Капитан из Гринсволда

И добавил с горькой усмешкой:

– Я же бродяга…

– Ничего. – Дина осторожно отвела с его лба спутанные волосы, дотронулась до ссадины. – Болит?

– Ерунда. – Нед поднял на Дину тоскливые глаза. – Я ведь смертник. Мне этих восьми лет не пережить, и тюремная больница не поможет. А я так хочу жить! Мне ведь двадцать два всего, рановато на тот свет.

– Не надо так, Нед…

– А как надо?! Студенту тому, что к вам подходил, мама с папой безбедную жизнь обеспечили, вот он и ходит, ясный, как солнышко. А я родных не знаю, словно сразу от чужой тетки на свет родился. И за каждый кусок мне драться пришлось. Я не бандит, не вор. И крови на мне ничьей нет. Так почему я должен умереть?!

– Они ведь не знали о твоей болезни…

– А если бы знали, так что? Вместо тюрьмы на курорт бы отправили?

Нед помолчал, потом тихо произнес:

– Простите. Разнылся я. Вы, верно, думаете, вот, мол, прижало, он и выкручивается. Не знаю, может и так… Но я человек еще не конченый. Верите?

– Верю, Нед. Конечно, верю.

Щелкнул замок, в камеру вошли конвоиры. Дина крепко сжала руку Сэвиджа и быстро вышла. Ее душили слезы.

***

В скверике позади здания суда Быстрову ждали Ковалев и Тим Клэр. Тим горячо говорил:

– Я не понимаю, почему суд вынес подобный приговор. Доносы, анонимки, показания какого-то шпиона – и ни одного стоящего доказательства! Мало ли, что шпион придумает! И как, ответьте мне, можно считать бродягой человека, зарегистрированного как рыбак? А сопротивление властям? Если бы в меня стреляли, я бы тоже постарался куда-нибудь спрятаться!

Как Дине ни было плохо, она не смогла не улыбнуться.

– Вы ошиблись призванием, Тим. Вам надо было поступать на юридический. Из вас получился бы хороший адвокат, как раз такой, как был нужен сегодня Сэвиджу.

– Вы видели его, говорили с ним? Что он вам сказал?

Дина взглянула на Ковалева.

– Он просил передать вам, что еще не совсем конченый человек…

Тот грустно улыбнулся.

***

Обитая железом дверь захлопнулась с грохотом…

Парень вздрогнул, приподнялся, непонимающе обводя взглядом тонущую в полумраке комнату. Вспомнил, где находится, опустился на подушку.

Тюремная больница. Вот уже третий месяц, как его перевели из камеры в эту палату. Рудничная лихорадка убивала медленно, но верно… Там, на воле, он почти забыл о ней, хотя жизнь его мало напоминала санаторий. Но вот уже восемь месяцев, как он за решеткой. Сырой, затхлый воздух плохо протапливаемой камеры сделал свое черное дело. Болезнь вернулась. Подарок из Угорья, будь оно неладно…

В палату вползал неторопливый январский рассвет.

Больничный день шел своим чередом. Соседи не трогали парня на крайней койке. Все давно привыкли к тому, что ее обитатель целыми днями молчит, разглядывая потолок или стену напротив. Трудно сказать, что увлекательного находил он в этом однообразном зрелище, но отрывался от него с большой неохотой, отделываясь от всех попыток втянуть его в разговор односложными «Да», «Нет», «Не знаю». Шептались, что парню есть, о чем порассказать, потому что слыл он одним из самых ловких контрабандистов побережья, и немало на его счету было дел, не делавших чести таможенной охране. Но разговорить его не удавалось никому…

***

К весне молодой организм взял свое. Болезнь отступила, постепенно вернулись силы. И вместе с ними пришло решение – бежать! Он не переживет здесь и второй зимы, не то что восьмой. Значит, до ее наступления его здесь быть не должно.

Тайком от всех юноша принялся за физические упражнения, возвращая себе утраченную форму. Когда разрешили прогулки, он внимательно приглядывался к стене, окружающей двор, примечая зорким глазом выбоины и выступы в крошащихся от старости кирпичах.

И однажды, когда охранник зазевался, он метнулся к стене, в два приема, обдирая о колючую проволоку кожу, очутился наверху и скользнул в заросший высокой травой оборонительный ров. Вслед ему запоздало захлопали выстрелы.

И уже находясь далеко, в безопасном месте, он счастливо рассмеялся: «Свободен! Свободен, как ветер, как эта птица, что летит высоко над ним! Какое это чудесное слово – «СВОБОДА!». Тут мысли его приняли другое направление.

«Полиция наверняка уже на ногах, в городе показываться нельзя. Между тем не мешает сменить робу на что-нибудь менее примечательное. Разгуливать в ней – все равно, что повесить на грудь плакат: „Я сбежал из тюрьмы“. Кое-что есть в хижине, где я жил, если только там не побывали непрошеные гости. Весь вопрос в том, кто доберется туда раньше – я или полиция. Рискнуть?». Нед пружинисто вскочил и отправился в путь.

Меньше, чем через час, он спустился к укрывшейся в тени обрыва хижине. Следов на берегу не было. Сэвидж скользнул внутрь, постоял, привыкая к полутьме. Похоже, жилище его осталось нетронутым. Самодельная мебель, нехитрая утварь на полке в углу – все готово, все ждет хозяина. Только хозяину сейчас – ох, как некогда.

Нед торопливо переоделся, рассовал по карманам табак, спички, нож, прихватил с кровати куртку и вышел. Неподалеку, в укромном гроте (не знаешь – не догадаешься) стояла лодка. Он перевернул ее вниз килем, бросил на дно куртку и лег. Можно было не спешить. Здесь его не найдут, а выходить в море до темноты в его положении может только сумасшедший.

Проснулся он от голосов на берегу. В кабельтове от грота покачивался на волнах катер с надписью «РОLIСЕ» на борту. У хижины суетились фигуры в черных фуражках. Ветер донес до беглеца слова:

– Не исключено, что он появится здесь. Вы дадите ему войти и затем перекроете все пути к отступлению. Не забудьте про окно и помните, что он ловок, как кошка!

– Ну, зачем так красиво, инспектор! – Это сказал молодой полицейский, в котором, приглядевшись, Сэвидж узнал того, кто стрелял в него в порту.

– Обычный парень, не лучше и не хуже других. Если попался раз, попадется и второй.

– «Только не тебе и не сегодня!» – мысленно прокомментировал его слова Нед. Инспектор был с ним согласен:

– Не будьте так самонадеянны, Мэлен! Этот обычный парень, словно птичка, перелетел через стену вдвое выше той, что вы не смогли взять на учениях. Если я узнаю, что вы упустили его, вы в тот же час вылетите со службы! Смотрите в оба, Мэлен, смотрите в оба!

Полицейские скрылись в доме, катер с инспектором ушел в город и берег вновь опустел. Нед порадовался, что не стал дожидаться ночи, чтобы забрать вещи. Явился бы прямо в зубы полиции.

Когда стемнело, он осторожно, не плеснув, вывел лодку из грота, на веслах прошел через бухту, и, когда над лодкой взвился парус, он был уже в безопасности. Лодка неслышной тенью скользила по воде, и вместе с ней таял во тьме беглый арестант Нед Сэвидж.

***

Главный редактор «Независимой газеты» в гневе отшвырнул свежий номер своего издания. На третьей странице, вместо утвержденных им вчера материалов, красовалась не предусмотренная никаким планом статья Д. Быстровой «Разыскивается… преступник?».

Беда не в том, что напечатали другой материал. В газетах частенько приходится выкидывать одно, сокращать другое, вставлять третье, переделывать порой уже готовый материал. Но вот то, о чем написано в статье… За подобные публикации ему легко могут оторвать голову, а уж кучу неприятностей он получит наверняка.

Редактор снова взял в руки газету. Это же надо додуматься: «Нарушение прав человека… презумпция невиновности… намеренное искажение фактов…» и даже «лишение элементарно необходимого»! Да за подобные обвинения все управление полиции вместе с прокуратурой и судебной коллегией накинутся на «Независимую газету», жаждая крови. А расхлебывать ему, хотя он и в мыслях не держал печатать что-либо похожее.

Впрочем, надо признать, что, несмотря на резкий тон, статья абсолютно справедлива. Она могла появиться еще в прошлом году, но тогда, по звонку свыше, было запрещено касаться «дела контрабандистов». В газетах пошли лишь краткие отчеты о судебных заседаниях, бывших на самом деле сплошным фарсом. На одном из этих заседаний судили, вернее, пытались судить, некоего господина, который, имея достаточно денег, нанял опытного адвоката, сумевшего доказать, что его клиент невиновен. Второй суд состоялся над Сэвиджем.

Как и многие в газете, Дина Быстрова испытывала твердую уверенность в том, что все было предрешено заранее. Но кто мог подумать, что она решит вернуться к сфабрикованному процессу через год?

Статья вызвала в городе эффект разорвавшейся бомбы. О ней спорили, ее обсуждали. К затронутой «Независимой газетой» теме присоединились другие издания. По фактам, изложенным в статье, было начато расследование. Несколько человек из прокуратуры и судебной коллегии были вынуждены подать в отставку. В их числе был и судья, подписавший приговор Сэвиджу.