Лорды гор. Да здравствует король!

И почему, раз уж король обвел меня вокруг пальца и вынудил к обряду айров, движение по пути Айшери получается таким односторонним? Несправедливо! – бесилась я, пока в окружении вейриэнов добиралась до своих вот уже неделю как заброшенных покоев – мне просто некогда было там появляться. Да и грустно: там почему-то особенно остро ощущалось исчезновение Рагара из моей жизни.

***

Принц Игинир, уже почищенный от въевшейся болотной грязи и переодевшийся, расслабленно сидел в кресле рядом с шахматным столиком, в любимой позе моего погибшего наставника – вытянув ноги, положив локти на подлокотники и подперев сцепленными в замок пальцами подбородок. То ли дремал, то ли углубился в размышления. Но при моем приближении вскинул ресницы и вскочил резко, словно гейзер выплеснулся.

– Ваше высочество.

– Ваше высочество.

Раскланялись.

– Простите, что позволил себе в ожидании…

– Простите, что заставила себя ждать…

Непривычно наблюдать чопорного, как старая фрейлина, Рамасху. Или это у него от усталости?

– Помнится, я задолжала вам партию, – вынув из кармана черную королеву, я поставила ее на доску и жестом пригласила гостя присесть.

– Не успеем сегодня, – грустно усмехнулся принц, а в глазах плеснули, наконец, радужные искры. – Но я рад, что ты помнишь. Наша партия еще впереди.

Как-то двусмысленно это прозвучало. Срочно сменила тему:

– А что с Сиареем? Я бы хотела его увидеть.

– Невозможно. Он жив, но без Рагара никто ему не сможет помочь ни здесь, ни в Белогорье. Только на родине есть лекари, знающие, как вдохнуть жизнь в угасающего ласха. Я отправил его в свой дворец, но там ему нельзя долго оставаться. Если узнает отец, то будут большие неприятности и у Сиарея, и у меня. Вот о ласхах, служивших в личной гвардии Рагара, я и хотел поговорить с тобой. Возьми их под свое покровительство, Лэйрин.

– Я?

– Больше некому. В Белогорье они чужие, вейриэнам не подчиняются, служили только Рагару. А в империи все они признаны изменниками и объявлены вне закона, как и мой младший брат.

Я вопросительно выгнула бровь: в хрониках упоминались трое младших братьев кронпринца Игинира, но причем тут они? И потом, как ни далека я была от политической жизни, но знала, что все трое до последнего времени пользовались императорскими милостями.

– И кто же из ваших братьев попал в опалу?

– Рагар, и уже давно.

Судя по невозмутимым лицам вейриэнов, они были в курсе истинного статуса своего любимого мастера, а вот я с минуту таращилась на страшно довольного произведенным эффектом Рамасху.

– Такого имени нет в хрониках! – выпалила я.

Он засмеялся.

– Его настоящее имя было другим. И потом, бастарды редко попадают в хроники. Особенно, такие, как мой любимый братишка. Рагар потом меня убьет за раскрытие тайны, но сам виноват, нечего было умирать, – улыбка Рамасхи снова стала грустной. – Отец вычеркнул его имя из книги рода после его бегства, но оно там было, а уже одно это многое значит в нашей традиции. Отец признал его. Мать Рагара – из семьи вейриэнов, воительница Найла. Она была телохранительницей моей матери, но лишь после смерти императрицы согласилась ответить на любовь императора, а потом ушла. Говорят, отец на коленях перед ней стоял, чтобы не уходила. Трудно представить. Надо знать это ледяное самовлюбленное совершенство: чтобы он опустился перед кем-то, да еще на колени! Найлу и это не впечатлило. В отместку он объявил войну Белогорью. Тоже не представимо. Ни до, ни после этот расчетливый скот не был способен на безумства.

Удивительная сыновья любовь, – хмыкнула я про себя.

– Так это же было всего полсотни лет назад! И не война, а стычка на границе.

– Ничего себе стычка! – с неподдельным возмущением воскликнул принц Игинир. – Тысячи погибших. Его возлюбленная вейриэнна дралась за Белые горы и умерла от ран. Отец, узнав о ее смерти… Это был кошмар. Мы боялись за его рассудок уже всерьез. Тогда я понял: великие тоже способны на чувства, особенно, когда давят их в себе сотни лет, и вдруг их прорывает, да еще как! Найла была его лебединой песней.

