Надуйте наши души. Swell Our Souls

– И ты действительно, абсолютно твёрдо не веришь в Бога?

– Понимаешь, я как Ставрогин из Достоевских «Бесов». Он говорил: чтобы сделать соус из зайца, надо зайца, чтобы уверовать в бога, надо бога. Много лет я преследовала своего зайца, Илайя. Я была воспитана в христианских традициях и была с детства приучена верить в бога. Но когда я немного подросла, я захотела понять: во что именно я верю. Я изучила священные писания большинства господствующих религий. Я увлекалась и разочаровывалась. Отбрасывала одно – хваталась за другое, загоралась и скоро гасла. И чем больше я узнавала религии, тем меньше бога в них находила. Тогда я решила, что для веры в Бога не нужны никакие религии, что религии не более чем кодексы поведения, которые для убедительности приписаны Богу. Признавать их целесообразность или нет – вопрос сугубо социальный, и лично я считаю, что целесообразность религий должна быть аксиомой. Бог же, решила я, познаваем интуитивно. Но позже я поняла, что в отсутствие религий бог обесценивается. Ведь тот бог, которого я пыталась познать интуитивно, сильно отличался от того шаблонно-коллективного бога, который был навязан религиями. И эта несогласованность запутывала меня. Поэтому единственным выходом стало отказаться от веры и в то, и в другое. В конце концов, если допустить, что религии существуют независимо от бога, и я их вижу, то покажите мне Бога, существующего за пределами религий! – Анна улыбнулась невыраженному несогласию на лице Илайи. – Сама-то ты поняла уже, во что веришь?

– Я верю в человеческое предназначение, – Илайя пожала плечами, как бы демонстрируя, что понимает наивность своих слов.

– Надеюсь, объясняя своей матери выбор факультета, ты не использовала этот аргумент? – Анна подмигнула хохочущей Илайе. – Затрудняюсь представить, какие у Ольги отношения с богом, но не удивилась бы, если бы она, сделав его завсегдатаем своих светских раутов, постаралась переубедить его… – она оборвала фразу, заметив, что Илайя выпрямилась и заглядывает ей за спину. Анна обернулась. – Что там?

Илайя смотрела в сторону небольшого, естественно образованного плато, что нависало над нижней частью склона. На его краю стояла женщина. Пышные волосы почти закрывали её лицо, но в напряжённой позе её ощущалась воинственность.

– Ну и что? – пожала плечами Анна.

– Как она туда забралась? Такая странная…

– Не более чем одна моя знакомая любительница маринических пейзажей.

Женщина на плато, похоже, заметила, что стала объектом пристального внимания, и через секунду исчезла. Сколько Илайя ни ждала, пока она начнёт спускаться с плато, та так и не появилась.

Анна, тем временем, намазала ноги кремом для загара, и, видя чудаковатое изумление Илайи, не стала возобновлять разговор. Вместо этого она надела наушники, включила что-то на планшете и улеглась на спину. Илайя окинула взглядом её тело, на котором не было ни одной лишней складки, как на коже – ни одного изъяна, и стала думать об Анне: как всё выходило у неё безусильно, незамысловато и ладно. Действия её, будь то приготовление еды или уборка квартиры или помощь Леонарду с отчётностью санатория или обработка фотографий после очередной фотосессии или обычный маникюр, были неуловимы. Виден был только результат, словно он возникал по взмаху волшебной палочки. Подбор гардероба, сочинение меню, декорирование клуба, организация развлекательной программы, речевые формулировки для приглашений – Илайя хорошо знала, какой нервотрёпки, шума и суеты стоили эти заботы её матери, у Анны же её житейские хлопоты улаживались словно сами собой. Вещи, которые она носила, не могли стоить дорого, но смотрелись на ней роскошно. Держа в уме её провинциальное происхождение, её невозможно было уличить в безвкусице, как и в примитивном следовании тенденциям. Недаром Ольга с её небрежностью, некоторой даже неопрятностью, прониклась к Анне уважением и придавала её мнению особое значение. Илайе вдруг стало интересно, ценит ли в Анне её искусность Леонард. И она даже хотела спросить об этом Анну, но пролетевшая над головой чайка выхватила эти мысли у неё из головы. И тогда Илайя вспомнила, зачем она здесь, и стала слушать плескание воды и наблюдать за колебаниями её прозрачности и выискивать границу между далёким синим и прибрежным бирюзовым её цветами, думая о том, что созерцание моря похоже на игру в прятки с искренностью: пусть она не видна, но зато точно знаешь, что она спрятана где-то здесь.

Обед они пропустили, и поэтому решили ужинать пораньше. Леонард, хотя его рабочий день формально кончился, торопился вернуться в свой кабинет в административном корпусе Асседии и продолжать разбирать архивные бумаги, которые помогали ему войти в курс дел, но Анна удержала его анонсом яблочной шарлотки, которую намеревалась подать, как только все расправятся с гречкой и бефстроганов. Илайя не только не уловила намёк, что Анна и Леонард, давно доев, дожидаются, пока она кончит ковыряться в своей тарелке, но и даже когда Анна торопливо забрала у неё грязную посуду и отлучилась с веранды в кухню, не сообразила, что задерживает всех.

– О чём ты так самозабвенно думаешь? – спросил Леонард.

Она покачала головой, как бы затрудняясь сформулировать одолевающие её мысли или выбрать самую главную из них.

– Я думаю вот что: разве возможно, чтобы атеисты действительно существовали? – сказала она, наконец.

– Анна поделилась с тобой своими размышлениями? – усмехнулся Леонард.

– Анна такая образованная и вдумчивая. Мне не хватает материала, чтобы поддерживать с ней разговор. Видно, что она свои убеждения вынашивала годами. А я, хоть и не согласна с некоторыми, могу ответить только ураганом фантазий.

– Я совсем не занимался твоим религиозным воспитанием, – кивнул Леонард. – А мама была далека даже от мысли о его полезности. Ты считаешь, это наше упущение?

– Я была бы рада иметь какую-то теоретическую базу. Ну и приобщиться к каким-нибудь религиозными традициям.

– Сомневаюсь, что тебе стало бы легче искать ответы на вечные вопросы, если бы твоя голова была наполнена стереотипами. В силу своего характера, склада ума и, прости мне это замечание, в силу возраста ты тяготеешь к богу, и оттого тебя смущают атеистические рассуждения Анны.

– Они меня не смущают. Скорее, кажутся неправдоподобными. Атеисты кажутся мне чем-то вроде активных металлов. То есть, в чистом виде могут существовать только в лабораторных условиях. А в природе к ним тут же присоединяется кислород и… они уже минералы.

Леонард вздохнул.

– Анна не атеист. В этом ты права, Илайя. Она очень умная женщина, и, как положено мыслящему человеку, строит фундамент для своего мировоззрения. Но для такого человека как Анна (конструктивного и оптимистичного) богоотрицание – слишком шаткая, недолговечная опора. Это не финальный результат её изысканий. Скорее этап. Как жёлтый свет на светофоре. Неопределённость. Рано или поздно ему на смену придёт нечто более устойчивое, – Леонард отбросил взгляд вбок. – Твоя аналогия с минералами… – Он закивал.

На пороге появилась Анна с шарлоткой в одной руке и подносом с чашками в другой. Леонард встал помочь ей. Илайя уложила подбородок в ладонь, пальцы защекотали надгубье.

– Я откажусь от чая, – спохватилась она, когда всё было готово для чаепития.

– Я предвидела это, – улыбнулась Анна. – Для тебя в холодильнике лимонад. Я предположила, что ты пожелаешь выпить его у себя, как обычно. Но если сегодня ты сделаешь исключение и останешься с нами, я сейчас же принесу его.

