Химия Ее Величества

Химия Ее Величества
Ирина Владимировна Дегтярева

Следователь Олег Ермилов #4
Москва, 2017 год. В одном из кабинетов «Лефортово» идет допрос экстрадированного из Германии игиловца – Рашида Евкоева. По данным разведки Евкоев – единственный на данный момент человек, который может дать бесценную информацию о некоем англичанине, то и дело наведывающимся в разные районы Сирии, где обосновались боевики ИГ, и по всей видимости передающего секретные разведданные руководству этой запрещенной в России террористической организации. Полковнику Ермилову поручено не только установить личность загадочного англичанина, но и понять на каком этапе происходит утечка сведений о наступлении правительственных войск и готовящихся авиаударах армии.

Ирина Дегтярева

Химия Ее Величества

Лето 2017 года, г. Москва

В допросной пахло табачным дымом и цветущей липой, которая росла за забором следственного изолятора, затесавшись между тополями. Казалось, духоту можно потрогать, а если подкинуть в воздух шариковую ручку, она повиснет в пространстве, в плотности, порожденной не только смесью запахов, но и рутинным допросом.

Пчелы, ошалевшие от изобилия пыльцы, то и дело залетали через приоткрытую фрамугу, и следователь ФСБ Миронов ожесточенно дубасил кожаной папкой по очередной полосатой любительнице сладкого.

«Он мог бы не усердствовать, – скептически подумал Ермилов. – От его манеры ведения допроса пчелы и так передохнут, совершат харакири с помощью собственного жала».

Полковник Олег Константинович Ермилов расположился около двери на черном офисном стуле, закинув ногу на ногу и откровенно скучая. Стул был жесткий, допрос заунывный, и, кстати, уже не первый допрос, на котором он присутствовал. Напротив Миронова, ссутулившись, сидел экстрадированный из Германии игиловец – Рашид Евкоев.

– Ни в какие тренировочные лагеря «Исламского государства» я не ездил и не воевал против правительственных войск Асада… – твердил он, набычившись.

Его лицо с выступающим подбородком и выпуклым лбом выглядело неприступным и тупым, хотя, как знал Олег, Евкоев имел высшее образование.

Под потолком жужжала очередная пчела, вызывая чувство невнятной тревоги. В такую погоду хотелось ехать в тесной от продуктов и вещей машине на дачу, испытывая удовлетворение, что наконец все загрузили, впихнули, осталось только доехать, разгрузить, поесть… Ермилов усмехнулся и мысленно добавил к своим мечтам: «И ехать обратно, потому что выходные закончились».

Ермилова не уполномочили допрашивать Рашида. Он присутствовал на допросах Евкоева, чтобы пока только присмотреться и послушать, как Рашид ото всего отпирается. Это занятие не приближало Олега к решению поставленной перед ним задачи.

В голове всплыла аналогия из истории Руси о стоянии на реке Угре. Тут, правда, происходило «сидение в Лефортово», но суть почти та же. В 1480 году надо было «стоять крепко за православное христьяньство противу безсерменству», а в данном случае – против терроризма, прикрывающегося фальшивыми благими идеями морального общества и псевдорелигиозностью.

У Ермилова последнее время к месту и не к месту во время работы возникали ассоциации со школьным курсом за пятый класс. «Вот что значит на старости лет обзавестись ребенком, – сочувствовал Олег сам себе, с облегчением думая, что одиннадцатилетняя Наташка хоть и со скрипом, но все-таки перешла в шестой класс, задействовав гуманитарные знания матери, опыт одного из старших братьев в естественных науках и аналитические способности отца-контрразведчика. – Знали бы учителя, кто писал этой свиристелке домашнюю работу и решал за нее задачи! Два кандидата наук, юридических и медицинских, и один засыпавший над тетрадками и учебниками полковник».

Миронов успешно справился с очередной пчелой, изучавшей клавиатуру компьютера, при этом едва не размозжив, правда, уже не слишком новую оргтехнику.

На самом деле Миронов был не так уж плох как следователь. Ермилов придирался по старой памяти. В свою бытность старшим следователем по особо важным делам в Генпрокуратуре Олег лихо и весьма результативно проводил допросы.

В 2000 году Ермилов загорелся идеей перейти работать в ФСБ. За 90-е годы бег с препятствиями в виде вала преступлений и махровой, воинственной коррупции совершенно вымотал его морально, да и финансово – зарплату все время задерживали. Он искал способ, как остаться следователем, поборником закона, но в то же время не маневрировать и не хитрить, добиваясь результатов и обвинительного приговора для высокопоставленных и богатых преступников.

И ему удалось. Упрямство Олега стало притчей во языцех среди его однокашников по юридическому институту еще в студенческие времена. Этот тихоня Ермилов со светло-серыми глазами, высоким лбом и ямочкой на щеке всегда добивался своего, несмотря на то, что выглядел как увалень-медведь. Он и жениться умудрился на самой бойкой и симпатичной девушке курса Люське Коротковой. (Хотя адвокатесса Короткова считала, что это только ее заслуга.)

