Его рука такой горячей кажется. Я замёрзла, так сильно замёрзла в этом холодном краю, на трубе этой дурацкой… Зуб на зуб не попадает, а я храбрюсь, хотя больше всего сейчас хочется тепла. Но…тепло мне предвидится только одно – тепло его тела.
– Ты холодная, как лягушка, – выдохнул Багров.
– Мертвая лягушка, – ответила я, и он хмыкнул.
Я и правда себя чувствовала лягушкой, распятой на стекле, маленькой никому не нужной, просто подопытное созданием. Но у лягушки не было выбора, а у меня был. Я сама пришла, никто меня не заставлял.
Он втащил меня в дом за руку, я даже не успела оглядеться. Не смогла понять, куда делся Макар. Просто шёл за нами след в след, как всегда сверля меня злобным взглядом, а потом растворился, оставив нас в одиночестве.
– Раздевайся.
Сам же Багров уже сбросил на пол пальто. Я последовала его примеру. В спальне горит камин, но все равно голые руки сразу покрываются мурашками. Расстегиваю блузку не торопясь и смотрю на него. Интересно, он когда-нибудь теряет самообладание? Каково это? При этой мысли и страшно и щекотно. Больше всего Багров похож на робота, у которого просто нет эмоций. Но несмотря на это, он любит властвовать. И сейчас, теряя терпения дёргает мою блузку и жемчужные пуговки сыплются, выстукивая по полу частую дробь.
Потянул меня к себе, повалил на постель. Мне немного страшно – после того, нашего первого секса прошло уже три дня, и саднящая боль в промежности отступила только недавно. Но я отличие от того дня, сейчас я готова. Я знаю, что меня ждёт. Потому что читать о сексе в интернете и заниматься им совершенно разные вещи.
Только… Багров отступает от сценария первого дня. Тогда он просто набросился на меня, словно наказывая за что-то. Сейчас он медлит. Наверное, изучает меня, как я все время изучаю его. Склоняется. Я чувствую его дыхание на своей коже. Он нависает надо мной сверху, лицом к лицу. И я…закрываю глаза сдаваясь. Видеть его так близко немного страшно. Но и с закрытыми глазами – жутко.
Дыхание обжигает, и не мёрзну вдруг, а слишком жарко. И я вовсе не хочу лежать вот так, с закрытыми глазами, ожидая и боясь его следующего действия. Но открыть глаза не смею.
А он касается моей шеи. Не целует, проводит кончиком языка, оставляя мокрый след. Стягивает лямку лифчика, высвобождая грудь. Соски твердеют, но, убеждаю себя, не от его прикосновений – от холода. Багров же прикусывает кончик языка. От его прошлых укусов на моей коже до сих пор розовые следы. Сейчас он кусает осторожно. Втягивает сосок в рот, словно пробуя на вкус. Глупое тело, обманутое ласками, откликается теплом внизу живота. Это тоже не моя реакция – это физиология. Просто тело двадцатишестилетней девственницы, которое жаждет продолжения рода. И тут оно обмануто – инъекция не даст мне забеременеть. Но этому я рада.
Рука Багрова опускается ниже. Он не снимает с меня белья, гладит поверх него. Безошибочно находит клитор, обводит круговым движением. А мне…мне все это не нужно. Я хочу, чтобы он был жесток ко мне. Чтобы делал больно. Я вовсе не хочу получать удовольствие в постели убийцы.
– Не нужно, – вяло сопротивляюсь я.
Глаза открываю. Багров смотрит на меня с усмешкой. Наверное, наперёд знает все мои реакции. Наверное, его это забавляет. Рубашку он снял, я вижу его торс, покрытый лёгким загаром, плоскую грудь, несколько тёмных волосков у ореолы сосков, полоску волос убегающую вниз, под расстегнутый ремень брюк. Что прячется там, я уже знаю.
– Нужно, – возражает он. – Нужно все, что я захочу. Или тебе что-то не нравится? Иди, на КПП тебя выпустят.
Я со стоном смиряюсь. Он знает, что никуда я не пойду. Раздвигает мои ноги, которые я сжала, сопротивляясь. И…ниже опускается. Темноволосая голова между моих ног. Горячее, влажное прикосновение языка обжигает через трусики, я вскрикиваю и отодвигаюсь, отталкиваясь пятками от постели.
Багров вздыхает и закатывает глаза. А я понимаю, что мне нужно взять себя в руки – нянчиться со мною он точно не будет. А ждать семь лет нового шанса я не хочу. Быть может, он уснёт сегодня рядом со мной, успокаиваю я себя.
– Всё хорошо, – говорю я, контролируя голос, чтобы не дрожал. – Я сделаю все, что вы скажете.. Он снова глаза закатывает скептически. Расстегивает ширинку, выпуская наружу эрегированный член. Берет меня за руку. Заставляет обхватить член рукой. Я чувствую, как пульсирует плоть под моей ладонью. Член широкий, не удивительно, что я три дня мучилась от боли – мои пальцы едва смыкаются, самыми кончиками ногтей.
Кожа нежная и удивительно мягкая. Под ней упругий стержень и переплетение вен. Провожу рукой от основания, до самого конца, затем снова сжимаю пальцы. Смиряюсь с тем, что ЭТО нужно будет брать в рот.
– Черт, – ругается вдруг Багров. – Какого хрена!
Я выпускаю член, забиваюсь в уголок постели. Только тогда понимаю, что погруженная в свои переживания я выпала из реальности. В доме шум. Какой-то грохот и крики. Багров одевается, и я неожиданно думаю о том, что наверняка запихивать в штаны торчащий член – больно. Неожиданная мысль заставляет хихикнуть и Багров оборачивается и недоуменно на меня смотрит.
– Смешно? – спрашивает он. И бросает, не дожидаясь ответа – тут жди, скоро вернусь.
Уходит. И я рада этой передышке – она позволит мне прийти в себя. Сдергиваю с постели одеяло, заворачиваюсь в него, прячусь с головой, трясясь то ли от холода, то ли от осознания, что все не так идёт, как мне мечталось. С некоторым страхом пробираюсь рукой под свои трусы. Там…там мокро. Там скользко. Руку отдергиваю. Впиваюсь в предплечье зубами, кусая себя куда сильнее, чем кусал Багров.
– Ничего, – шепчу успокаивая сама себя. – Это правильно. Так больше шансов на то, что он будет…дольше мной пользоваться.
Да, наверное, мужчинам по нраву, когда на них реагируют должным образом. Выбираюсь из постели, иду к окну, завернувшись в одеяло. На столе сигареты Багрова, закуриваю. Смотрю на улицу.
Пейзаж сюрреалистичен. Кажется, что все вокруг залито кровью. Тому способствуют и густые потемки, и отсветы, что падают на землю от гигантских горящих факелов. Все моё, сказал Багров. Отец тоже с любовью отзывался о деле всей своей жизни. Рассказывал, что первейшие технологии в отрасли. Что никакого вреда экологии. Что производство совершенно без отходов – все идёт в дело, все приносит деньги.
– Но тех, кто думал иначе, сейчас нет, – повторяю слова Багрова вслух и глубоко затягиваюсь. От сигаретного дыма першит в горле.
Багров все не возвращается. Я выглядываю в коридор – он пуст. Там, в резиденции Багрова охраны много, здесь всего несколько человек, что немудрено – на территорию завода сложно попасть и бояться нечего.
Мне хочется выйти и посмотреть, что происходит, но я боюсь. Прислушиваюсь. Доносятся голоса, но они слишком тихие. Крадусь, путаясь в одеяле.
– Я все сделал правильно! – кричит незнакомый мне мужчина. – Не тебе мне указывать!
– Я затрахался тянуть тебя из дерьма, – тихо отвечает Багров. – Однажды мне надоест и я просто утоплю тебя в нем.
Громко хлопает дверь, я возвращаюсь, хотя мне очень интересно в чем дело. Мне интересно все, что касается Багрова. Я готова была впитывать любые сплетни – а тут первоисточник.
В комнате я жду Багрова ещё час. Часы на стене равнодушно отсчитывают секунды, каждую с сухим, по нервам бьющим щелчком. Очень хочется пить, но на столе только виски. Я не пью алкоголь, он лишает людей контроля.
– Я всего лишь попью водички, – оправдываю себя.
Это – причина. Её я скажу Багрову, если попадусь и он спросит, какого хрена я здесь делаю. Надеваю свою юбку. На блузке нет почти всех пуговиц, и она прикрывает меня весьма условно. Выхожу, бреду в поисках кухни, спускаюсь на первый этаж.
Дом пуст. Это даже немного пугает, на мгновение, мне кажется, что исчезли все, оставив меня одну в этом завораживающем, но пугающем месте. Достаю стакан из застекленного шкафчика, наполняю его водой.
– Так вот ты какая, – раздаётся сзади мужский голос. – Новая игрушка.
От неожиданности я роняю стакан на пол. Он разбивается, холодная вода окатывает босые ступни. Оборачиваюсь, четко понимая – нужно было сидеть в комнате, как велено.
– Да, – спокойно отвечаю я. Никогда нельзя показывать свой страх. – Но не ваша.
Мужчина красив. Гораздо красивее, смазливее даже Багрова. В его глазах легко читается похоть. Он жесток и не считает нужным скрывать свою жестокость. Багров умнее. Он прячет любые чувства.
– Господь завещал делиться, – шепчет мужчина и идёт ко мне. – Особенно такими хорошенькими девочками.
Он пьян – от него несёт алкоголем. Я узнаю его – он смотрел на меня с веранды в мой первый день. И я знаю, кто это. Приспешник Дьявола. Тот, кто во всем Багрову вторит. Он тоже замаран донельзя, но не он убивал моих родных. У этого не хватило бы решимости. Но тогда я узнавала все подробности уголовного дела, какие удавалось – Марка Довлатова в городе не было. Он улетал на выходные вместе со своей любовницей.
– Я позову Багрова, – предупреждаю я.
– А он ушёл, – хихикает явно довольный собой Марк.
Толкает меня. Я дезориентирована, ударяюсь спиной об огромный холодильник так, что перехватывает дыхание. Блузка трещит, я пытаюсь прикрыться, но безуспешно, он сильнее. В этот момент я ненавижу и себя, за то, что попала в эту ситуацию, а этого ублюдка, за то, что он считает себя в праве просто взять и изнасиловать женщину.
Мокрый рот впивается в мою шею. Тяжёлое тело наваливается, я кричу, но воздуха не хватает, мне кажется, я лечу в бездонный колодец, чёрный, как сама тьма. А потом…потом вдруг становится легко-легко, я втягиваю воздух полной грудью, не понимая, до конца, что происходит.
Он его бил. Багров. Сначала от меня оттащил и бил кулаками. Марк повалился на пол, скрючился, а Багров пинал его ногами. Он делал это с расчётливым спокойствием, но я вдруг поверила, что он может убить. И убивал, да. Так же спокойно, с такой же ленцой в глазах. И Марка, возможно, тоже убьёт. Но мне с этого никакого прока – его не наказали за убийство моих родных, не накажут и сейчас. Телохранитель бездействует, просто ожидая, когда хозяину надоест. Поэтому я шагаю, обнимаю Багрова со спины. Мне кажется, он сейчас и меня может отбросить, ударить, но он останавливается.
– Не нужно, – шепчу я. – Ты его убьёшь.
Костяшки на его руках сбиты. Дыхание тяжёлое, как после секса. На лбу бисеринки пота. Вытираю их ладонью. Багров смотрит на меня, в его глазах – беспросветная тьма. Затем наклоняется к лежащему на полу Марку и чётко, раздельно, говорит.
– Никогда. Не. Трогай. Моё.