Герцог Винибор стушевался, закивал с обычной своей тишайшей, на все согласной улыбкой:
– Да-да, конечно… во имя истины и Бога… но не лучше ли избежать… ради чести государевой… какая уж сейчас разница… лучше бы повесили.
Мнение придворных разделилось: сестрам А. очень хотелось посмотреть, как я буду корчиться на костре, остальные не определились, выжидая королевского слова. Но Роберт молчал, не поднимая головы, словно внезапно потерял сознание. Наконец, он пошевелился, вяло кивнул кардиналу:
– Испытай, не помешает.
Процедура, которой меня в детстве подвергли на каменном мосту, повторилась и опять сильно разочаровала кардинала. Даров у меня опять не обнаружилось.
Зато вновь вдохновился третий советник, герцог Виннибор:
– Раз доказано, что его высочество – не колдун, то костер не обязателен, и ваш покорный слуга снова взывает к милосердию, мой государь. Яд в чаше – куда более благородная смерть!
Все шло к тому, что смошенничать королю не удастся, и Рагар, наконец, выложил козырь.
– От имени и по праву Белых гор! – прокатился рокот его голоса, и в душном зале внезапно повеяло грозовой свежестью. Все замолчали, недоуменно таращась на моего скромного телохранителя, ставшего неожиданно грозным. – Считаю приговор преждевременным, король равнин. Я не услышал здесь имени еще одного важного свидетеля. Не опрошен некий Дирх.
Скрещенные пальцы, заслонявшие лицо короля, дрогнули.
– Он мертв! – взвизгнул Шаэт.
– Есть способы допросить и мертвеца, – вмешался Рамасха. – От имени императора Севера я требую, чтобы этот свидетель был допрошен.
– Протестую! – колыхнулся кардинал. – Дьявольщина, колдовство!
– Труп исчез, – злорадное замечание Агнесс.
– Уже найден, – усмехнулся вейриэн.
– Несите! – приказал король, заткнув кардинала яростным взглядом.
Хладного свидетеля внесли.
Невозможно передать, что я пережила, когда рассмотрела «труп», поднявшийся после того, как Рагар вынул у него из-под лопатки ставший невидимым сельт.
Не скажу, что негодяй был похож на меня, как отражение в зеркале – его черты были более грубыми и мужественными, но несомненное сходство имелось. Последний фаворит короля Дирх обладал прямыми черными волосами, торчавшими ежиком – немыслимая прическа для придворного, которой не стеснялась лишь я. На его бледном лице с широким лбом и узким подбородком вызывающе сверкали зеленые глаза, а губы, чуть тоньше моих, надменно кривились. И стремительные движения, когда он подошел к трону и встал на колено, и резкий, какой-то птичий, поворот головы – были моими.
Меня ударило это сходство по сердцу. Захотелось выпить яд немедленно, потому что ты, чистый мой Дигеро, смотрел на это и так же, как я, все понял о любовной страсти короля к наследнику. На это смотрел Рамасха – будущий император и серьезный политический соперник или союзник. И это видели и знали мои будущие подданные.
Невозможно было нанести упреждающий удар по моей будущей короне искуснее, чем нанесен этот. В памяти людей наши лица неизбежно сольются – наследника и любовника. Уже слились, если вспомнить гнилые слова белобрысого лорда Наэриля. А значит, и беды королевства, и проклятия будут приписаны мне.
Пока все завороженно пялились на ожившего, но еще ничего не понимающего Дирха, которого начал допрашивать судья, я с презрением глянула на Роберта и вздрогнула: король пристально смотрел на меня, и столько вины было в этом взгляде, и мольбы о прощении и еще что-то такое пронзительное, от чего в груди стало еще больнее.
Дирх, осознав, наконец, что находится уже не в будуаре, а на королевском суде, во всем признался. Назвал и участников заговора: и обеих старших принцесс, и первого советника, ныне графа Шаэта, и еще пару имен. Его наглость была изумительна.
– Да, я потерял голову от любви, мой обожаемый государь… от любви ко всему, что исходит от тебя, – с усмешкой щурился Дирх. – И я же не отказываюсь жениться на твоей дочери, заметь. Если нужно, то ради тебя я пойду и на этот подвиг.
– Он лжет! Выгораживает принца! – прошипел Шаэт. – Какая вера может быть посмертным показаниям трупа, чья жизнь сосредоточена сейчас в руках вейриэна – в сельте, вынутом из его сердца? Он скажет то, что захочет «снежный дьявол»!
