Под крылом доктора Фрейда

Дима развернулся и пошел за ней в кабинет. Как ей привычно, уютно за своим столом! Она снова бросила рыбкам корм. Фуксии голубели за тюлевой занавеской, на люстре мелодично переливались колокольчики. Альфия подумала: «Рай в отдельно взятом медицинском учреждении…»

Дмитрий встал напротив ее письменного стола.

– Так вот, Альфия Ахадовна, Полежаева показала клинику «острого живота».

Альфия медленно подняла вверх голову. Взглядом уставилась в пряжку его ремня, поблескивавшую в просвете незастегнутого халата. Оценила крепкие бедра, представила, что там прячется за желтой металлической змейкой на джинсах. Вздохнула и перевела глаза на сильные, молодые руки с крепкими, выпуклыми подкожными венами. «Качается, наверное…»

– А больше она тебе ничего не показала?

Он растерялся.

– Я ведь хирург. Я не шучу.

Альфия закрыла лоб рукой и сделала вид, что стала просматривать чью-то историю болезни. Дмитрий не отходил. Альфия убрала руку со лба, поправила волосы.

– На какой она койке?

Дмитрий заглянул в свои записи.

– Кажется, на восемнадцатой.

– Креститься надо, если кажется. Сядь иди, успокойся. Чаю выпей или кофейку.

Альфия еще не определила ему рабочее место. Она не знала, оставить его в своем кабинете, потеснившись и выделив дополнительный письменный стол, или отправить в маленькую комнату, ту, которую Нинка-Сова занимала под помещение для глажки белья и халатов. Конечно, ей было приятнее постоянно видеть Сурина рядом с собой. Но Альфия хорошо себя знала. Его присутствие будет отвлекать, она начнет с ним кокетничать. Ей этого хотелось, она не скрывала ничего от себя – разве от себя что-то скроешь? Но ведь еще был Володя… Володя тоже захаживал к ней в кабинет. Нет, этого молодого человека лучше отправить подальше. Когда захочет, она и так к нему придет.

Серая рубашка еще больше распахнулась у Дмитрия на груди – он все время застегивал и расстегивал пуговицу и теперь не замечал, что та выскочила из петли. Мощная шея колонной поднималась вверх, и сбоку Альфие было заметно, как билась кровь в сонной артерии в такт пульсовой волне. Если Володя был этакий опытный крепышок-боровичок, то Сурин в сравнении с ним выглядел прямо Давидом. Молодые серые глаза в ободке темных ресниц смотрели на Альфию одновременно возмущенно и непонимающе.

«Или дурак, – мелькнуло у Альфии. – Впрочем, почему Давиду нельзя оказаться дураком?»

Она встала и подошла к уже знакомому Сурину шкафу. На этот раз достала толстенный учебник.

– Найди раздел «симуляция и аггравация». А также почитай «истерию» на досуге.

– Это не истерия. У нее положительный симптом Щеткина – Блюмберга. И перкуторный звук притуплен справа в подвздошной области.

Так он еще и настаивает!

– Что у нее притуплено? – Альфия нарочно скроила самую противную рожу, какую могла.

– Перкуторный звук…. – Дима характерно постучал средним пальцем правой руки по среднему пальцу вытянутой левой кисти.

– А-а-а…

Альфия снова опустила голову и попыталась читать.

Дима некоторое время помолчал, потом походил по комнате и опять подошел вплотную к ее столу.

– Что, у больных вашего профиля не бывает хирургической патологии?

– Ты что, уже прочитал все, что я тебе дала?

Альфия не знала, отчитать его или засмеяться. Вот ведь упрямец! Какой настырный, стоит на своем! Другой бы давно увял и уткнулся в книжку. И опять ее взгляд упал на металлическую змейку, желтым язычком выступавшую из-под ремня джинсов.

«А что бы он подумал, если бы я сейчас вдруг протянула руку и расстегнула молнию?» – она мысленно фыркнула.

Глаза ее искрились смехом, но Сурин не замечал этого. Он видел перед собой лишь хрупкую девушку с заломленными руками, как сломанные крылья ангела.

– Ну надо же хоть анализ крови сделать! – Он тупо стоял на своем, не понимая, откуда берется у Альфии ее равнодушие. Но он был готов упорствовать до конца.

«Что он прицепился к этой Полежаевой? Хочет доказать, что не глупее меня?» – почувствовала раздражение Альфия.

– Какой анализ крови в четыре часа дня? Лаборатория работает до двух. – Альфия, еще желая перевести все в шутку, надула обе щеки, как барабан, и со смешным хлопком сдула их.

Нинель открыла дверь своим ключом и просунула в щель очкастую голову:

– Там к новенькой больной, что из Санкт-Петербурга, муж просится. Пустить?

– Пусти.

Голова Нинель скрылась.

– Но должна же быть в больнице дежурная лаборантка! – не унимался Дима.

Альфия пристально на него посмотрела.

– Должна. А чего ты так волнуешься?

Он опустил глаза.

– Хирургическую патологию боюсь пропустить.

Альфия подумала: «Какой неугомонный, он еще со мной спорит!» Ей стало совсем смешно.

– Ну, ладно, волнительный мой, пошли посмотрим твой симптом Щеткина – Блюмберга!

Она подмигнула Диме, встала из-за стола и, легко повиливая бедрами, двинулась из кабинета.

Таня

– Я не могу поверить, что этот приступ случился с тобой просто так, без всякой причины.

Давыдов сидел в затемненной комнате рядом с женой и держал ее за руку. Таня молчала.

– Скажи, ты, наверное, все-таки употребляла наш опытный образец? Ну, сознайся! Об этом нужно обязательно сказать врачу.

«Опытный образец? Что такое опытный образец? – Таня напряглась. – Это из далекой чужой жизни. Разве та жизнь имеет к ней какое-то отношение?»

Давыдов помолчал. Тане стало неудобно лежать на спине. Она шевельнулась, с трудом повернулась на бок. Давыдов с ужасом наблюдал за ней. Начать ее трясти, орать ей в самое ухо? Сделать что-нибудь ненужное, пусть глупое, даже болезненное, лишь бы вывести ее из состояния этой безучастной дремоты! Он наклонился к самому лицу жены, зашептал: