А дальше начался ад для меня.
Я стоял на коленях, глядя на кровавое пиршество драгонда. Мой гвардеец держался стойко, не проронив ни звука. И лишь в конце этой пытки он закричал. Этот звук до сих пор стоит в моих ушах. Я закричал вместе с ним. Слёзы текли по моему лицу, но я ничем не мог ему помочь. Потом меня кинули всё в ту же камеру, а календарь стал отсчитывать следующий год. Я ломал его об стену. Я топтал его ногами. Но каждый раз на моём столе появлялся новый календарь, ведущий непрерывный счёт моей душевной боли.
Так я научился отсчитывать время болью своего сердца. Второй год, третий… десятый. Раз в год меня выводили на пиршество драгондов, где блюдом был один из моих выживших гвардейцев. Я каждый раз спрашивал вожака, чего именно они от меня хотят. Но ответ был лишь один: «Смотреть, как гибнут мои братья». Что не дало мне сломаться? Моя Тира. Я не знал, где её держали, но моё сердце чувствовало, что она жива. Я вспоминал её улыбку, её лицо. Я вспоминал нашу первую встречу. Даже плен у Пифий я вспоминал теперь как приятный летний пикник. Наша первая совместная ночь с любимой. Как она таяла в моих объятьях. Как я отдавался ей целиком без остатка.
Моя сильная Тира. Мать моей дочери.
Я радовался тому, что оставил Дарьяну в той глухой деревне. Ей удалось избежать этого ада. Я вспоминал глаза моей девочки, её плач на пороге чужого дома. Я все эти годы представлял, как моя дочь растёт. Как она сделала первый шаг. Как подрастала. Я представлял её не обычной и простой девочкой, а истинной дочерью главы Императорского дома. Воином Света по своей сути. Я видел в своих мыслях стойкую девушку, которая может дать отпор любому врагу. Которая встанет на защиту жизни людей. Моя дочка не могла расти иной. Она же была дочерью воина Света. Эти мысли помогли мне продержаться все эти годы боли.
Но на двенадцатый год моего плена на трапезу драгондов привели Бернарда.
А—а—а!!!
Я знал, что не стоит этого делать, но всё равно прорывался к нему вновь и вновь. Вожак лишь ухмылялся моим бесплодным попыткам, мучая моего брата. Бернард не проронил ни единого звука. Он стойко переносил боль. Но я кричал вместо него за каждую его рану, нанесённую драгондами. Я падал и вставал. Падал и снова вставал бесчисленное количество раз. И я всё же смог дотянуться до его руки. Бернард посмотрел мне в глаза и, прежде чем испустить дух, произнёс: «Помни, кто ты есть». И в тот миг я дал себе слово, что отомщу за смерть всех моих братьев и разнесу этот гадюшник на молекулы мироздания. Я бросился на вожака, и один из драгондов проткнул мечом мой бок, а боль от ошейника окончательно лишила меня сил.
Весь следующий год я считал дни, которые отзывались болью в моём сердце. В живых оставались лишь я и Тира. Я выл от бессилия что-либо сделать. Любые мои попытки сбежать из этой камеры не увенчались успехом. И я ждал. Ждал, глядя на треклятый календарь, который отсчитывал мою боль. Он ломался каждый день, но его меняли на новый, чтобы я точно знал, сколько дней осталось до конца года. А потом меня опять привели в зал, где уже был подготовлен стол для очередного пиршества.
Но к нему вышел другой вожак. Теперь я знаю, что это был родитель всех ныне существующих драгондов. Но тогда я увидел всего лишь нового вожака, который пришёл полакомиться моей женой. Вожак сел на своё место и махнул рукой. Драгонды ввели в зал мою Тиру. Она стояла в чём мать родила и смотрела мимо меня пустыми глазами, словно кукла.
«Тира!!!» – закричал я, но она не услышала меня.
