На грани времен

– Ну все… Теперь остается только ждать. Пойдем в кухню…

Глеб, все время оглядываясь на лежавшую по-прежнему неподвижно на кровати девушку, поплелся за бабушкой. На лице у него застыло недоумение пополам с тревогой.

Баба Феша села на лавку, привалившись спиной к теплому боку печи, и со вздохом облегчения, вытянула ноги. Посетовала:

– Старею я, Глебушка… Силы-то уже не те.

Глеб только с улыбкой головой покачал:

– Бабуля, брось прибедняться. Ты еще многим молодым форы дашь. – Потом улыбка сошла с его лица. – Ба, объясни, ЧТО происходит. Если это не ты…? И почему, ты сказала, что это плохо? Может, тогда ее лучше в больницу?

Баба Феша вскинула удивленно брови.

– Да, Бог с тобой, внучек! Какая больница? Разве ж там ей помогут? Ладно, слушай. Как объясню, так и сам поймешь, что никакой больницей тут дела не выправишь. Пришла она из-за грани. Что там случилось, не спрашивай, я знать не знаю, могу только догадываться. С кровью грань переходить нельзя. Да и вообще, не для того ее боги создавали, чтобы мы туда-сюда через нее шастали. К добру это не приведет. Но что-то у нее ТАМ не заладилось. Кровь была пролита, и произошел сдвиг миров. Опасаюсь, что последствия этого нам еще аукнутся. – Она махнула рукой. – Ладно… Что сейчас об этом. Так вот, в момент самого взрыва она вольно или невольно (а я думаю, что невольно) образовала вокруг себя некий защитный кокон из собственной энергии. Скорее всего, это уже не разум, само тело так среагировало. – Увидев, как внук смотрит на нее широко открытыми глазами, она усмехнулась. – Ну и чего ты на меня так глядишь, будто думаешь, что твоя бабка из ума выжила? – Потом, посерьезнев добавила. – Вспомни, сколько раз я тебе говорила, что наш разум способен на очень многие вещи. Только ваше «образование» не учит этому, а только морочит голову! А наши Пращуры это знали! И жили в гармонии с природой и всем окружающим миром, и к звездам летали, и их «технологиями» были не какие-то там механизмы или железки, а РАЗУМ! Потому и умели многое!

Глеб виновато посмотрел на бабулю, и спросил:

– Тогда я совсем не понимаю, почему это плохо? Ты ведь сказала, что это плохо. Так, почему?

Баба Феша тяжело вздохнула.

– Да потому что тело без разума для защиты берет свою внутреннюю энергию. И будет до последней капли этой самой энергии защищать себя, раны врачевать.А вот как последнюю каплю-то выпьет, тут все и кончится. Только разум может контролировать сколько взять, да когда остановиться. Это как костер в тайге. Представь: есть у тебя запас дров на лютую зимнюю ночь. Тебе холодно. Без ума-то ты возьмешь, да сразу все и сожжешь, весь запас, потому что тебе тепла захочется. А ежели с разумом-то, так ты экономить будешь. Может не сразу согреешься, но зато, на всю ночь дров хватит. – Женщина глянула на внука, и со вздохом проговорила. – Может я как-то бестолково объясняю. Но ты умный, понять должен. Вишь, организм-то сам раны залечивает, а на это, ох, и много энергии надо!И чем серьезнее раны, тем больше энергии черпать будет. А разум ведь не контролирует. Раны-то залечит, а силы на то, чтобы подняться может уже и не хватит. Переход через грань большой энергии требует, а она к тому же раненая, крови много потеряла. Энергия грани мощна, безлика, и потому, неумолима. Ей что добрые, что злые – все одно. Выпьет силы, невзирая ни на чины, ни на ранги. Ох, беда, беда… Боюсь, моих сил может не хватить, чтобы поддержать ее. А то, что раны так быстро излечиваются, говорит о том, что организм последние остатки сил выхлестывает на это. – И она опять сокрушенно вздохнула, покачав головой.

Глеб смотрел на бабушку в растерянности.

– И что же теперь делать?

Бабушка сердито на него глянула.

– Что делать, что делать… – Проворчала она. – Теперь только ждать. Отвар она выпила, значит, надежда есть. Но я вот о другом сейчас думаю. Такой переход не каждому по силам, а уж в такой ситуации чтобы раненая, да защиту успеть поставить… Не видала еще такого. Только догадываться могу. Это, как опытный охотник. Когда дичь видит, у него руки сами действуют, по привычке, когда еще и разум не понял ничего. А руки уж ружье вскидывают и стреляют. Понимаешь? Не думая. Таким ведь умением даже в старину не каждый мог обладать. А владели этим… – Она не договорила, задумчиво разглядывая свои руки. – Только Жрица, сызмальства воспитанная в Скиту Матушки Йогини могла эдакое сотворить. Или… – Она махнула рукой. – Что толку гадать! Вот на ноги ее поставим, тогда все и узнаем. – Потом глянула на внука. – Ты, Глебушка, ступай. Дальше я тут сама управлюсь. Тебе, поди, на службу надо.

