Я люблю тебя! Я верю тебе!

Когда маркиз неожиданно вернулся домой после трехлетнего отсутствия, Авалайн подняла вверх волна счастья от одного его присутствия. Тем больнее было от недоумения, почему измена жены обрушилась и на нее, Авалайн? Но в ней еще жила надежда, что маркиз выслушает ее, быстро разберется в ситуации, перестанет обвинять Авалайн в пособничестве изменщицы-кузины, и они останутся хотя бы добрыми друзьями. На большее она не рассчитывала. Авалайн понимала, что она никогда не сможет занять в сердце маркиза большее место. И что рано или поздно он простит свою ветреную, но горячо любимую жену.

Так всегда было с Ланой. Ее с детства прощали за все, чтобы она не совершала, и она всегда получала то, что ей хотелось. Как, например, и в случае с Авалайн. Маркиз наверняка ни думал, ни гадал, что в довесок к возлюбленной получит опекунство над двенадцатилетней ее сиротой-кузиной. Но стоило Лане попросить маркиза забрать Авалайн с собой после свадьбы, как тот покорно согласился. Тем более что все были рады такому повороту.

Графиня Джейма-Меррит

, матушка Ланы, сильно сдала после смерти мужа, и ей было не до воспитания и заботы о девочке-подростке, дочери сестры мужа. Сердечно она к ней так и не привязалась, а воспринимала её только как подружку по играм ее обожаемой дочки. Материально никакой выгоды опекунство тоже не сулило, а только лишь траты и траты. И чем дальше, тем больше. Уж она-то знала, сколько денег может уйти на ее содержание, пока та не выйдет замуж, поскольку по условиям опекунства все они ложились на плечи опекуна, и не было никакой возможности взять ни пенни из наследства сироты. А попробуй выдать замуж такую серенькую мышку, как Авалайн. Только на охотников за хорошим приданым и приходилось рассчитывать.

Лану страшило замужество на незнакомом мужчине, пусть красивом и богатом, но таком чужом и старом. Вообще-то, маркиз был старше Ланы всего на двенадцать лет, что по нынешним временам считается совсем и небольшой разницей в возрасте супругов, но в свои шестнадцать она ещё в свет не выезжала ни разу, а в родительском имении общалась в основном со своей двенадцатилетней кузиной, да с соседскими мальчишками примерно её возраста. Уезжать из-под родного крова тоже было страшновато… Вот потому она и потащила за собой Авалайн. И очень была рада, когда будущий муж не стал сопротивляться, а с учтивостью бросился выполнять её желание. Лана смекнула, что, возможно, быть замужем не так уж и страшно, если муж будет и дальше потакать её капризам, а, значит, её жизнь не сильно будет отличаться от той, к которой она привыкла. Только… только она сама себе будет хозяйкой! Без назойливой заботливости и зоркого глаза матушки!

Но больше всех идее кузины радовалась Авалайн. Она влюбилась в маркиза с первого взгляда. О! Он был не просто воплощением принца из сказки! Он был лучше, совершеннее, возвышеннее, чем любая её детская фантазия! Одно его имя звучала, как музыка – Хардинг-Ирл

Фицморис, 7-й маркиз Грей. Вот тогда-то она впервые и задумалась над своей внешностью – невзрачной, скучной, особенно по сравнению с яркой внешностью кузины. Как же она плакала по ночам! Но утром вставала ни свет, ни заря счастливой – сегодня она опять увидит е г о ! А он… А он смотрел только на Лану. Что ж, пусть так! Хотя бы так! Видеть его – это уже было несравненное счастье. И лишиться этого было подобно смерти…

– в переводе – «почётный гражданин, твердый, как скала»

– старший сын герцога наследовал герцогский титул после смерти отца, младшие сыновья носили титул графа

– в переводе – «вытесняющая за гранитные ворота»

– в переводе – «храбрый, выносливый, сильный – дворянин, принц, воин»

3

Если бы Киф догадывался, из-за чего так переживает его молодая жена, то очень удивился. Киф обожал женщин, вернее всех особ женского пола, и не важно – была ли эта особа уважаемой матроной преклонного возраста или девушка, вот-вот готовая превратиться из маленького бутона в прекрасный цветок. Умная или дурочка. Взбалмошная или рассудительная. Красавица или уродина. В каждой он умел разглядеть хотя бы одно достоинство, за которое её можно было полюбить или, хотя бы, пожалеть. И, надо сказать, женщины чувствовали это, а потому отвечали Кифу взаимностью. Все, кроме жены.

Авалайн, так переживающая по поводу своей внешности и считающая, что все её беды из-за неё, тоже очень бы удивилась, узнав, что муж находит её привлекательной. Если бы Киф раскладывал свои ощущения по полочкам, то он бы насчитал во внешности жены не одно, а целую кучу достоинств. Он недаром называл про себя Авалайн «пичужкой», она и вправду напоминала маленькую птичку, а сейчас, расстроенная и погружённая в себя, так и особенно – взъерошенный нахохлившийся воробышек, да и только!

Авалайн была небольшого роста с тоненькой, ещё не оформившейся до конца фигурой. Кифу трудно было её оценить в полном объёме, поскольку ни о груди, ни о ножках он не мог составить своего мнения, но уже невольно отметил про себя её осиную талию, хрупкость длинных пальцев рук и щемящую незащищённость лодыжек, несколько раз мелькнувших перед его взором, когда он подсаживал её в экипаж. Черты лица Авалайн были мелкими, но пропорциональными. Кифу особенно нравились её маленькие розовые ушки. Наверное, если бы не постоянно покрасневшие и припухшие от ночных слез глаза, он бы их поставил на первое место (его до сих пор бросало в дрожь, когда он вспоминал их зеленые молнии в церкви).

Всё это Киф разглядел, пока они ехали в его родовое имение. В придорожных гостиницах он быстро находил себе развлечения, а вот по дороге делать было нечего, как только изучать свою жену, тем более что она абсолютно не обращала на него никакого внимания, да строить планы на будущее, которое наступит через два-три месяца, когда он оставит Авалайн в имении и вернётся в Лондиниум (будем надеяться, что маркиз Грей к тому времени окончательно выздоровеет и отправится к месту своей новой службы, не забыв при этом Лану. Не дурак же он, в конце концов, чтобы повторять предыдущую ошибку).

Авалайн же планы на будущее строить не могла, поскольку не обладала для этого умственного упражнения никакой информацией – ни о месте, куда везёт её новоиспечённый муж, ни о его планах на их совместную жизнь, ни о нём самом. А расспрашивать его об этом у неё не было сил. Пока её мучили воспоминания и сожаления.

Она вспоминала своих рано ушедших родителей, которых, чем дальше, тем помнила всё более смутно. Многое ли может осознать и запомнить пятилетний ребёнок? Только какие-то яркие вспышки, по большей части, горестные. А всё остальное воспринималось как одно коротенькое счастье, которое у неё несправедливо отобрали.

Потом был переезд в чужой дом, где на неё никто, кроме Ланы, внимания не обращал. Малышке, привыкшей купаться в родительской любви, было в нём очень холодно. Но постепенно она привыкла, приспособилась, нашла утешение в дружбе с кузиной, хотя и не бескорыстной с её стороны. А ещё в учёбе (деваться Авалайн было некуда, а потому она присутствовала на занятиях с учителями Ланы), а потом в книгах.

Следующая вспышка счастья длилась целых полгода, когда она жила вместе с Хардингом и Ланой, пока маркиз не был вынужден уехать по долгу службы в Индию. Свою жену на пятом месяце беременности тащить в такую даль побоялся, и они с Ланой остались вдвоём. Авалайн до сих пор помнила, как будто это было вчера, его серьёзное лицо с явными признаками тревоги, когда он говорил ей, что оставляет на неё самое дорогое, что у него есть: любимую жену и их будущего первенца.