После института он много лет прослужил в Генпрокуратуре, пока не перевелся в ФСБ. Но там Олег на следственную работу не попал, как планировал. Сперва оказался в английском отделе, а затем его перевели в ДВКР – Департамент военной контрразведки, где он и служил уже пятнадцать лет, а последние два года был начальником отдела.

Посмотрев на часы, Олег Константинович переглянулся с Мироновым. Ермилов так и не услышал на протяжении допроса, длившегося уже почти час, то, ради чего приехал в «Лефортово». Как Миронов ни подводил Евкоева к нужной теме, игиловец настойчиво продолжал гнуть свою линию, игнорируя намеки.

И дело-то было пустячным – пара вопросов, и разбежались бы с миром, если бы Евкоев не пошел в глухой отказ. Дескать, за границу он выезжал вовсе не в Сирию, а в Турцию. Жаждал изучать Коран, но в школу хафизов, где учат Коран наизусть, его не приняли. Тогда он решил не терять времени и начал штудировать турецкий язык в «Баб-и Алем»[1 - «Баб-и Алем» – международная студенческая организация.] в Стамбуле. Там же ему помогли устроиться на работу грузчиком в магазине. В этом и состояло его алиби – предоставленные справки от «Баб-и Алем» и от фирмы, где он якобы трудился в поте лица, а этот трудовой пот, как следовало из его показаний, сушило ветерком с Босфора, а не горячими ветрами из пустыни где-нибудь в окрестностях Эр-Ракки или Кафр-Хамры…

Неделю назад Ермилова вызвал руководитель Департамента Петр Анатольевич Плотников и передал ему справку – выжимку из рапорта оперативника Управления по борьбе с терроризмом. На половине странички незнакомый Олегу сотрудник туманно изложил сведения, полученные, вероятно, от их информатора.

По этой справке, естественно, нельзя было вычислить, «откуда дровишки». Вообще мало что удалось из нее понять. Зато от справки отчетливо сквозило проблемами, которые Олег Константинович заполучил вместе с поручением от генерала – разобраться в кратчайшие сроки и доложить.

Плотников терпеливо ждал, пока Олег ознакомится со справкой. Поглядывал поверх узких очков, съехавших на нос, будто взглядом поторапливал.

Петр Анатольевич не изменился за годы, которые Ермилов его знал. Все такие же пронзительные глаза, излучающие одновременно скепсис и иронию, седоватая шевелюра, прореженная на лбу временем и активной мыслительной деятельностью. На новой должности Плотников стал разве что чуть суше и серьезнее. И в отличие от его прежнего кабинета, заваленного кипами газет и книг, теперь на его письменном столе и в кабинете царил образцовый порядок. Справа от его руки на столешнице лежала пара отточенных карандашей, и, когда бы Олег ни заходил к начальству, карандаши располагались строго параллельно, сантиметрах в четырех друг от друга. То ли шеф ими вовсе не пользовался, то ли от большой нервной нагрузки то и дело подправлял их, чтобы не отвлекали своим несоответствием порядку.

Именно Плотников решил, что Ермилов будет начальником отдела, хотя хватало более опытных кандидатур и желающих. Нынешний заместитель Ермилова, Вадим Григорьев, до сих пор дулся и по привычке не скрывать того, что думает, в отношениях с Олегом откровенно ворчал: «На этом месте должен был быть я». Олег тоже отшучивался фразой из фильма: «Напьешься – будешь». Так их препирания и заканчивались.

Если генерал Плотников велел начальнику отдела лично разобраться, то, очевидно, придавал большое значение этой мутной справке.

Ермилов многократно убеждался в особом чутье кадровых фээсбэшников, особенно Плотникова, – в их умении из пустячной зацепки, случайно кем-то сказанных слов, из ничтожных деталей вытянуть перспективное дело. И хотя сам уже давно работал в госбезопасности, считал, что ему этого чутья катастрофически не хватает.

Его мнительность и порой неуверенность в себе тем не менее не мешали ему в работе. Но в том, что касалось знания уголовного кодекса и ведения допросов, он до сих пор чувствовал себя все же гораздо комфортнее.

Вот и сейчас, слушая препирательства Миронова и Евкоева, Олег мысленно набросал планчик, как бы он сам работал с этим типом – ровесником своих сыновей. «Планчик»-то составил, только в нем не значился сам Евкоев.

В «Лефортово» хватало коллег Рашида по ИГ, которых Ермилов и стал бы раскручивать, пытаясь нащупать точки их соприкосновения с Евкоевым там, в Сирии, в учебных лагерях «Исламского государства». А то, что Рашид наверняка с кем-то из уже задержанных пересекался на Ближнем Востоке, у Олега сомнений не возникало.

