Елена Ильзен

Да не воротишься.

Я в просторах твоих задохнусь,
Непонятны твои пути,
О, святая великая Русь,
Отпусти!

Жизнь

С исказившимся лицом
Бичевать бечевой плечи
Перекрученным концом,
А рубцами святость метить.
И Христа искать в пустыне,
Умерщвляя плоть постом,
Чтоб в неслыханной гордыне
Рассмеяться над Творцом.
И, тебя случайно встретив,
За тобой пойти рабой,
По неведомой примете
Знать, что ты мой дорогой.
И тебе детей рожая,
Щи давать тебе жирней,
Чтобы жизнь текла простая
Много-много сотен дней.

И как только устану —
Уйти,
Чтоб в жизнь обман
Не пустить.
И на Волгу богомолкой
Поплестись,
Прокатиться по дорогам,
Словно лист…
И, душой не приемля Россию,
Вдруг вернуться к святыням Кремля,
Когда небо особенно сине
И особенно пахнет земля.

«Узел связан – не развяжешь…»

Узел связан – не развяжешь.
Не порвать, не разрубить.
Ты мне сужен, ты мне ряжен,
Ты не смеешь не любить.
За тобой – хоть в омут головой.
Без тебя – хоть в омут головой.

Цикл «Лагерь»

Приехали

Це ж тебе не Рио-де-Жанейро,
Это даже не ад Данте —
На воротах написано:
«Выполним задание первыми!»
Вместо «Lasciate ogni speranza…»
У входа клубится толпа народа,
Пасти измазаны липкой руганью.
Внутри
шевелятся какие-то уроды.
Все – трудно.
Бритые бровки —
Идет воровка
Самая
Красивая!

Звезда моя,
Спаси меня!

Драка

Тугим клубком схлестнулись тела
То ли в драке, то ли в любви.
Встает заря алым-ала.
Глухо все. На помощь не зови.
Тузят друг друга что есть силы.
Хрустнуло. Чей-то зуб, вероятно, сломан.
И вот из клубка высунулось свиное рыло
И хрюкнуло: «Ecce Homo!»

«Мы-то знаем, что нет Парижа…»

Мы-то знаем, что нет Парижа,
Что не существует Египта,
Что только в сказках океан лижет
Берега, солнцем облитые.
А существует только
Страшная, как бред алкоголика,
Воркута.
Здесь нам век коротать.

Вышка

Из серых досок неструганых
На длинных ногах-сваях
Стоит скворешня строгая,
Кажется: вот-вот зашагает.
Это не жилье человечье,
Там нельзя ни спать, ни обедать.