– Я выпью у себя, – сказала Илайя, расплываясь в улыбке. – Спасибо.

– Я кое-что нашла в кухне, – Анна сняла с подноса белый почтовый конверт. – На твоё имя.

– Я забыл о нём, – воскликнул Леонард. – Пришло в адрес санатория, доставили с остальной корреспонденцией.

Илайя взяла конверт, на котором не было данных отправителя, сунула в карман и встала из-за стола.

– Большое спасибо за ужин, Анна. Очень вкусно, как всегда. Я буду у себя.

– По крайней мере, до тех пор, пока не соскучишься по морю, – крякнул Леонард.

– Я слышала ваш разговор, – сказала Анна, когда они остались вдвоём. Она была легко одета и, ленясь идти за курткой, грела руки, обхватив чайник. Леонард снял с себя пуховую жилетку и накинул ей на плечи.

– Ребёнок вырвался на свободу. Задышал. Рецепторы проснулись. Мысли зашевелились. Чего только теперь от неё не услышим.

– Вы очень похожи, ты знаешь? Я только сегодня это поняла. Она смотрит, слушает и отвечает, как ты.

– Я не гожусь тут в сравнение. Мой ум уже далеко не так лёгок, а сердце не так свободно, как её.

Анна сглотнула, когда он поцеловал её в щёку.

– Иногда я боюсь, – пробормотала она. – Что в действительности ты так же свободен от привязанностей, как и она.

– Я могу предъявить тебе только одно доказательство твоей ошибки, – сказал Леонард, как показалось Анне, весьма суховато.

– Какое?

– Всегда быть рядом, – сказал Леонард, обнимая её.

Оказавшись в своей комнате, Илайя вскрыла конверт. В нём был листок из тетради в клеточку, и на нём было написано ручкой: «Илайя! Жду тебя послезавтра, пятнадцатого мая, в 17.00, в библиотеке Университета. Очень важно. Будущий друг».

После дневного затишья разразилась гроза. Только успела унестись вдогонку севшему солнцу дуга облаков, словно ожившая корона, оборонённая монархом, как за минуту стало темно. Ливень лупил по стёклам, как пьяный хозяин, ошибившийся домом. Сквозь растрескавшееся небо сочился огонь.

Дождавшись ночи, Илайя выбралась из дома, промчалась по прогулочной аллее притихшего, погасившего огни под этой блокадой санатория, понеслась вниз по лестнице, глотая дождь, задыхаясь от ветра и волнения, за считанные секунды достигла пляжа и остановилась на пороге хаоса. Душа её рвалась смешаться с ним, нырнуть, вынырнуть, взлететь в потоке лунного света, медленно снизиться, чтобы строптивые гребни пощекотали ступни, но Илайя стояла на месте, плача от величия зрелища и проклиная собственную трусость.

И вдруг её нутро ошпарило ужасом.

В свете луны она увидела, как из моря выходит женщина. И хотя Илайя не могла знать этого наверняка, она почувствовала, что это та самая женщина, которая нынче днём виднелась на склоне. И вот теперь она надвинулась на Илайю, не совершая попыток скрыть свою наготу, не проявляя ни одного признака того, что испытывает холод после купания, надвинулась, словно волна из её сна, и – точно как та волна – бездеятельно замерла. Глаза её были уставлены на Илайю, полные какой-то неизведанной жизни, сверкающие и кипящие, но лишённые взгляда. Они были похожи на мутные стёкла, за которыми таится нечто чрезвычайное. Илайя широко распахнула свои, принося их в жертву ливню и ветру.

– Море не тронуло вас, – пробормотала она.

Загадочнее лесной нимфы, обворожительнее морской сирены, грандиозная и невозможная, как иллюзия, она мигнула, на секунду погасив серебристый свет своих зрачков.

– Я не тронула его.

И с этими словами исчезла как сон.

Глава 4. Наверное, это чудо