– Мы настаиваем, – поправил его О’Нил.
– В таком случае, Эммет, – тут Арчер широко улыбнулся, – я тоже увольняюсь. Как-нибудь увидимся. – И он поднялся из-за стола.
– Клем!
Арчер посмотрел на О’Нила.
– Пожалуйста, сядь.
Арчер колебался.
– Сядь, сядь, – нетерпеливо повторил О’Нил.
Арчер с неохотой опустился на стул.
– Клемент, я думаю, ты пожалеешь о том, что заставил меня объясниться.
– А чего ты, собственно, ожидал?
– Я ожидал именно этого. – О’Нил выдавил из себя жалкую улыбку и провел ладонью по коротким жестким волосам на затылке. – Ты прав, мы просим тебя избавиться от этих людей не потому, что они плохие артисты. – Пауза. – Клемент, поверь мне на слово, для тебя будет лучше, если ты перестанешь задавать вопросы и позволишь мне уладить все формальности.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Ладно, пусть будет по-твоему. Их всех обвиняют в том, что они коммунисты. Спонсор хочет снять их с программы. Немедленно, а еще лучше – вчера.
Арчер моргнул и не сразу понял, что сидит с отвисшей челюстью. «Наверное, я выгляжу очень глупо», – подумал он.
– Еще раз, пожалуйста, – произнес Арчер, встретившись взглядом с О’Нилом.
– Их обвиняют в том, что они коммунисты, – пробубнил О’Нил, – и спонсор хочет снять их с программы.
– О’Нил согласен?
– Хатт согласен, – поправил его О’Нил. – Я здесь только работаю. Моим мнением никто не интересуется.
– И какую, по-твоему, позицию следует занять мне?
– Позиция у нас может быть только одна. – О’Нил заерзал на стуле. – Что у меня, то и у тебя.
– Четверг – тяжелый день. – Арчер поморщился. – По четвергам я очень устаю. Ты мог бы подождать до пятницы.
О’Нил молчал, и Арчер понял, что решение ему придется принимать немедленно. Он потер лысину, глядя на широкие, обтянутые твидом плечи О’Нила и его растрепанные волосы.
– Пункт первый, – продолжил он, подумав о том, что разбираться со всем надо по порядку. – Пункт первый. Кто говорит, что они коммунисты?
– Ты слышал о журнале под названием «Блупринт»?
– Да, – кивнул Арчер. Он несколько раз видел экземпляры «Блупринт» в кабинетах продюсеров радиопрограмм. Воинственный такой журнальчик, с неизвестными источниками финансирования, поставивший перед собой цель выявлять коммунистов, пробравшихся в радио- и киноиндустрию. – При чем тут он? О нас «Блупринт» ничего не писал.
– Пока не писал. – О’Нил бросил подозрительный взгляд на стоящего за стойкой бармена. – Я не хочу кричать об этом.
Арчер подвинулся ближе.
– На прошлой неделе из «Блупринт» прислали спонсору письмо, сообщив, что в следующем номере, который выходит через три недели, расскажут о связях с коммунистами пяти участников нашей программы. Они также написали, что снимут статью, если получат доказательства того, что все пятеро уволены.
– Это, знаешь ли, шантаж в самой грубой форме.
– Они так не считают, – покачал головой О’Нил. – Они говорят, что не хотят причинять ущерб спонсору и продюсеру без крайней на то необходимости. Редактор «Блупринт» раньше работал у Хатта и по старой дружбе решил предупредить и его, и спонсора.
– А кто назначал этих людей судьями? – спросил Арчер. – Почему бы им не заняться исключительно своими делами?
– Люди имеют право бороться с коммунизмом, – терпеливо объяснил О’Нил. – В любой сфере человеческой деятельности. Может, они фанатики, но таков уж дух времени, так что не стоит их за это винить.
– Ты видел письмо?
– Да.
– И в чем заключается связь артистов и Покорны с коммунистами?
– Практически все принадлежат к организациям, входящим в список попутчиков, – тихим голосом ответил О’Нил. – Ты знаешь, речь идет о списке Генерального прокурора. Подрывные организации и комитеты плюс какая-то Калифорнийская группа. На некоторых красную звезду повесил журнал.
– Они могут ошибаться, знаешь ли, – заметил Арчер. – Им уже приходилось извиняться.
– Я знаю, – кивнул О’Нил. – Но гораздо чаще правда была на их стороне. Они очень сильны. Уже раздавили две или три программы. Не знаю, известно ли тебе об этом, но за прошлый год их стараниями более двадцати человек лишились работы. И многие занимали достаточно высокие посты.
– Кто-нибудь утверждал, что «Университетский городок» проповедует коммунизм? – спросил Арчер. – Говорилось о программе в целом?
– Пока еще нет. – О’Нил закурил и как-то сник. – Мы получили несколько писем. Скорее всего от каких-то психов. В программе слишком много историй о бедняках, некоторым сценам не хватает религиозных чувств…
– Господи, Эммет!
– Я просто рассказываю, как обстоят дела. Но если появится эта статья… – О’Нил пожал плечами. – Письма будут носить мешками. На нас отыграются на всю катушку. Обвинят и в том, что мы покупаем эфирное время на деньги Кремля, и в том, что продаем атомные секреты русским.
– Интересным мы занимаемся делом, – покачал головой Арчер.
– Да, занимаемся. – По лицу О’Нила пробежала тень улыбки. – Пока.
– А что думаешь ты?
– Я думаю, что пару раз мы слишком приблизились к опасной черте. Этот мерзавец Барбанте готов высмеивать все и вся, и кто знает, как можно истолковать его диалоги? Какие могут возникнуть ассоциации?
– Послушай, Эммет…
– Послушай, Клемент, – передразнил его О’Нил. – Ты ничего не знаешь. Тебя от всего ограждают. Работаешь дома, приходишь на студию раз в неделю, готовишь передачу, и никто тебя не трогает. А я просиживаю здесь по восемь часов каждый день, и на меня валится все это дерьмо.
– Я попрошу тебя об одном одолжении, – холодно ответил Арчер. – С этого вечера перестань меня ограждать. Держи меня в курсе событий.
– Как скажешь. – О’Нил устало потер глаза. – Но не думай, что от этого жизнь у тебя станет легче.