Конечно, они не были одни! Вустер, управляющий маркиза, держал дом в своих ежовых рукавицах. Повитуха жила в доме с первых дней беременности Ланы. А как только Хардинг понял, что ни избежать поездки в Индию, ни поехать туда вместе с женой, невозможно, он тут же попросил приехать графиню Джейму (уехать к матери на время его отсутствия Лана категорически отказалась, и, как всегда, сумела настоять на своём). Тёща тоже не спешила к своей беременной дочери, но всё-таки к родам приехала. Толку от неё, правда, не было, только мешала повитухе, пришлось Авалайн отвлекать её внимание на себя. Вернее, стать внимательной слушательницей её причитаний.

Через три месяца, когда Лана окончательно оправилась от родов, и их жизнь вошла в рутинную колею, дочь отправила мать восвояси, чтобы та не мешала ей чувствовать себя полновластной хозяйкой (роль, которая чрезвычайно нравилась Лане) и наслаждаться в полной мере материнством. Авалайн очень боялась, что её ветреная кузина будет относиться к ребёнку как к очередной игрушке. Но этого не случилось! Материнство преобразило Лану. В ней появился какой-то внутренний свет. Она, в отличие от большинства женщин своего времени, не скинула ребёнка на нянек, а с удовольствием возилась с ним сама – купала, переодевала, вставала ночью по первому же его крику. И сама же кормила его грудью, пока молоко не кончилось. Остро чувствовала отношение окружающих к её любимому сыночку, а потому раздражалась на мать, сердце которой внук не тронул. С рождением Аллена-Санни

Фицмориса, будущего 8-го маркиза Грея, обе, и семнадцатилетняя Лана и тринадцатилетняя Авалайн, сильно повзрослели, и ни надсмотрщик в лице графини, ни помощница, тем более что она ею и не являлась, им были не нужны.

Сын затмил Лане весь свет, а вот Авалайн всё же не хватало для полного счастья Хардинга, который присутствовал в их жизни только в письмах. Авалайн с сердечным трепетом открывала его очередное письмо и с удовольствием зачитывала вечно занятой Лане. Письма были полны нежности и заботы о жене и сыне, рассказами о его службе, явно приукрашенными, ведь в Индии шла война, и вряд ли там было так безопасно и спокойно, как описывал Хардинг. А в конце письма Авалайн неизменно находила привет, который он адресовал ей. Ах, как сладко таяло от этого её маленькое глупенькое сердечко! Он её помнит! Он помнит о ней!

Она же, по сути, и составляла ответы на его письма, стараясь подробнее описать, как растёт его сын (даже заносила в отдельную тетрадочку все забавные или значимые события его жизни – поднял головку, сел, пополз, появился первый зубик и так далее, чтобы не забыть потом описать в очередном письме), а по вечерам заставляла Лану переписывать их своим почерком.

Через письма Авалайн ещё больше влюблялась в маркиза. Её детское восхищение грозило вскоре перерасти в настоящую взрослую любовь, и она совершенно не могла взять в толк – как?, ну, как?, обладая любовью т а к о г о м у ж ч и н ы – красивого, сильного, умного, храброго, заботливого, словом, сосредоточения всех возможных и невозможных добродетелей, можно всерьёз увлечься смазливым повесой, все достоинства которого заключались в веселом лёгком нраве, обаятельной улыбке, которую он, кстати, расточал налево и направо всем подряд, и в том, что просто находился рядом, а не за тридевять земель на театре военных действий! Тем не менее, Лана не только благосклонно приняла ухаживания Кифа, но и вскоре они стали любовниками.

Авалайн пыталась образумить Лану, но взрослая женщина, мать, маркиза, наконец, какой ощущала теперь себя кузина, не стала слушать какую-то сопливую четырнадцатилетнюю девчонку. Только слова о последствиях этого порочного союза после возвращения законного супруга немного заставляли задуматься Лану. Но легкое облачко ненадолго закрывало её чело, она отмахивалась от возможных будущих неприятностей во имя сладостного настоящего, как и всегда рассчитывая на то, что в итоге всё будет так, как она захочет.

А Авалайн страдала. Её сердце разрывалось от боли, которую почувствует маркиз, когда обо всём узнает. А то, что рано или поздно эта история выплывет на свет, она не сомневалась. И – нет, не она откроет ему глаза, на это у неё духу не хватит.

Переживала за свою ветреную кузину, которая с рождением сына обрела истинную женственность, остро нуждающуюся в любви, а муж был далеко. Да и узнать и полюбить она его толком не успела. Знакомство, быстрая помолвка, свадьба, переезд, новое положение жены, хозяйки, маркизы, беременность – всё это нагромождение судьбоносных событий уместилось в какие-то семь-восемь месяцев, за которые ей пришлось пройти путь от избалованного ребёнка до самостоятельной женщины. Это маркиз полюбил Лану с первого взгляда, а она просто приняла его любовь. Но теперь она созрела для того, чтобы любить самой! Вот и вылилось это всё на первого попавшегося…

Но больше всего Авалайн страдала и злилась из-за себя! В её бедную головушку, нет-нет, да и залетали мысли о том, как они будут счастливы с маркизом, если он разведётся с Ланой… Авалайн душила в себе эти неблагородные мыслишки, но они упрямо возвращались, и она с удивлением ловила в зеркале своё горящее от возбуждения лицо. Потом внимательно всматривалась в своё невзрачное отражение, с горечью понимала, что ей не на что рассчитывать, и падала на постель, заливаясь слезами. А ночью ей опять снился маркиз, и она просыпалась со счастливой улыбкой на губах, пока неотвратимая реальность не накрывала её удушающей волной. И такая круговерть повторялась изо дня в день.

С возвращением маркиза мучения Авалайн закончились. …И начались новые, когда, после недельного заточения в собственной комнате (За что? Это же несправедливо! Но он же разберётся! Обязательно во всём разберётся!), Вустер, наконец, открыл дверь, и проводил почти отчаявшуюся девушку в кабинет маркиза. Авалайн с жадностью вглядывалась в его родное исхудавшее лицо, и ей так хотелось подбежать, прижаться к нему, ласково прикоснуться к повязке, поддерживающей его раненую руку. Но маркиз, как будто, был отгорожен от неё непроницаемой стеной. Его отрывистые фразы, которые он произносил, не поднимая на неё глаз, не сразу дошли до её сознания. А от шока их сути, она напрочь забыла речь, которую готовила ему во время бесконечно тянувшихся дней заточения.

Маркиз и не ждал от неё никаких слов. То, что он сказал, больше походило на приказ, а не на вопрос или предложение, требующих её ответа или согласия: он, как её опекун, выдаёт её замуж за Кифа-Гейлорда Паулета, 11-го графа Стэмфорда. Свадьба состоится через пять дней. Сегодня к ней придёт модистка, чтобы снять мерки для свадебного наряда. Согласно завещанию её отца, их родовое имение станет безраздельной её собственностью, если брак будет подтверждён рождением ребёнка до истечения двух лет замужества. В противном случае перейдёт в собственность приюта святой Магдалины.

Какой ребёнок? Какая модистка?? Какой брак?? И с кем? С любовником его жены??? Беспорядочные вопросы бились в голове несчастной Авалайн, никак не желая умещаться в стройную картину мира.

Она по-прежнему находилась одна в комнате, выхода из которой для неё не было ни в прямом, ни в переносном смысле. Покорно отдавала себя в руки модистки, что-то ела, исправно садилась на ночной горшок, ложилась на постель в надежде однажды очнуться от этого кошмара или хотя бы забыться на краткий миг, но в душе её зрели возмущение и протест. Умом она понимала, что её замужество с графом единственный выход из создавшегося положения, чтобы замять скандал, но вся её душа и всё тело вопили против.