– Принца?! – совсем не похожий на труп зеленоглазый фаворит, вытянув шею, заозирался по сторонам, увидел Рагара.
А потом узрел меня.
Наши взгляды встретились, и он вдруг покачнулся, как от удара, и переменился в лице. Разительно. Его сходство со мной мгновенно уменьшилось, словно подул ветер, стирая рисунок на песке.
Забыв и о короле, и о допросе, и о глазевших придворных, Дирх рухнул на колени и пополз в мою сторону, и в его голосе звучал отчаянный, неподдельный страх:
– Ваше высочество! Простите меня, мой принц. Я… это чудовищная дерзость, понимаю… Но я же не знал! Ваш отец ничего не сказал мне! Никто не сказал! Я готов искупить, клянусь… Я бы никогда не осмелился, никогда. Я же не знал, кто…
Рагар тихо ругнулся на языке айров, щелкнув ногтем по лезвию сельта в руке, и Дирх замертво рухнул лицом в каменную плиту.
А я ничего тогда не понимала. Я же тоже не знала, светлый мой Дигеро, взиравший на происходящее с брезгливым отвращением, я еще ничего не знала ни о себе, ни о той пучине, в которую меня еще до рождения погрузила моя странная судьба.
Это был один из самых страшных дней в моей жизни, сравнимый только с тем днем, когда впервые разрушились иллюзии моего детства – когда в горах перед взором предстали руины нашего замка, принявшего истинный облик, и когда бабушка и дедушка взлетели в небо на серебристых крыльях, а я узнала, что мне всегда лгали.
Не потому страшный, что сейчас мне грозила казнь – ложность обвинений в насилии легко доказать, просто раздевшись. Нет, не поэтому. А потому, что приоткрылась еще одна бездна.
Темный вейриэн, слуга Тьмы, полз ко мне и непритворно трепетал передо мной.
Почему? – спрашивала я себя, цепенея от ужаса. Не потому ли, что его владыке стала известна моя суть, а Дирх прекрасно знает моего жениха? Какого-то темного князя. А значит, меня совсем скоро ждут Темная страна и куда более страшная смерть, чем чаша с ядом.
Король, привставший, оперев руки о подлокотники, чтобы ничего не пропустить из дичайшего бреда фаворита, опустился на сиденье и расхохотался.
– Дирх! Вот оно что, оказывается… Вот это подарок!
Фаворит, из которого, казалось, жизнь ушла в очередной раз, вдруг приподнялся и, повернув голову к государю, брезгливо процедил:
– Не подавись дарами, Роберт Сильный. Ты жив до сих пор только благодаря мне, и даже не представляешь, сколько раз я дарил тебе жизнь.
– Взять его под стражу, – махнул рукой король.
– Ты видишь, мой государь, слова этого свихнувшегося мертвеца ничего не стоят! – торжествующе заключил Шаэт.
– Ты прав, советник, ровным счетом ничего не стоят, – согласился Роберт, задумчиво прищурившись на меня.
– Не допрошен еще один свидетель, – спокойно сказал Рагар. – Принцесса Виолетта.
После короткого, но выразительного рассказа принцессы под стражей едва не оказались обе старших сестры А. и Шаэт. Но поднаторевший в дворцовых интригах новоявленный граф и первый советник заявил, что Виолетта – тоже труп, находящийся под властью вейриэна.
Принцесса хладнокровно уколола себе пальчик, продемонстрировав живую горячую кровь. Тогда потомственный степной шаман начал утверждать, что девушка околдована горным демоном Рагаром, и ее показаниям верить нельзя.
– В таком случае, следует выслушать саму пострадавшую, принцессу Виолу, – пожал плечами мой наставник.
И я вспомнила ее лицо в том проклятом будуаре, и представила, как все эти жадные глаза сплетников и ничтожеств будут разглядывать опозоренную девушку, как эти отвратительные придворные рожи будут сочувственно или скабрезно улыбаться, как грязные лапы начнут рыться в ее измученной душе и смаковать подробности, а Шаэт обвинит ее во лжи. И мне стало мучительно, невыносимо мерзко.
Невозможно было допустить еще и это ее унижение.
– Довольно! – громко сказала я, сделав шаг вперед. – Я признаю свою вину.