Праздник Святой Смерти

Сила Григория заключалась в его тайной власти, которую давала ему скрытая информация, и он с удовольствием испытывал эту власть на подчиненных. Впрочем, Игорь прекрасно понимал, что теперь находится у Бершадова в руках.

В этой квартире, по большому счету, делать было нечего. Барг не понимал, зачем начальник потащил его сюда, страшно нервничал, но вопросы задавать не осмеливался. Уж очень шатким было его положение в отделе Бершадова да и непосредственно в НКВД.

У Григория же было отличное настроение. Час назад он получил информацию, что все готово к необходимой ликвидации и что после 8 вечера агент обязательно появится на агентурной квартире в Кишиневе, где его уже ждут. Значит, операция будет успешно выполнена, а из Москвы Бершадов получит очередную награду, которых у него в последнее время становилось все больше.

Тщательно продуманный план давал ему возможность заняться другими делами, и он с удовольствием наблюдал за тем, как нервничает Игорь Барг, который был уже не в состоянии держать себя в руках.

После провала засады квартиру обыскали более чем тщательно. Сам Барг примчался мгновенно, ночью, и буквально вылизал все углы на предмет тайников, отпечатков пальцев и прочего, что могло бы натолкнуть на след. Бершадов прекрасно знал, что Игорь действительно работает очень тщательно, поэтому можно было не сомневаться, что если бы в квартире было что-то, что могло натолкнуть на след, то он это нашел бы.

Однако там ничего нового найдено не было, и теперь Барг страдал и недоумевал: зачем Бершадов притащил его сюда снова, прикидывал в уме про себя: то ли это новое, важное дело, то ли медленная казнь.

Григорий меж тем прошелся по гостиной. На полу ее тоже расползлось большое мокрое пятно. Он бросил небрежный взгляд на продавленный диван и пустой шкаф. Такая меблировка квартиры подчеркивала одно – здесь не жили, квартира была лишь перевалочным пунктом, убежищем на две-три ночи, когда нужно было просто спрятаться, переждать.

Бершадов не сомневался: его агент, опытный, никогда не подводивший, на одном месте больше трех ночей не ночевал. Так было и в этом случае.

Он сделал несколько кругов по комнате и снова не отказал себе в удовольствии насладиться нервозностью Барга.

Не решаясь ни войти, ни сесть, Игорь как изваяние застыл у стены. Он слишком хорошо успел изучить характер своего начальника и знал, что Бершадов никогда не действует прямо и что с его методами можно ожидать любого подвоха.

Наконец, когда цирк уж слишком затянулся, Григорий, улыбаясь, обернулся к Баргу:

– Успокойся. Жить будешь. Пока. Мы здесь потому, что ждем одного человека.

– Какого человека? – насторожился Игорь.

– Ты его не знаешь. Это оперативник из уголовного розыска района, где мы сейчас находимся. И он кое-что должен нам рассказать.

– Это касается дела, которым сейчас мы… то есть вы… занимаемся? – промямлил Барг, уже потерявший над словами контроль.

– Да, – неожиданно серьезно кивнул Бершадов. – И мы будем заниматься этим делом. Смотри, что у меня есть.

С этими словами он достал из кармана стеклянную баночку, заполненную каким-то белым содержимым. Это был театральный грим. Игорь сразу его узнал…

Глава 4

Это было, наверное, забавно – наблюдать со стороны за реакцией Барга, и Бершадов достаточно откровенно демонстрировал, что очень доволен зрелищем. От лица Игоря отхлынула кровь. Можно было подумать, что оно вдруг вот так сразу покрылось этим гримом – эмоций не осталось, была маска.

Руки Барга, уж какие-то слишком нежные и ухоженные как для его коренастой фигуры, вдруг затряслись, как в припадке падучей. И он срочно спрятал их за спину, чтобы скрыть это.

Если бы в комнате вдруг появился кто-то посторонний, он никогда бы в жизни не понял, почему обыкновенная баночка с белым содержимым может вызвать такой ужас у взрослого человека. Но Бершадов это знал, и Барг – знал… А потому в памяти Игоря, как и в памяти Бершадова, который значительно лучше умел скрывать свои эмоции, сразу выплыла отвратительная сцена, где не последнюю роль играла такая же баночка, о чем было достаточно неприятно вспоминать.