– Но она же возродилась?

– Предпочла уйти полностью в страну духов. Умная женщина. Может быть, она и возродится после смерти императора, а пока предпочитает не давать повода для новой, как ты говоришь, стычки. Вейриэны отдали императору ее младенца, и Рагар спас всех нас своим появлением. Отец его боготворил, признал законным сыном. А неблагодарный мальчишка, когда подрос и узнал, кто его мать, бежал, – Рамасха усмехнулся воспоминаниям, но глаза оставались грустными. – Вместе с охраной бежал, паршивец! Принес клятву верности Белогорью и стал вейриэном. И отец так же яро, как любил, возненавидел его. Вот, собственно, и все.

Я задумалась над услышанным.

– Очень романтично. Но, если Рагар был любимым сыном, то ты…

Он вскинул голову – по волосам метнулись дивные сполохи – пронзительно глянул в глаза.

– Наконец-то ты сказала мне «ты», Лэйрин!

– Не только это, – смутилась я.

И принц отвел глаза.

– Романтично, говоришь? – усмехнулся он. – Кроме Рагара, который никогда не стал бы кронпринцем, у императора не было любимых сыновей. Старших моих братьев отец убил, когда они заматерели и начали задумываться о том, что с нашим долгожительством ждать короны им придется слишком долго. Мою мать тоже он убил, она мешала ему добиться любви Найлы. Вейриэнна, по счастью, не знала об этом, но я знал. Видел. Мне было пять лет, когда это случилось. Отец испытывает передо мной легкое чувство вины, но ненавидит сильнее, чем Рагара. У нас в империи романтика не выживает, Лэйрин.

Я прикусила губу. Вот какие вы, северные… И еще кто-то тут считал Роберта злодеем?

– Какому же чудовищу отдают Виолетту!

– Обычному, – дернул он плечом. – За триста лет и не таким станешь. Я буду оберегать мою новую мачеху, клянусь. Пока я жив, с нее волос не упадет.

– Пока… Но ты теперь – следующий в очереди из сыновей!

Северянин ослепительно улыбнулся:

– Мне приятно, что ты беспокоишься о моей жизни, но меня он не тронет. Отец очень трепетно относится к моему здоровью. Все просто, Лэйрин. Если со мной что-нибудь случится, то Найла узнает, кто убил мою мать, а ее госпожу и подругу. Но главное – я ему полезен, как никто другой.

Это я могла понять: внешней политикой Империи как раз и занимался кронпринц Игинир.

Снежная туча, залепившая окно снаружи, выдвинула из-под маскировочного крыла любопытный драконий нос и деликатно прокашлялась:

– Кха-кхм… ваши драгоценные высочества… простите за дерзкое вмешательство, но солнце уже коснулось горизонта, а мы тут, никому не нужные изгнанники, потерявшие нашего господина и к позору нашему оставшиеся в живых, покорнейше ждем решения нашей горемычной судьбы.

И глазки такие умильные, и тон, как у распоследнего пройдохи… И Рамасха туда же:

– Они обузой не будут, Лэйрин. Как ученица Рагара, ты имеешь право на то, чтобы слуги наставника служили и тебе.

– Может быть, Рагар еще жив!

Северянин опустил веки, качнув головой. Эльдер душераздирающе вздохнул, а с подоконника закапал слезливый ручеек. Еще растает, бедолага.

– Я, конечно, возьму под покровительство всех… – поспешила я согласиться. Кто ж от таких подарочков откажется? – А сколько вас, изгнанник?

– Двести восемьдесят шесть. Из них девяносто восемь имеют легкие ранения и стоят лагерем в лесу, пятьдесят семь с тяжелыми ранениями сейчас в тайном лазарете у его высочества принца Игинира, а сотня была оставлена нашим господином в Белогорье, и ждет приказа, – на одном радостном вздохе выпалил Эльдер. И в комнате мгновенно посветлело – ласх взвился в небо, возликовав: – Оставшиеся принесут присягу немедленно!