Достоевский – детектив

Достоевский – детектив
Ирина Мухаметова

В истории принимают участие герои романов Ф.М. Достоевского – «Братья Карамазовы», «Идиот», «Подросток» и «Преступление и наказание».С событий, описанных в перечисленных выше произведениях, прошло какое-то время.

Ирина Мухаметова

Достоевский – детектив

Достоевский-детектив, или Не сердитесь на меня, Федор Михайлович!

В истории принимают участие герои романов Ф.М. Достоевского – «Братья Карамазовы» (Дмитрий Федорович Карамазов, Иван Федорович Карамазов и Алексей Федорович Карамазов), «Идиот» (Мышкин Лев Николаевич, Парфен Семенович Рогожин), «Подросток» (Андрей Петрович Версилов и его сын Аркадий Макарович Долгорукий) и «Преступление и наказание» (Раскольников Родион Романович, его жена Софья Семеновна и его сестра Авдотья Романовна Вразумихина).

С событий, описанных в перечисленных выше произведениях, прошло какое-то время.

В один из дождливых летних дней князь Лев Николаевич Мышкин сидел на втором этаже своего дома в Петербурге, смотрел в окно и мечтал о той, о которой совсем не должен был мечтать.

– Ах, какая женщина! Нет, не надо о ней думать. Нельзя. Но как она мне напоминает Настасью Филипповну! Нет, о ней мне тоже нельзя думать. Хотя какая эта Авдотья Романовна все-таки красавица! И очень она на Наталью Филипповну похожа! Нет, нет, это все в прошлом. Но сколько времени с тех пор уже минуло, а она мне покойница нет-нет да во сне и привидится! Нет, в них определенно есть что-то общее. Взгляд! Да-да, именно взгляд! У Авдотьи Романовны он такой же нервный, я заметил, хотя она все время вуальку на лицо опускает. Нет, как хорошо, что она у меня в доме поселилась, все наши мужчины так оживились. Все. И я тоже…

Теперь же надо познакомить читателей с другими обитателями особняка, и, конечно, с Дунечкой, о которой грезит князь, сидя у окошка. Но начнем мы все-таки с его владельца, который, приехав из-за границы после нескольких лет лечения от болезни, обострившейся после известных событий, связанных с трагической гибелью Настасьи Барашковой и арестом Парфена Рогожина, увы, ее зарезавшего, поселился в просторном двухэтажном доме на окраине города, доставшемся ему в наследство.

Экономкой у него стала Софья Семеновна Раскольникова, дама бедная, но из благородных, которая в эти дни тоже объявилась с мужем в Петербурге и искала места. Муж ее Родион Романович был человек очень настрадавшийся и одно время даже бывший на каторге за убийство двух женщин, но полностью в этом поступке раскаявшийся. И сейчас, помня о том, сколько жена для него сделала, он всегда старался быть ей подмогой и утешением.

Но князю скоро стало очень одиноко в большом доме, и Софья Семеновна посоветовала ему пустить жильцов, тем более, что свободных комнат было более, чем достаточно. Конечно, жильцами приехавших господ называть было неправильно, все они были люди небедные, но каждый из них по каким-то своим особым причинам искал, с одной стороны, уединения, а с другой – некой оригинальной компании.

Словом, таких жильцов было двое. Первый – Карамазов Иван Федорович, он жил с одной стороны от гостиной на втором этаже, вход в которую был сразу с парадной лестницы, а следующими за его комнатами были комнаты князя Мышкина, ими коридор и заканчивался.

Второй – Версилов Андрей Петрович, который жил по другую сторону от гостиной. Он откуда-то из-за границы получал хорошее содержание, и имел как законных сына и дочь, так и незаконных детей от своей крепостной, которой он дал вольную, но на которой так и не женился, хотя был уже долгое время вдовцом. Но детей ее он благородно признал и даже очень ими гордился, особенно сыном Аркадием, который заканчивал Университет и пытался сочинять, как он называл, записки. Комнаты, расположенные рядом с его комнатами, пустовали и Андрей Петрович, заходя к себе, всегда почему-то непроизвольно прислушивался, не доносятся ли оттуда какие-нибудь звуки.

Аркадий же, навещая отца, неожиданно очень сблизился с Иваном Карамазовым на теме сочинительства, и они вместе обдумывали сюжет какого-то романа, который должен был удивить не только Петербург, но и потрясти всю Россию. В свое время Иван Федорович даже публиковался, поэтому и сейчас его часто можно было увидеть сидящим с толстой тетрадью в руках, в которой он что-то черкал.

Был у него брат Алексей, когда-то обитавший в монастыре, но потом его оставивший, чтобы жить после смерти отца, богатого помещика, в родном доме в городе Скотопригоньевске. Там он усердно занялся хозяйством и очень в том преуспел, словом, привел все дела в порядок и даже чуть ли не женился на Лизе Хохлаковой, но передумал. Также он часто приезжал по делам из родового имения в Петербург, живал тут подолгу, ну, и иногда заходил навестить брата Ивана.

Существовал у них еще и сводный брат Дмитрий, несправедливо, по их словам, обвиненный в убийстве отца Федора Карамазова. Алексей Федорович несколько лет хлопотал о брате и, по последним сведениям, наконец, ему как-то удалось доказать его невиновность. Еще стоит добавить, что Грушенька, которая отправилась сопровождать Дмитрия на каторгу, неожиданно для всех с полдороги вернулась, и какое-то время прожила в Скотопригоньевске и, говорят, что у нее в доме ночами иногда видели Алексея Карамазова.

Да, еще надо сказать несколько слов о самом доме князя Мышкина, потому что был он не такой, как все рядом с ним стоящие здания на улице, а необычной формы – полукругом. И на каждом из этажей с одной стороны были комнаты, а с другой – длинные коридоры, проходившие через весь дом.

Лестница с первого на второй этаж была довольно-таки широкой, хотя потом на небольшой площадке делилась на две более узкие и заканчивалась у стеклянных дверей гостиной, украшенных витражами. Над этой площадкой под окнами была небольшая пустая ниша, и Софья Семеновна часто думала, что в нее поставить, потому что ее было сразу видно от парадной двери, но что именно там установить, она так и не придумала.

Также лестница, как все уже поняли, разделяла коридор второго этажа на две равные части, окна которых выходили в небольшой двор странной формы, отделенный от соседних зданий высоким каменным забором. И окна эти были закрыты тяжелыми бархатными шторами какого-то тревожного темно-бордового цвета, сквозь которые лишь иногда пробивался солнечный свет.

Притом коридорчики эти как-то так удивительно в обе стороны загибались, что сложно было увидеть, кто по ним идет и в какие комнаты заходит. Притом шаги из-за лежащих на полу ковров всегда слышались еле-еле, да и вообще любые звуки, будь то разговор или еще что, как-то сами собой здесь быстро стихали. Впрочем, князю Мышкину именно этим дом и нравился.

На первом же этаже коридор был тоже полукруглый, но выходил он окнами в парадный двор, который примыкал к улице, и занавесей тут не было. С другой же стороны его тоже были комнаты, но попроще, чем на втором.

Еще у дома имелся фонтан, который как раз находился в центре дворика и был отделан розоватым гранитом. Он был не действующий, и там никогда не было воды, разве что дождевая, но зато лежал громадный валун с отпечатком сбоку какого-то диковинного цветка из древнего мира. Также на этот огромный камень часто прилетала и подолгу сидела на нем большая черная птица.

От дороги дом отделялся ажурным металлическим ограждением с оригинальными каменными столбиками через несколько метров. В обоих концах ограды находились ворота, только никто не помнил, чтобы они когда-нибудь открывались, а все люди ходили через изящную калитку в центре. Хотя дорожки к дому были достаточно широкими, чтобы по ним могли не только проехать, но разъехаться кареты, из чего можно было заключить, что гостей здесь когда-то было много и здешние хозяева в те времена просто купались в роскоши.

Парадный вход в дом был за фонтаном, но имелся, конечно, и черный вход под парадной лестницей, который выходил во внутренний дворик, находящийся за домом. Там лежали аккуратно сложенные Родионом Романовичем дрова, и росло несколько высоких деревьев, которые как бы заглядывали в вечно закрытые окна коридора второго этажа. Сами Раскольниковы занимали помещения на первом этаже по обе стороны от лестницы.

Вот так и текла жизнь в этом доме. Софья Семеновна следила за порядком, чистотой белья и за тем, чтобы блюда на столе князя и его гостей, как она их называла, были вкусными. Те же развлекали хозяина по вечерам в гостиной умными беседами о религии и литературе, и казалось, что так будет вечно, и никакие страсти уже никогда не появятся в этом тихом прибежище.

Но неожиданно Лев Николаевич получил письмо от Парфена Рогожина, который прибыл в город после того, как отбыл часть наказания за убийство их общей знакомой Настасьи Филипповны Барашковой. И, что удивительно, он был даже оправдан, так как было признано, что совершил он его исключительно по краткому помутнению рассудка, которое случилось у него из-за женского непостоянства.

Его брат, получивший после смерти отца и ареста Парфена миллионное состояние, через пару лет понял, что не по-людски это от брата отказываться, добился как-то смягчения приговора, и даже упросил принять от него часть отцовского наследства. Но жить у брата Парфен не захотел, а обратился ко Льву Николаевичу, который и предложил ему комнаты для проживания на первом этаже своего дома.

