Тайна Урочища Багыш-Хана

Тайна Урочища Багыш-Хана
Ирина Юльевна Енц

Поход в горы за абрикосами обернулся для Анны и ее друзей сущим кошмаром. Проход в другие миры, тайные подземные города, буйство стихий, невероятные великаны из других измерений, и конечно же враги-темные, стремящиеся захватить власть в мире. Трудные вопросы и непростые решения. Справится ли девушка со всем этим? Какой выбор сделает? Откуда ей ждать помощи?

Ирина Енц

Тайна Урочища Багыш-Хана

Все названия местности и имена героев вымышлены. Возможные совпадения – просто случайность…

Моим друзьям детства посвящается…

Пролог

Утробный гул, идущий откуда-то из самых глубин земли, заставлял от невыразимой, накатывающей волнами жути, шевелиться на голове волосы. Словно пробудившийся от тысячелетней спячки дракон, восстающий из своей берлоги-пещеры, издавал эти ужасные звуки, возвещая о своем приближении. И горы содрогались под поступью его громадных лап, от волочащегося по земле тяжелого хвоста. Темнота, скопившаяся по ущельям, стала клубами выплескиваться наружу, заливая все пространство кругом своим чернильным мраком. Где-то, совсем близко испуганно и тоскливо завыли шакалы. И в этот момент, мир, словно только и дожидавшийся этого воя, как некоего сигнала, сошел с ума. Земля под ногами заходила волнами, подбрасывая человеческие тела, словно сухие щепки в волнах бурливого горного потока. Шелест скользящих вниз осыпей заглушили раскаты падающих громадных валунов, летящих лавиной с самого верха склонов. От этого грохота закладывало уши. Все внутренности стягивало тугим узлом, и тело содрогалось в каких-то диких конвульсиях. Воздух сначала сгустился до смоляной вязкости, а потом взорвался, будто лопнувший огромный воздушный шар. И сразу стало нечем дышать. Ничего больше в мире не оставалось незыблемого и стабильного. Волной мелкого щебня «слизало» костер и место стоянки, словно его там никогда и не было. Крупные камни и осколки скал, словно снежная лавина, летели со склона, стремясь раздавить, сравнять с поверхностью земли, казавшиеся в этом хаосе, хрупкими и уязвимыми, беспомощные тела людей.

Один только, растущий на самом дне ущелья, огромный старый карагач стоял прочно и несокрушимо, раскинув по сторонам свои узловатые корни, впившиеся словно сильные, сухие пальцы древнего, но еще крепкого старца, в каменистую почву, и только вздрагивал всей кроной при каждом новом толчке разгневанной земли. Три человека укрылись возле его ствола, вцепившись закостеневшими от напряжения пальцами в растрескавшуюся от возраста серую кору великана, и расширенными от ужаса глазами наблюдали за свирепой яростью разбушевавшейся стихии.

Глава 1

Солнечный свет пронизывал листву скапливаясь в янтарных гроздьях созревающего винограда, делая похожими на маленькие лампочки каждую ягодку. Зажав пальцем страницу книги, я, прищурив один глаз, смотрела на игру света в густой зелени, мыслями унесшись в совершенно другой мир, в который мне вскоре предстоит отправиться. Школьные годы закончились, и мы вступали в иную, совершенно отличную от этой, жизнь. Сердце сладко замирало, словно на «американских горках», когда летишь в вагонетке с крутого подъема вниз. Было чуть-чуть страшно и… хорошо. Конечно, там уже не будет такого пронзительно-синего неба, на фоне которого снежные вершины Тянь-Шаня смотрятся словно величественное панно, созданное самим Творцом, таких гроздей винограда, пропитанных южным солнцем. Не будет и прежних друзей. И это было немного грустно. Но только, совсем немного…

Позади меня раздалось едва слышное шуршание, и под полог беседки, увитой виноградной лозой, отодвинув свисающие плети, вошла моя подруга Танька, с которой мы просидели за одной партой все последние школьные годы, деля, как говорится и горе, и радости напополам. Подстриженные до плеч светлые волосы, чуть вздернутый нос, усыпанный конопушками, которые ее, кстати, совсем не портили, прямой взгляд серых глаз, обрамленных длинными черными ресницами под кодовым названием «смерть парням», тонкие брови, изогнутые ровным полукружьем. Татьяна огляделась по сторонам строгим взором (хотя, на мой взгляд, смотреть там было ну совершенно не на что), и осуждающе хмыкнула.

– Баклуши бьешь?

По неведомой причине, почувствовав себя нашкодившим котенком, которого сейчас начнут тыкать мордочкой в расплывающуюся лужицу на блестящем паркете, я, заложив страницу в книге закладкой, убрала ее на небольшой столик, стоявший рядом с креслом-шезлонгом, и промямлила:

– А чего делать-то? Вот, классику перечитываю. В институте не до литературы будет… – И добавила нерешительно: – Наверное…

Татьяна неодобрительно покачала головой, а потом, словно спохватившись, торопливо проговорила.

– Я к тебе с предложением… – И замолчала, словно навсегда, разглядывая меня, как наездник разглядывает кобылу перед заездом, словно решая, годится она для такого дела или другую лошадь взять, пока не поздно.

А я затосковала. Последней инициативой подруги были утренние пробежки в горы. Нет, я, конечно, ничего против спорта не имею, но, вставать в пять утра и под бодрое сканирование на вдохе-выдохе «в здоровом теле – здоровый дух», носиться, будто за нами кто гонится, по нашим предгорьям, перепрыгивая арыки и попадающиеся под ноги булыжники, распугивая змей, ежей, сусликов и прочую мелкую живность, которые едва-едва успевали уворачиваться из-под наших ног, занятие, я вам скажу, еще то. И теперь, не ожидая ничего хорошего, я, разглядывая свои руки (там тоже смотреть было особо не на что), ожидала чего-нибудь подобного, если еще не хуже. Татьяна, закончив осмотр, небрежным жестом руки, сорвав кисточку винограда, плюхнулась в другое кресло, и тяжело вздохнула. Ее вздох можно было трактовать, как: «Что делать… Другого все равно нет, поскачем на том, что есть…» Прожевав несколько виноградин, задумчиво проговорила, решив, как видно, начать издалека:

– Я в этом году ни пастилы не приготовила, ни варенья урюкового. А у нас он здесь уже совсем отошел… – И кинула следующие две ягодки в рот, глядя пристально на меня.

Не понимая куда подруга клонит, я покорно согласилась, пробормотав эхом:

– Отошел… – И добавила на всякий случай: – И мы не успели набрать…

По непонятной причине, мое, совсем ничего, на мой взгляд, не значащее признание, вызвало у Таньки небывалый прилив энтузиазма. Забыв про виноград, она наклонилась ко мне поближе, и радостно возвестила:

– Так вот и я о чем! – И хлопнула свободной от винограда рукой меня по колену.

Все еще не понимая, куда она клонит, я настороженно спросила:

– И чего…?

Воодушевившись еще больше, она, положив недоеденную кисточку винограда на стол, и, придвинув свое кресло еще поближе ко мне, так, что наши колени стали упираться, почему-то, заговорщицким шепотом проговорила:

– Так, а в горах-то он еще не отошел… – И со значением поглядела на меня, будто сообщила только что о найденном кладе, до которого пока еще никто не добрался.

Наконец-то начав понимать, куда она клонит, я решила включить «дурочку».

– Ну, наверное… И чего…?

Раздосадованная моим поведением, а, точнее, моими дурацкими вопросами, Танька сердито проговорила:

– Ну ты чего изображаешь из себя курицу-то?! Все ведь поняла, а строишь… черте чего строишь из себя!!! – И сразу пошла на самый беспардонный шантаж: – Не хочешь, так и скажи!! Я тогда одна пойду!! – И схватив опять эту несчастную кисточку, принялась ее объедать прямо так, хватая ягоды губами.

Я тяжело вздохнула, и проговорила несколько подхалимским голосом:

– Ладно тебе, чего ты… Конечно, вместе пойдем… – И заинтересовано спросила: – А куда пойдем-то?

Татьяна, обрадованная моей внезапной покладистостью, опять придвинулась ко мне, и торопливо заговорила:

– У нас соседка с сыном позавчера в горы ходили, так две огромных корзины урюка притащили. Думаю, уже все, что близко, обобрали давно. Знаешь, мне тут подсказали одно местечко… – Она замерла в паузе, загадочно мерцая на меня своими серыми глазищами, видимо ожидая от меня вопрос по поводу «местечка». Но я, все еще продолжала, по неведомой мне самой причине, вредничать, поэтому, спрашивать не стала, а уставилась на нее со всей серьезностью, на какую только сейчас была способна. Подруга нахмурилась, и, не дождавшись от меня вопроса, продолжила: – Пойдем с ночевкой, я палатку возьму, провизии какой-нибудь. Заодно и время хорошо проведем напоследок. – Видимо, словно «напоследок» подругу смутило. Прозвучало оно точно так, словно мы расстаемся навсегда. Она погрустнела, шмыгнула носом. Неужто реветь собралась? Я глазам своим не поверила! Заглянула ей в лицо, собираясь что-то срочно предпринимать. Правда, на этот случай в моем арсенале ничего подходящего не было. Да я за всю нашу жизнь ни разу не видела, чтобы Танька плакала! На меня стала накатывать легкая паника. Но тут, слава тебе…, подруга взяла себя в руки и преувеличено суровым голосом спросила. – Мать-то тебя отпустит?

Я пожала плечами, обрадованная, что катастрофы не случилось, и беспечно ответила:

– Так некому не пускать! Мама на две недели на курсы повышения квалификации укатила. Так что…, – я развела руками, – … свобода…!

Татьяна деловито кивнула, и подытожила:

– Чудно… Мои, сама знаешь, «в поле». Вернутся только к снегу. – Ее родители были геологами, и кровиночку свою видели довольно редко. «Кровиночка», кстати, особо об этом не сожалела. Так что, к самостоятельности мы с ней были приучены с пеленок, можно сказать. Собрав в кучку исходные данные, она деловито продолжила: – Значит, завтра и двинем. Нашим, когда вернутся, сюрприз будет в виде урюка. – Потерла она ладошки от предвкушения, то ли предстоящего сбора урожая, то ли предстоящего сюрприза. Затем вновь посуровев лицом, строго проговорила: – Но учти, идти далеко. Зато, говорят, не место – райские кущи! – И видимо в отместку за мое поведение, так и не назвав места, где эти самые «райские кущи» находятся, с ехидной улыбкой добавила: – Короче… Собирайся, завтра за тобой зайду часиков в пять.

Я поморщилась, и забыв про свою вредность, заныла:

– А попозже нельзя? Чего тебя на пяти часах утра-то заклинило? На пробежку в пять, за урюком опять в пять? Мы что, опаздываем куда? Тем более, что с ночевкой…

Танька поднялась с кресла, и, строго глядя на меня сверху вниз, отрезала:

– Кто рано встает – тому Бог подает… В общем, я пошла. А ты тоже, не рассиживайся. Соберись как следует.

Она уже переступила через порог беседки, когда я ее спросила:

– Юрку с собой позовем?

Занесенная для следующего шага Танькина нога зависла в воздухе. А я мысленно подобралась, готовясь к длительному спору. Подруга вздохнула тяжело, поставила ногу обратно, развернулась всем корпусом ко мне, сморщилась досадливо, и спросила голосом первой христианки на арене римского цирка:

– На кой нам Юрка-то?

Тут следовало пояснить, что Юрка был нашим другом. Точнее, он больше был моим другом, а Таньке его приходилось терпеть. То ли и вправду не нравился он ей, а может и влюблена была. Кто же ее разберет? Но возьмись я ей делиться своими догадками на этот счет, Танька бы обиделась на меня смертельно, а ссориться с подругой я никак не хотела. Поэтому, и держала свои мысли при себе.

Про Юрку надо сказать отдельно. Высокий, плечистый, с круглой, как у колобка головой, коротким ежиком коротко стриженных темно-русых волос и смешно торчащими ушами, которые с самого детства ни капельки не изменились, он был весельчак, хулиган и балагур. Но его голубые глаза всегда оставались серьезными и печальными. В отличие от Татьяны, с которой мы с пятого класса за одной партой, пробежки в горы, учеба езды на велосипеде и все прочее, с Юркой мы дружили еще с того времени, когда сидели вместе на горшках. Ну, то есть, сидели, конечно, по разным комнатам, и даже по разным домам… Тьфу, ты, совсем запуталась!! В общем, жили мы по соседству, и у нас с ним в один год случилась беда. У него умерла мама, а у меня умер папа. Оставшимся нашим родителям было не до нас с их горем, и мы с ним были предоставлены сами себе. Возможно, именно это нас и сплотило.

Он считался отъявленным хулиганом и завзятым троечником. И что меня, девочку-отличницу, умницу и красавицу, спортсменку-комсомолку, могло с ним связывать? Над этим вопросом головы ломали не только наши учителя. Ничего путного людям в голову не приходило, и все решили, что мы с ним брат и сестра в каком-то там колене. Мы никого в этом заблуждении не разуверяли. Зачем? Что мы могли объяснить? Что мы, словно два котенка, выкинутых на улицу, находили утешение и защиту друг в друге? Вряд ли кто-нибудь это мог бы понять. А Юрка, действительно, был мне, как брат.