И она дала себе слово, что не допустит этой очередной несправедливости судьбы. Ни ради любимого маркиза, ни ради вероломной кузины. И была тверда в своём решении… ровно до того момента, когда к ней на шею кинулась рыдающая Лана, умоляя не разлучать её с сыном, что неизбежно случится, если Авалайн откажется выходить замуж за графа. Ведь после этого последует развод, расставание с сыном, нищета, дуэль с непредсказуемыми последствиями и скандал в обществе.

Перед глазами Авалайн встало смеющееся лицо Санни (первое имя – Аллен, дала сыну Лана, а второе – Санни, дала ему она, Авалайн) и… она опять поступила так, как того хотела от неё кузина…

– в переводе – «красивый, весёлый, солнечный»

4

Киф, конечно, не удосужился предупредить о своём приезде, но слухами земля полнится, и в имении уже знали, что младший сын хозяина возвращается, да не один, а с молодой женой. И в тот момент, когда экипаж молодожёнов подъезжал к крыльцу замка, дым там стоял коромыслом.

Из близлежащих деревень срочно были созваны девушки, чтобы успеть навести хоть какой-то порядок в хозяйской половине дома. И теперь они суетливо носились по этажам, трясли залежавшиеся перины, выбивали ковры и гобелены, срывали чехлы с мебели, и не забывали между вытиранием пыли и мытьём полов с любопытством выглядывать в открытые настежь для проветривания окна – не показался ли на липовой аллее экипаж молодого хозяина? как он выглядит? такой же красавчик и озорник, как о нём вспоминают старые слуги? Руководить всем этим бедламом пыталась старая нянюшка, поскольку хозяева не навещали замок более десяти лет и штат прислуги уже давно ограничивался не более чем десятком человек.

На кухне тоже дым стоял коромыслом только уже не в переносном, а в прямом смысле. Но здесь царила вполне деловая атмосфера, поскольку старшая повариха своё дело знала, в помощницах у неё были дочери, так что нанятым дополнительно работницам давались чёткие указания, а потому работа кипела без суеты и нервотрёпки.

Взволнованно, но с достоинством ожидали приезда хозяев управляющий поместьем Фергус

Лансдаун (осенние работы на полях подходили к концу, бумаги в идеальном порядке, да и вряд ли младший сын герцога будет вникать в хозяйственные дела имения) и управляющий замком Гарри

Дживс (наконец-то в замке закипит жизнь, появятся слуги, которыми можно будет управлять, и должность мажордома обретёт своё исконное значение и значимость).

С любопытством, но без суеты встречали хозяев ещё двое из постоянно живущих в замке человек: старший конюх и старший садовник. Суетиться им было незачем – в их хозяйствах и так всё было в порядке. А любопытство вызывали только два обстоятельства: как будет вести себя с ними Киф? (В своё время они славно проводили время вместе, поскольку были одного возраста с младшим сыном герцога, а свои должности получили по наследству от своих отцов уже после его отъезда в столицу). И – красотка ли его молодая жена?

Авалайн была удивлена теплым приёмом, который ожидал их в замке. Чувствовалось, что люди искренне рады, а не просто подобострастно заискивают перед наследником и будущим герцогом. Киф не только здоровался со старыми слугами, но и, не чинясь, тепло обнимал их. И совсем смутилась, когда на неё налетела низенького роста женщина, крепко прижала к своей необъятной груди, а потом, мягко отстранив, по-доброму оглядела и воскликнула:

– Киф, мальчик мой! Да твоя жена просто Дюймовочка!

Киф в ответ заразительно засмеялся и ответил:

– А ты, нянюшка, как всегда за словом в карман не лезешь!

В этот момент раздалось предупредительное «кхе-кхе», и высокий представительный старик с богатой седой шевелюрой на голове сказал: