали ящики, передавая их друг другу. Никто не обращал на него никакого внимания. Где-то поблизости натужно рычал дизельный двигатель, скорее всего вездехода. Максим подумал, что людей стало гораздо больше. Видимо отряд в пять человек, был передовой группой.

– Извини, – тихо проговорила девушка, не глядя на Максима. «Всё понятно. Она одна из них!» – подумал он с горечью. Провели меня как лошка!

Ветер окончательно стих. Казалось, что сейчас выглянет солнце, но Максим знал, что этого не случится. Моменты, когда буря стихала, очень быстро сменялись резким ухудшением погоды. Максим задумался о том, когда он последний раз видел солнце. Кажется, это было в какой-то другой жизни. В вагон вошёл пожилой высокий мужчина, с непокрытой головой. Он показался Максиму огромным, почти великаном, у него были абсолютно седые волосы, белые как снег, черты его лица казались, будто высеченными из камня. Мужчина посмотрел на Максима ясными голубыми глазами, в лице его не было никакой угрозы, только что-то похожее на жалость.

– Евгений Вадимович, солярку слили. Ящики погрузили, можем ехать, – подскочил к нему молодой парень, похожий на студента из прежней жизни.

– Молодцы. Уходим, – Евгений Вадимович посмотрел на часы.

– Идём Лиса, – сказал он, обращаясь к девушке.

– Да Евгений Вадимович!– девушка смущённо взглянула на Максима.

– Пока! – и поспешила вслед за остальными.

Мужчина некоторое время смотрел на кривящегося от боли Максима.

– Удачи тебе парень, – сказал он и вышел. Через секунду внизу в овраге взревел двигатель. Максим сидел в обледеневшем вагоне, его дозиметр беспрерывно пищал, голова его раскалывалась от боли. Неумело наложенная Лисой повязка обручем сдавила череп. В вагоне появилось худое лицо машиниста, его запавшие глаза сверкали безумным огнём сумасшедшего.

– Вот ты где! – хрипло сказал он, – пошли!

Он помог Максиму встать и повёл его в кабину локомотива.

– Этот седой, который главный у них, говорит мне, сходи за своим парнем, замёрзнет! – бормотал он, волоча на себе Максима.

– Рельсы-то они разобрали! Как пить дать! А снег вокруг раскидали, чтобы следов не осталось!

Машинист затащил Максима в кабину локомотива. Здесь было тепло, замёрзшие пальцы рук и ног у Максима начало приятно покалывать, голову чуть отпустило.

– Дизеля они нам оставили на обратную дорогу, но надо поторапливаться! – разговаривая так, машинист поворачивал какие-то переключатели, дёргал какие-то ручки. Наконец локомотив вздрогнул, двигатель зарычал, выплюнул облачко чёрного дыма и состав тронулся в обратный путь. За окном пошёл снег. «Как там Лиса?» – подумал Максим. Вагоны раскачивались и скрипели, в кабине локомотива сильно пахло соляркой, машинист что-то напевал себе под нос. Максим закрыл глаза. За окнами кабины выл ветер, кружа хлопья снега над замёрзшей мёртвой пустыней.

Максим отпер дверь вагона и вышел наружу, он сразу понял, что сильно похолодало. Ледяной ветер немедленно ухватился за него, он пытался залезть под полы его тулупа, пытался столкнуть его с поезда. До того момента, когда эта чёрная ночь сменится серым днём, было ещё далеко. Он знал, что сейчас самое холодное время в году и особенно ночью. Максим хмыкнул, поправил на плече автомат, и пошёл мелкими шажками к кабине локомотива, перехватываясь руками за обледеневшие поручни. Каждый раз, когда он отрывал руку, чтобы перехватиться ветер бил его в грудь и сердце его замирало от страха. После пяти минут борьбы с сильным ветром и скользкими поручнями, он достиг заиндевевшей кабины локомотива и постучался. В кабине произошло некоторое движение, замок открылся и Максим ввалился внутрь. За несколько минут, что он провёл снаружи, все открытые участки его лица потеряли чувствительность от холода, он не чувствовал пальцы на своих руках и ногах. Открывшая ему дверь Лиса втолкнула его внутрь и тут же захлопнула дверь.

– Какого чёрта ты припёрся? Мы же договорились! – набросилась она на Максима и тут же осеклась на полуслове, разглядев его побелевшее лицо.

– Господи, у тебя же обморожение! – Лиса скинула рукавицы и прижала узкие ладони к его щекам, лицо её было так близко от лица Максима. Он смотрел на неё и глупо улыбался, ему стыдно было сказать ей, что он просто очень захотел увидеть её и пришёл в кабину из относительно тёплого вагона, рискуя упасть с поезда или получить обморожение, просто потому, что не мог больше без неё обходиться. Находившийся в кабине похожий на студента машинист негромко кашлянул, Лиса вздрогнула и отодвинулась назад.

– Держи, – студент протянул Максиму мазь. Максим снял рукавицы и принялся старательно мазать лоб над бровями и кожу вокруг глаз. От мази кожа вначале заколола, а потом загорелась и начала болеть, тянущей, дёргающей болью. Максим, скрипнув зубами, отвернулся к окну.

– Дурак, – нежно прошептала Лиса, она стиснула руку Максима своей маленькой ладошкой, сплетя свои пальцы с его, прижалась щекой к рукаву его тулупа. Он забыл о своём ноющем лице, о только-только вернувших чувствительность пальцах ног, рука Лисы была такой тёплой и нежной, что приятные мурашки побежали по его спине и плечам. Машинист смотрел вперёд, стараясь не глядеть на них, в холодной кабине локомотива наступила тишина, Максим слушал, как рядом с ним спокойно дышит Лиса, от её маленького рта поднимался пар, ему казалось, что он ощущает биение её сердца, даже сквозь толстую ткань тяжёлого тулупа. За окном наступило серое трескучее утро, через несколько минут, сквозь замёрзшее стекло стали видны заснеженные поля и летящие над ним вихри ледяного колючего песка. Эта пустыня, засыпанная грязным снегом, настолько приелась Максиму, что его от неё уже давно тошнило. Он отвернулся от окна, на его поясе заскрипел радиопередатчик.

– Сокол, это Дед! Приём!

– Сокол слушает!

– Через пятнадцать минут прибудете на станцию. Наши говорят всё в порядке.

– Понял! – отвечал Максим несколько напряженно. Он всегда испытывал некоторое напряжение, когда разговаривал с Евгением Вадимовичем. По всей видимости, никак не мог избавиться от вбитого в голову за время службы в армии, чинопочитания. И, кроме того, он не мог до конца поверить, что эти люди, для которых он ещё недавно был злейшим врагом, теперь полностью ему доверяют.

– Ты это, Сокол. Не дрейфь! Всё будет хорошо. Мы тебя прикроем! Усёк? – сказал Евгений Вадимович.

– Понял. Приём!

– Будь уверенней, короче! Удачи!

– Спасибо!

Максим выключил рацию и глубоко вздохнул, Лиса ещё сильнее сжала его руку.

– Сбавь скорость, Марк, – обратился Максим к похожему на студента машинисту. Тот кивнул, локомотив устало зарычал и начал постепенно замедлять ход. Переглянувшись с Лисой, они начали одеваться. Респираторы, шапки с ушами, Максим навесил себе в петлицу оранжево-чёрную ленточку, закрепил такую же Лисе. Придирчиво осмотрел её. «Всё-таки она маленькая!» – подумал он с нежностью. Поправил широкий ремень, приклад её винтовки почти задевал о пол, повесил себе на шею автомат и постарался придать лицу тупое, равнодушное выражение. Состав замедлился, вот уже показалась занесённая снегом платформа. Максим разглядел впереди складское помещение, в котором теплился едва различимый жёлтый свет. Сердце его гулко бухало, отдаваясь в висках, он взглянул на Лису, спяленную словно замёрзший школьник и, сказал ей едва слышно:

– Выйдешь наружу и встанешь на площадке, на платформу не спускайся, так ты будешь казаться выше. Поняла?

Лиса послушно кивнула.

– Марк, если что-то пойдёт не так, сматывайтесь. Я как-нибудь сам выберусь!

– Хорошо, – отвечал машинист. Платформа уже почти перестала ползти назад. Лиса хотела возразить, но только с трудом сглотнула. Состав остановился, Максим глубоко выдохнул, стараясь сбросить напряжение.

– Пошли!

Едва он распахнул узкую дверь кабины локомотива, как его бьющееся о грудную клетку сердце, странно утихло. Он ступил меховым унтом на платформу, покрытую толстым слоем снега, который похоже никто и не пытался убирать. Снег недовольно заскрипел под его ногами. Не оглядываясь, Максим, подошёл к пристройке, находившейся слева от ворот склада, толкнул дверь, его обдало волной тепла, он увидел «буржуйку», в животе которой ярко пылал огонь и ещё никого толком не разглядев, вскинул в приветствии руку и, рванув вниз респиратор, заорал дурным голосом армейское приветствие:

– Родина или смерть!

– Родина или смерть! – отвечали ему, впрочем, без особого воодушевления. Теперь Максим смог разглядеть их. Трое неопрятного вида немолодых мужчин в грязных куртках из дубленой кожи сидели на корточках около «буржуйки», на рукавах у них красовались рыжие повязки с чёрной буквой Z посередине. Ни один из них не встал при его появлении, только повернули к нему заросшие торчащей щетиной лица.