Парни из бывших республик СССР, с Северного Кавказа, из Татарстана, да и многих вовсе немусульманских городов России, попадали в одни и те же учебные лагеря псевдохалифата, их там распределяли по так называемым «домам» в зависимости от национальности и особенностей подготовки.

Если учесть, что Евкоев из Владикавказа, то с большой долей вероятности он повоевал в составе «Джамаат Имарат Кавказ». Боевиков обкатывали в Сирии в реальных боевых действиях, прежде чем заслать в Россию, Узбекистан, Таджикистан, Казахстан для подпольной террористической деятельности.

Из-за специфики работы военной контрразведки Олег сталкивался с проблемами ИГ и терроризма опосредованно – каналы поставок оружия боевикам, кража оружия, пластита и электродетонаторов с военных складов, попытки новоиспеченных игиловцев пробраться на объекты Минобороны с целью диверсии – вот область приложения энергии его отдела.

Оружие и взрывчатые вещества в магазине не купишь, только на нелегальном рынке – у «черных копателей» и у нечистых на руку военных, приторговывающих со своих складов. Для потенциальных террористов автоматы, пистолеты, гранаты, пластит и электродетонаторы – это орудие производства. Производства ужаса, паники и смятения среди мирных граждан…

Они не столько людей взрывают, сколько политическую ситуацию в стране раскачивают. Что это за государство, которое не может предотвратить и защитить? Вот на эту же мельницу льют воду агитаторы-провокаторы, внедренные в печатные и телевизионные СМИ. Если на руку террористам использовать для связи программное обеспечение «Телеграмм», «Ватсап», «Имо», значит, тут же на телевидении, по радио и в газетах поднимается волна активного манипулирования сознанием, борьба за мнимую возможность конфиденциально и свободно общаться. Пользуются тем, что сотрудники госбезопасности не станут раскрывать секретов оперативных разработок и материалов дел по десяткам террористов, задержанных и уже отбывающих срок, которые беспрепятственно контактировали со своими хозяевами и координаторами в Сирии, в Турции и других странах, с помощью «Телеграмм» и кодированных сообщений по «Скайпу» получали детальные инструкции, вплоть до схем самодельных взрывных устройств. Что же, возможно, конфиденциальность важнее человеческих жизней…

Олег, глядя на Евкоева, вот уже второй день своего безучастного участия в допросах пытался понять, что испытывает по отношению к этому человеку.

Когда Ермилов только начинал работать следователем, он считал, что подследственный – это враг и призвание следователя с ним бороться. Но в действительности борьба становилась приглушенной, словно раскаты отдаленного грома, уходила на задний план, подсознательный уровень, никак не связанный с взаимоотношениями и общением с подследственным. Допросы порой превращались в милую болтовню о том о сем, внезапно оборачивающуюся реальным сроком для собеседника Олега. Вроде посидели, пошутили, посмеялись, один поехал домой на заслуженный отдых, а другой, после суда, – в места не столь отдаленные. Поэтому Ермилова побаивались среди той части населения, что промышляла бандитизмом и мошенничеством, про него ходили слухи – к этому следователю лучше не попадать. Вежливый до дрожи, тихий, культурный, а сроки его подопечные получают самые большие, даже тогда, когда, казалось, можно отделаться условным и штрафом.

Вот и теперь Олег невольно пытался примерить к Евкоеву свою подзабытую методику как к обычному подследственному. Но как ни старался выискать в себе хоть крупицу симпатии, от которой можно было бы отталкиваться в построении линии поведения с Рашидом, так и не нашел.

Евкоев производил впечатление пришельца с другой планеты.

Когда Евкоева увели, Миронов отер круглое лицо клетчатым носовым платком и красноречиво развел руками.

– Кофейку? – он нажал кнопку на электрочайнике, стоящем на столике у окна.

Олегу не хотелось пить быстрорастворимую бурду, но он не стал обижать приунывшего Миронова.

Недавно Ермилов открыл для себя забегаловку-пельменную, где варили пельмени в точности, как в его советской юности, и всей душой и желудком рвался сейчас туда, однако продолжая сидеть на жестком стуле в допросной, разглядывая руки Антона Миронова. Следователь сосредоточенно насыпал в чашки гранулы кофе и сахар. У него на кистях рук отпечатались характерные светло-бежевые округлые следы одуванчика.

Ермилов представил себе следователя пропалывающим на даче грядки, облаченным в перчатки и фартук жены и еле сдержал улыбку.

– Антон Андреич, – Олег отпил обжигающий кофе с привкусом цикория, – мне сказали, что вы ведете несколько аналогичных дел. Вы не пытались поспрашивать других ваших подследственных о Евкоеве?

– В каком смысле? Они из разных групп и никак не связаны.

У Миронова покраснели лоб и шея, оттенив его светлые, выгоревшие на загородном солнце брови. Ермилов догадался, что Антону ситуация не по нутру – нарисовался тут контрразведчик, сидит над душой, лезет под руку да еще поучает. Но Миронов сдержался и добавил: