– И нам тоже, – мать быстро глянула на старшую дочь и сразу вернулась к парню. – Честно говоря, мы не ожидали. Кара нам ничего не рассказывала.
– Я могу все рассказать, – подхватил Зайкин.
Карина выдавила:
– Я потом все расскажу. Сейчас не время.
Родители покосились на нее с недоверием.
– Поля, побежали, скоро начинаем, – кричала из коридора женщина, прямая, как бамбук, и такая же высокая, в очках и розовом костюме.
– Ну, все, мне пора, – сестренка заторопилась и всучила матери белые листочки. – Вот ваши места.
Никто не успел ответить, Полина быстро скрылась в толпе. Оставшись вчетвером, первые десять секунд все глупо переглядывались и не знали, как продолжать разговор.
Зайкин вдохнул поглубже и выпалил пламенную речь, которую явно готовил:
– Я люблю вашу дочь. И намерен на ней жениться. И мы уже все решили, у нас будет трое детей. Если Кариша сможет, конечно.
Карине хотелось убиться о ближайшую стену и Зайкина заодно ткнуть мордой в пол. Лица родителей исказились в недоумении: у отца – в скептическом, у матери – в ошеломленном. Две пары глаз бегали синхронно по их фигурам. На микросекунду на лице Зайкина отобразилась паника, но он снова вернул себе улыбку, за которой обычно прятал истинные эмоции.
– Зай… – она чуть не выдала его фамилию, вовремя остановилась. – Зай, давай, не будем шокировать моих родителей планами на наше чудесное, но очень далекое будущее.
Парень невозмутимо пожал плечами.
– Ну не такое уж и далекое. Я рассматриваю среднесрочную перспективу.
Родители уставились на нее оба, слегка приоткрыв рты. Карие глаза девушки сверлили его профиль, хотели уничтожить, хотя всего минут десять назад налюбоваться не могли. «Хорошо, что он не дает мне забыть, как дико меня бесит», – злилась внутренняя стерва.
– Зай, сходи в туалет перед концертом.
– Но я не хочу.
Наконец, синие глаза попались в ловушку ее строгого взгляда, и Зайкин тут же подчинился.
– Действительно, спасибо, что заботишься обо мне, милая, – лыбиться ему всегда удавалось натурально, он развернулся к родителям. – У меня недержание просто. Следит, чтобы я не попал в неловкую ситуацию.
Парень погладил ее по плечу и скрылся за углом в поисках нужной комнаты.
Родители пребывали в шоке. Мать покачивала головой, тараща глаза в пустое место, где недавно стоял Зайкин. Отец хмурился, а потом резко рассмеялся.
– Нашла дурачка. Конечно, только такой тебя замуж и возьмет.
Отцовская насмешка, попав в душу, выстрелила иглами по самым важным органам. Хотелось скрючиться от боли, но Карина не зря тренировала в себе стойкость.
– Кар, это всерьез? Почему ты о нем даже не заикалась? Как же Трунов? – вопросы сыпались из матери, как песок из порванного мешка. – А вдруг у него, действительно, не все дома? И что за недержание? Ты не шутишь? Почему ты именно здесь и сейчас решила с ним познакомить? Зачем сестре концерт портить?
– Чем портить? – хмыкнула Карина. – Своим присутствием?
Мать судорожно задышала, чуть не задохнулась, торопясь найти ответ.
– И этим тоже, – процедил отец, а потом глянул в коридор боязливо и добавил тише. – У него, правда, недержание? Опозорит нас еще.
– Не бойся, он в подгузниках, – злоба подпитывала сарказм. – И куда дальше-то… позориться?
Кивнув на них, Карина скрестила руки.
– Это для тебя бедность постыднее… проституции. На все готова, лишь бы в новых шмотках ходить, – отец фыркнул, раскалялся. – А мы – люди честные. И простые.
Мать взяла его за руку, чувствовала, как раздувается в нем ярость, и перебила своим вопросом:
– Доча, серьезно, давно вы знакомы? Какие дети, какое жениться?
Девушка помотала головой.
– Достаточно, чтобы полюбить друг друга.
Мать схватилась за грудную клетку. Отец нервно посмеялся.
– За что это, интересно, ты его так резко и сильно полюбила? – голос отца уже искрился привычной злобой, перестал быть осторожным.
– За чистую душу, – ирония позволяла прятать правду на виду.
– Охмурила идиотика. Ты поди ему ничего про себя не рассказывала.
– Он знает обо мне гораздо больше, чем ты.
– Хм…
– Толь, – мать кивнула аккуратно в сторону зала. – Концерт начинается. Мы пойдем, займем места. На.
Карина кивнула, переняла два билета и прокрутилась на месте в ожидании Зайкина. Душа бушевала. Сердце штормило. Боль, как гроза, пронизала нутро мощными разрядами. Она повторяла в уме, что это кончится, все когда-нибудь кончится, и тогда придет успокоение.
– Я опять налажал, да? – появился удрученный парень сзади. – Я просто думал, все родители именно это хотят услышать от кавалера своей дочери.
Карина ходила кругами, поэтому на развороте уткнулась в него. Зайкин удержал ее за плечи и заглянул в глаза.
– Все нормально.
Девушка махнула рукой и повела его в зал. Коридор быстро опустел. Толпа впихивалась в узкие двери. Они заходили с последней волной.
В зале уже погасили свет. Только сцена сияла обрамлением. Атласные шторы красиво переливались в полусвете, словно вода по изумрудным трубам стекала с потолка на пол. Гости заполняли ряды из деревянных, связанных между собой, сидений. За кулисами тоже копошились. Специалист вынес стоячий микрофон на край сцены. Ведущая, та самая женщина-бамбук в розовом, выглядывала из-за штор.
Карина вычитала в темноте номера ряда и мест и, схватив Зайкина за запястье, потащила вглубь зала. Родители шептались, когда они пришли, и заткнулись оба, как только их увидели. Мать и дочь сели рядом. Мужчины с краю. Отец впивался в парня глазами. На губах играла усмешка. Мать тоже разглядывала его в темноте, пыталась что-то для себя понять. Девушка старалась не обращать на них внимания и следить только за сценой. Зайкин взял ее за руку, когда они сели. Карий взгляд стрельнул укоризной, но, наткнувшись на влюбленные синие глаза, растерял всю боевую мощь мгновенно. Простой жест оказался кстати. Полина не могла его видеть, а Карину он успокаивал.
На сцены один за другим по приглашению ведущей выходили конкурсанты и демонстрировали таланты. Одиночные номера сменялись групповыми. У кого-то получалось не очень от волнения, даже глухая к музыке Карина подмечала фальшь, но некоторых она невольно заслушивалась. Талант или, скорее, хорошая подготовка всегда бросался в глаза. Дети увлеченно играли на разных инструментах. Девушка им завидовала, тому кайфу, который они получали от собственного умения. Она и сестренке всегда завидовала, по-белому, но душу эта зависть тоже отравляла. У нее не было таких увлечений, которые бы приносили удовольствие от самого процесса. А Полина всегда могла абстрагироваться от ругани и боли скрипкой.
Когда сестренка вышла на сцену, все четверо затаили дыхание. Полина выискала их глазами и улыбнулась. В зале все молчали в ожидании. Только одежда шуршала, да сиденья поскрипывали. В углу тихо кашляли.