Бершадов первым пришел в себя и с презрительной ухмылкой поставил стеклянную баночку на стол.

– Слизняк! Возьми себя в руки, – хмыкнул он.

Барг молчал. Он так и не смог заговорить…

Конец февраля… Труп девочки в белом… Его опознали буквально в течение часа…

Уже через десять минут после того, как Бершадов застрелил своего агента, дом наполнился его людьми – оперативниками и судмедэкспертами.

Для Игоря Барга все происходящее было чудовищным. Он никогда не думал, что можно вот так, просто, застрелить человека, и все это сойдет с рук. Конечно, было понятно, что это руки разные – Бершадову будет все нипочем, всем же остальным очень не поздоровится…

Но все равно – видеть воочию такое торжество беззаконности, как это все и назвалось и было таким, Игорю Баргу было страшно. И если раньше он просто боялся Бершадова, то теперь тот стал внушать ему какой-то вселенский, благоговейный ужас.

Впрочем, боялись Бершадова и все те, кто заполнил дом. Труп бывшего сотрудника НКВД запаковали в брезент и увезли с глаз подальше, а над трупом ребенка принялся колдовать судмедэксперт.

Бершадов же прямо перед собой, в ровную линию, построил оперативников, приехавших из Одессы, и произнес спокойным, но твердым голосом:

– Я хочу знать, кто она. В течение часа. Повторяю: на установление личности – час.

После этого оперативники буквально растворились в воздухе. Барг забился в какой-то угол и не видел, а услышал, как Бершадов подошел к судмедэксперту.

– Возраст – пять-семь лет. Не старше семи… – начал было эксперт, но Бершадов тут же его перебил:

– Почему от трупа так разит чесноком? Это ужин или яд?

– Яд, – несколько растерявшись, но твердо ответил эксперт. – Причина смерти – яд. Судя по всему, ей дали его с чем-то сладким – с конфетой или с печеньем. На губах – сахарный сироп.

– Какой яд? – На лице Бершадова вообще не отражалось никаких эмоций, даже когда он смотрел на труп ребенка.

– Затрудняюсь сказать, – замялся судмедэксперт. – Тут у меня есть несколько предположений. Очень странные раны на коже. Более точно скажу после вскрытия, когда сделаю анализ.

– Она была изнасилована? – продолжал Бершадов.

– Нет. Насилия не было. Как и синяков, ссадин на теле, – покачал головой эксперт.

– Что насчет одежды?

– Явно с чужого плеча. Судя по всему, ее одели после смерти. Платье немного мало, поэтому его разорвали на спине. Оно вообще очень странное… Натуральный шелк… Это дорогой материал. Модницы платят за него большие деньги. Непонятно, зачем вот так – надеть и разорвать…

– Ритуал? – Похоже, сам у себя спросил Бершадов. – Оно похоже на свадебное?

– Возможно, – вздохнул эксперт. – Но это ведь может быть связано и с первым причастием. У католиков, например, есть такая традиция. Поскольку это ребенок, такая версия кажется мне более вероятной, чем свадьба… Первое причастие, белое платье как символ невинности…

– Вы католик? – насторожился Бершадов.

– Упаси господи! – воскликнул тут же эксперт, – …я просто прослушал курс научного атеизма!..

– Ясно, – Бершадов не старался скрыть иронии, блеснувшей в его глазах. И эта ирония, вдруг появившаяся абсолютно без повода, вызвала полное недоумение окружающих, не слышавших его разговора с судмедэкспертом.

Между тем осмотр тела был окончен. Бершадов в последний раз бросил взгляд на тело девочки, затем зачем-то поднял ее руку и посмотрел на пальцы.

– Взгляните, доктор, – обернулся он к эксперту, – грязь под ногтями, видите? Значит, она работала в земле. Происхождение – крестьянка, да еще из самых бедных. Богатые люди не заставят работать в огороде такого маленького ребенка…

На лице эксперта появилось какое-то жуткое выражение. Он явно хотел что-то сказать, но промолчал…

Ровно через час явились с докладом оперативники. Личность убитой была установлена. Девочка была дочерью местной жительница из Овидиополя, из беднейшей многодетной семьи. Кроме нее, в семье было еще шесть детей разного возраста.