И тогда я побежал к ней. Я не помню сколько раз я вставал и падал. Я даже не помню, скольких драгондов убил. Их мёртвыми телами я устелил пол, словно ковром. Боль от ошейника была в этот раз сильнее, охранников ещё больше. Поэтому я так и не смог приблизиться к своей жене.
«Тира, посмотри на меня! Это я! Твой муж. Твой Удо. Посмотри на меня, родная!» – я пытался докричаться до неё.
Но она смотрела перед собой невидящими глазами, словно ушла в своё треклятое видение и не вернулась обратно. Всё это время Вожак молчал, лишь заинтересовано глядя на меня.
– Что вы с ней сделали? – я посмотрел на вожака.
– Мне жаль, что так случилось с твоей женой, глава Ульвбьёрн.
– Жаль?! – заорал я. – Вы не знаете, что означает это слово!
– Может, ты и прав, глава Ульвбьёрн. Мне не знакомо чувство жалости к еде, – драгонд хищно ухмыльнулся. – Но твою жену мы старались беречь.
– Беречь? – я поднялся на ноги и пристально взглянул вожаку в глаза.
– Именно беречь. Это слово мне знакомо, – вожак словно развлекался со мной. – Позволь представиться. Я – Вожак всех ныне живущих драгондов. Все они подчиняются мне без пререканий, как все люди Империи тебе, глава Ульвбьёрн, – я молча его слушал. – Ты мне нужен живым. И мне действительно жаль, что твоя жена сейчас находится в таком состоянии. Насколько мне известно, ты очень привязан к ней. Мне сложно понять ваши человеческие взаимоотношения. Но она является твоей самкой, – он наткнулся на мой холодный взгляд. – Прошу прощения, глава Ульвбьёрн, за мою не деликатность. У воинов Света женщины – это их богини. Свет их души. Опять же сложные для меня понятия. Это твоя жена. Мать твоих детей. И ты привязан к ней очень сильно. Я слышал, что убить жену главы Императорского дома – это всё равно, что вынести ему самому смертный приговор. Поэтому я прошу меня спокойно выслушать. Я дарую тебе и твоей жене право жить в моём доме. Вам будут предоставлены самые лучшие помещения и всё необходимое.
– Зачем я нужен тебе живым, Вожак?
– Ты – гениальный учёный. Ты – умнейший человек в своей Империи. Мне нужны твои знания, руки и опыт. Ты будешь модернизировать наши корабли, оружие, технику. Мне будет приятно проводить с тобой время в беседах. Я хочу побольше узнать о вас – воинах Света из Императорского дома. Ты сможешь задавать мне свои вопросы, какие сочтёшь нужным. Я постараюсь на них ответить. Но от тебя я потребую полного подчинения мне. Ты станешь моим рабом, а я твоим господином.
– А в противном случае? – холодно уточнил я.
– В противном случае твоя жена станет моим блюдом прямо сейчас. Но всё, что ты видел до сих пор, покажется тебе детским развлечением, глава Ульвбьёрн. Я могу продолжать свою трапезу целую неделю. Неделю ада для тебя и боли для неё, – и он показал на мою Тиру. – Выбирай.
– Я могу подойти к жене?
Вожак взмахом руки разрешил мне подойти к Тире. Я не мог обнять её, потому что кандалы всё ещё были на мне. Ошейник периодически покалывал в шею, пронизывая моё тело небольшой болью. Я приподнял Тиру за подбородок и поцеловал в губы. Она не отозвалась мне. Она даже не моргнула глазами. И я стиснул зубы от бессилия, что-либо сделать сейчас. Мне нужна была свобода передвижения. Свобода действий. Свобода мысли, чтобы всё же сбежать из плена и сдержать своё слово, данное в день гибели Бернарда.
– Снимите с меня кандалы, – я взглянул на Вожака, тот кивнул головой своим детям, и они в считанные секунды освободили меня. – Тира, – я прижал к себе свою жену и простоял так несколько минут, всё ещё не решаясь сделать следующий шаг.