Глеб отмахнулся:

– Успеется… В нашем медвежьем краю все тихо. Ну, если только, кто из мужиков напьется, да буянить начнет. Так у таких мужиков и жены привычные. Сковородой умело не только у печи пользуются. – Он коротко хохотнул. – А я пока тебе по хозяйству чего помогу. Давай, баню истоплю, или еще чего. Ты говори, я мигом. – И он вопросительно уставился на бабулю.

Та задумалась на некоторое время, а потом проговорила:

– А, давай! Баню-то сейчас ей в самый раз. Баня, ежели с умом в ней париться, энергию дает. А это сейчас для нее самое нужное, поважнее всякого лекарства будет. – И поспешно проговорила в спину выходящего из дверей внука. – Только не шибко жаркую, Глебушка…

Когда Глеб вышел, баба Феша вернулась в спальню, и, присев рядом с кроватью, долго смотрела на лежавшую там девушку.

– Эх… Откуда ж ты, девонька… Как к нам-то забрела-попала… – Она, присев на край кровати, взяла руку лежащей в свою ладонь и стала ее поглаживать, тихонько напевая:

– В зы?бку сон Веле?с кладёт

С ко?робом к тебе идёт

Шо?бы сладко в но?щи спать

Ди?да Ве?леса позвать

Сла?док сон несе? до ны

О?чи Сва?рога видны

За?волшует мудро бог

Шоб ни ки?чилса воро?г

Сво?ей силою лихо?й

Дух отсе?ле и?дша злой

По?чиванье до?брим стань

Си?ня Сва?рга в сон заглянь…

Эту колыбельную баба Феша помнила еще с младенческих лет. Ей для нее напевал ее дед. Говорил, что это не просто колыбельная, а еще и очень мощный оберег. Когда тело засыпает, душа становится беззащитной, и любая темная тварь, крадущаяся в ночи, может ей навредить. Или кусок отгрызть, или тьмы напустить. Потому и исстари повелось на нашей земле, что мальцам мамки колыбельную поют. Она ее и Глебу пела в младенчестве. А теперь вот, почему-то, сама не понимая причины, захотела спеть совершенно незнакомой девушке, пришедшей невесть откуда. Баба Феша повторяла и повторяла куплет раз за разом, пока не увидела, как над телом раненой появилось слабое голубоватое свечение. Довольно улыбнулась, и осторожно положила руку девушки поверх покрывала.

– Эх… девонька… Видать, из нашего ты Рода. – Потом поправилась. – …Или мы из твоего, что вернее будет.

Глава 4

Переделав все возможные дела, какие только сумел отыскать, еще до темноты, Глеб ушел. Проводив внука, баба Феша продолжила теребить козий пух, устроившись в спальне, рядом со спящей (или пребывающей в забытье) девушкой. Время от времени, она поглядывала на «найденку» и тяжело вздыхала. Девушка находилась на грани жизни и смерти, и неизвестно было когда она переступит ту или другую черту. Все, что было возможно сделать для нее, уже было сделано. Пучок, связанных в тугой жгут трав, курился у ее изголовья, распространяя терпко-горьковатый запах полыни по всему дому.

Когда пришла пора идти спать, баба Феша кинула старый овчинный полушубок рядом с кроватью, собираясь здесь устроиться на ночлег. И тут, на пороге комнаты появился Фома. С того времени, как принесли в дом девушку, кот глаз не казал, спрятавшись в дальний угол печной лежанки. Даже к Глебу не вышел. А тут, на тебе, объявился. Настороженно принюхиваясь, появился в дверном проеме и тихонько мяукнул. Баба Феша усмехнулась:

– Ну чего ты, Фомушка… Иди, погляди на нашу гостью… – Фома сощурил свои янтарные глаза и зашипел. Женщина внимательно посмотрела на кота. – А ведь для кошек границ не существует, правда, усатенький. Вы все измерения видеть можете и ходить можете по всем беспрепятственно. Жалко, говорить ты не умеешь, а то бы, может, и порассказал много чего. Может и про гостью нашу чего знаешь? – Кот, по понятным причинам, не отвечал. И баба Феша тяжело вздохнула. – Эх ты, немтырь ты мой… Ты для меня, как тот «зеленый» виноград для лисицы, «око видит, да зуб неймет»…

Кот презрительно фыркнул, и припав на передние лапы, будто выслеживая добычу, стал подбираться к кровати, на которой лежала незнакомка. Подойдя вплотную к изголовью, он опять принюхался, а затем… прыгнул на кровать, прошелся акробатом по краю постели, и устроился в ногах неподвижно лежавшей гостьи. И сразу же замурчал, как заведенный дизель. Баба Феша только головой покачала, глядя на странное поведение кота.