Брат Парфена, как и обещал, привез ему причитавшиеся деньги, но тот их не взял, велел вложить в дело, хотя себе немного все-таки оставил, сказав, что суммы этой ему на первое время будет довольно. И жил сейчас Парфен очень тихо, почти никогда своих комнат не покидал, разве что изредка ходил в церковь вместе с мужем Софьи Семеновны Родионом Раскольниковым. Наверх он тоже не поднимался, а выходил и приходил домой с черного хода, который был под лестницей. Пить он также теперь не пил, а только лежал часто в своей комнате на кровати или подолгу стоял у окна.

Поэтому так уж получилось, что встречался он со Львом Николаевичем Мышкиным за все это время всего лишь один раз, когда приехал. Притом князь сам спустился к нему на первый этаж, и ему, когда он к Парфену шел, почему-то казалось, что спускается он куда-то глубоко-глубоко под землю, чуть ли не в ад. Рогожин же в это время сидел в кресле, и даже не повернул голову, когда Мышкин постучал в дверь, а потом, не дождавшись ответа, вошел. Князь не мог проронить ни слова, так вот стоял у порога и молчал. Наконец, Парфен Семенович повернулся к нему и тоже встал. И дальше произошло нечто странное. Мышкин шагнул к нему, упал на колени, обхватил ноги Рогожина и тихо-тихо завыл. Тот же смотрел куда-то вдаль. Сколько времени так прошло, неизвестно, но потом князь Лев Николаевич Мышкин молча поднялся, скорым шагом ушел к себе наверх, и больше с тех пор они не виделись.

Так прошло еще несколько месяцев. Но недавно, потому что комнаты для сдачи еще были, Софья Семеновна сказала Льву Николаевичу, что ей известно об одной даме, недавно потерявшей мужа, которая ищет, где ей остановиться в Петербурге. Льва Николаевича сначала несколько озадачило, что это будет женщина, ведь в их доме из особ женского рода никого, кроме самой Софьи Семеновны, не было, но потом он согласился. И вот наступил день, когда дама эта приехала. Звали ее Авдотьей Романовной Вразумихиной.

И так получилось, что в тот момент, когда ее экипаж остановился на улице возле дома, все перечисленные господа как раз были в гостиной, и поэтому прильнули к окнам – и Версилов, и Аркадий, и оба брата Карамазовых, и сам князь Мышкин.

На Авдотье Романовне был надет изящный черный наряд, как и следовало вдове, а волосы под шляпкой уложены в простую прическу. Через мгновение она была уже в комнате. Все сразу к ней повернулись, она подняла вуаль и наступила тишина…

Потому что сказать, что Авдотья Романовна была красивой, это ничего не сказать! Красота примитивна, поэтому сделать так, чтобы все вокруг буквально окаменели, когда она появилась на пороге, красавица не сможет. А вот женщина невероятного обаяния – это да! И Авдотья Романовна как раз и была такой – настоящей обворожительной бестией!

Она сняла перчатку, и все мужчины по очереди, подойдя к ней, поцеловали ее белую руку, а Аркадий при этом даже покраснел.

Потом Софья Семеновна провела Авдотью Романовну в приготовленные для нее комнаты, угловые на втором этаже, и осталась там, чтобы помочь ей устроиться. Но закрыв за собой дверь, обе женщины кинулись друг другу в объятия.

– Дунечка!

– Сонечка

– Вот ты и приехала.

– Как хорошо, Соня, ты все устроила с этим домом! Спасибо тебе за все! И за брата.

– Не надо меня благодарить, Дуня. Это я ему век буду благодарна за то, что он женился на мне такой…

– Соня! Не надо…

– Разве про такое забудешь, Дуня? Кем я была и кем сейчас стала… Представляешь, тут все ко мне хорошо относятся…

– Соня! Я ведь тоже не святая. Забыла, как я в Свидригайлова из револьвера стреляла и чуть его не убила? А я помню. Все помню…

– Даже подумать страшно, что было, если бы такое случилось! Он же так нашей семье деньгами помог. Матушкины похороны оплатил, братьев и сестру Поленьку в хорошие учебные заведения устроил, меня спас …

– Но, Соня! Не забывай, что он все-таки покончил с собой, значит, было за что.

– Дунечка, не нам его судить, но ведь если бы не Свидригайлов, на какие средства я бы к Роде в Сибирь поехала? Нет, я ему очень благодарна, никогда-никогда этого не забуду.

– Знаешь, он мне тоже оставил кое-какие средства. Но ты права! Без них мы брата не вернули бы в Петербург.

– Да что это я! Говорю и говорю, сейчас Родю сюда проведу, только бы никто его не увидел. Он уж, наверное, не знает, что и думать, почему я вниз не прихожу.

– Только ты уж там будь поосторожней, не надо никому пока знать, что мы родственники.