Затем я ещё раз крепко поцеловал Тиру в губы и быстрым шагом направился к Вожаку. Между мной и столом находилось несколько десятков воинов. Пару минут я всматривался в чешуйчатое лицо Вожака, а затем преклонил перед ним колено и дал клятву стать его послушным рабом.
В тот день я завёл этот дневник, чтобы помнить, кто виноват в моём плене. Кто виноват в смерти моих гвардейцев. И кто я есть на самом деле.
Я – муж Тиры. Я – отец Дарьяны. Я – брат Снижны. Но прежде всего я – Ульвбьёрн, сын Йорана, потомок великого Торгнира, глава народа Императорского дома и верховный главнокомандующий всех вооружённых сил Империи.
14-й год моего плена.
Глава 3
Мир видений
Пифия-Хранительница подошла к зеркалу жизни и стала внимательно вглядываться в него.
Со всех сторон к ней неслись призывы о помощи. Она и сама это знала. Глава Ульвбьёрн стал терять контроль над собой. Он начал путать реальность и вымысел, ложь и правду. Хотя всё ещё держался, но силы его были на исходе. Его могло спасти только одно. Родной и близкий человек рядом с ним. Та, кто помогла бы ему вспомнить, кто он есть на самом деле. Его жена, его верная подруга, его жизнь, его судьба. Но она застряла в мире перехода и отчаянно не желала уходить ни в мир живых, ни в мир ушедших по дороге совершенствования Души. Пифия впервые в жизни проявила эмоции, тяжело вздохнув, и присмотрелась к происходящему.
Удо опять сидел в тишине возле сотворённого им огня. Вокруг было темно настолько, что даже свет от пламени не мог разогнать эту темноту.
– Почему ко мне никто не приходит?! – закричал Ульвбьёрн в пустоту. – Чем я так провинился перед всеми, что со мной никто не хочет разговаривать? Неужели я так мало совершил не только для своего народа, но и других? Я всю свою жизнь потратил на защиту людей. Палачи Пифий, вы поклялись мне в верности на все ваши поколения вперёд. Где же вы сейчас, когда так мне нужны? Шаманка Ритва, разве твой народ живёт не благодаря мне? Где же вы сейчас, когда я так нуждаюсь в вас?
По щекам Удо текли слёзы отчаянья и боли. Свет пламени отражался на его бледном лице.
– Тира—а—а!!! – закричал он так сильно, как мог, но в ответ ему была всё та же тишина.
Удо спрятал лицо в свои ладони и завыл.
– Я так больше не могу. Я теряюсь в своих воспоминаниях. Я начинаю терять нить реальности. Помогите мне.
Хранительница отчаянно хотела ему помочь, но он не слышал никого, кто готов был прийти к нему на помощь. Никто не мог найти дорогу к огню его души. Даже его предки. Что-то всем не давало пробиться к нему. Пифия сменила картинку в зеркале жизни и посмотрела на Тиру. Та по-прежнему сидела на берегу своего вымышленного озера и ждала. Пифия увидела, как к ней подошла Дарьяна и попыталась позвать свою маму. Но Тира её не слышала, всё также глядя в зеркальную поверхность озера.
– Тира—а—а!!! – опять закричал Удо, Дарьяна вздрогнула и посмотрела вокруг себя.
– Отец? – не поверила Дарьяна. – Отец, ты слышишь меня?
– Тара—а—а!!! Вернись ко мне—е—е!!!
– Оте—е—ец!!!
Зеркало жизни пошло рябью, а картинка с Тирой и Дарьяной исчезла. Пифия опять махнула рукой. Удо сидел возле костра, спрятав лицо в ладони.
– Я прошу тебя о такой малости, Тира. Вернись ко мне! – он закричал, подняв лицо к верху.
– …те—е—е… – над ним пронёсся чей-то женский шепоток.
– Тира? – Удо удивлённо прислушался, но шёпот исчез так же внезапно, как и появился. – А—а—а!!! – крикнул Удо и со всей силой ударил кулаком по огню, и тот погас.