– Ну что ж… Тогда тут все вместе спать и будем…Видать, ты что-то сумел разглядеть или почуять, раз вылез из своего угла.

Она потушила керосиновую лампу и улеглась на свое жесткое ложе на полу. Но сон не шел. Она все время думала про девушку. За окном опять послышался волчий вой. Баба Феша поднялась с пола, и выглянула в окошко. На краю прогалины сидел Лютый, и задрав морду к набрякшему свинцовыми тучами небу, выл. Фома завозился в ногах у раненой и тихонько зашипел. Хозяйка только рукой на него махнула.

– Не шипи… Волчок тоже ее охраняет. Без него бы мы ее и не сыскали. Может, через грани ходить, как кошки волки и не умеют, но имеют сердце чуткое. Иным бы людям такое…

Она, вздыхая, отошла от окна, взяла лампу в руки и отправилась в кухню. Какое-то беспокойство одолевало ее. Словно что-то приближалось, что-то не совсем хорошее. Баба Феша зажгла лампу и поставила чайник на плиту. Подбросила несколько поленьев в печь и, достав из сундучка, стоявшего в углу за старинным буфетом из вишневого дерева, холщовый мешочек, накрепко перетянутый бичевой, села за стол. Из спальни появился Фома, запрыгнул на лавку рядом, посмотрел внимательным взглядом на хозяйку и коротко мяукнул. Баба Феша, усмехнувшись, поглядела на кота, и проговорила:

– Знаю, знаю… Не след в будущее заглядывать. Чему суждено, то и случится. Только маятно мне, Фомушка. Чую я, испытания грядут для всех, а готовы ли? – Кот опять мяукнул. Женщина тяжело вздохнула. – Вот то-то же… А как всех уберечь? И Глебушку, и вон, еще новая печаль к нам пожаловала. Ведь неспроста все это. Раз она прошла, значит прорвано волокно грани, а как его зашить? У меня ни сил уже не хватит, ни знаний. А тебе, как никому другому ведомо, чего оттуда, стой стороны налезть даже в самую узкую щель может… Вот и хочу понять, чего нам ждать от дальнейшей жизни, к чему готовиться.

С этими словами, она развязала тугой узелок на мешочке, и вытряхнула из него на стол небольшие разноцветные плоские камешки, похожие на речную гальку. Только было видно, что камешки эти очень старые. За прошедшие, может быть, не одну сотню лет, их поверхность была отполирована до блеска. На каждом камешке с обеих сторон были вытравлены руны. Шестнадцать камешков, шестнадцать рун. Баба Феша сгребла их в ладони, потрясла немного, потом, замерев на несколько секунд, словно не решаясь сделать то, что собиралась, и резко разжав ладони, выкинула их на стол.

Разноцветные камушки с глухим стуком ударились о деревянную столешницу и раскатились по кругу, а в центре остались лежать только три камня разных цветов. Баба Феша склонилась над столом, чтобы лучше разглядеть начертанные на них руны. Тяжелый вздох вырвался у нее из груди, и она прошептала:

– Матушка Дивия…

На первом розовом камне была начертана руна в виде большой буквы «Ж», означающая «Рок», определяющая конец и начало всего сущего. Попросту говоря, предначертание. Баба Феша хорошо знала, что его Воля никому не ведома, и разгадать ее людям не дано. Оставалось только принять. На втором, голубовато-сером камне была начертана стрела, указующая вверх, и называлась эта руна «Треба». Руна означала некую жертву, но и твердость духа и силу Воина. И этот Воин должен был быть готов пожертвовать самим собой для достижения поставленной цели. И третья руна была начертана на темном, почти черном камне. Одна прямая вертикальная линия, от которой наискосок с нижней половины уходила еще одна, более короткая. Эта руна своим начертанием напоминала неполную букву «к», только без верхней косой палочки. И называлась эта руна «Нужда», обозначавшая неизбежность, и почти полное отсутствие выбора самого человека. И в его воле оставалось только осознать и принять грядущее с честью.