Змей Сварога

Некоторые дома этих переулков были словно высечены в скале. И Зина вспомнила то, что слышала о подземных домах в катакомбах, которые вырубили первые каменотесы, добывавшие ракушняк, из которого был построен город.

Подобные дома здесь, в самом центре Одессы, смотрелись невероятной диковинкой. Крестовская с интересом всматривалась в желтые камни – это были живые свидетели прошедших веков, которые рассказали бы слишком много, если бы умели говорить.

Зине было интересно и страшно. Почему-то ей казалось, что в воздухе витает запах плесени. А в некоторых местах под склонами этих чудом сохранившихся гор устраивались настоящие свалки. В гниющих отбросах рылись наглые одесские коты, плотоядно посматривавшие на блестящую рыбью чешую и отгоняющие соперников сердитым рычаньем.

Парочка пошла по Манежной прямо, не сворачивая ни в один из переулков. Зина вспомнила рассказ Софии о том, что раньше она с парнем жила на Бугаевке. Очевидно, дела кавалера пошли в гору, и теперь парочка могла обитать не в самом худшем месте Одессы. Близость Балковской ямы немного ухудшала ценность района, но все равно – жить на Манежной считалось более престижным, чем на Бугаевке.

Очевидно, терпение парня наконец иссякло, потому, что он вдруг остановился и, судя по всему, сердито рявкнул на Софию, отчего девушка резко замолчала. А затем с видом побитой собаки, уже не держась за его руку, продолжила идти за ним.

Они повернули направо, на Пишоновскую, и вошли в распахнутые настежь ворота второго дома от угла. Зине повезло: оставаясь на улице, через раскрытые ворота она могла отчетливо видеть, куда они идут. Парочка вошла в двери одной из квартир на первом этаже хлипкого деревянного флигеля, примыкавшего вплотную к каменному фасаду дома. Зина же осталась на месте, задумавшись, что делать. Рисковать, входить во двор? Это могло быть опасным. Ее могли заметить соседи или даже сама София, стоящая возле окна. Тем более, что еще не начало темнеть, да и двор был безлюден.

Пока Зина раздумывала, ей повезло – дощатая дверь нужной квартиры распахнулась, и оттуда вылетел парень Софии – красный, взъерошенный, яростно сжимающий кулаки. Он находился в состоянии такой бешеной ярости, что едва не столкнулся с Зиной, которая не успела отскочить от ворот, и даже этого не заметил.

Крестовская радовалась только одному – тому, что он не заметил ее. Очевидно, любовники серьезно поссорились. У парня явно были проблемы, а София капала ему на мозги. Вот и вышла ссора, которая закончилась тем, что кавалер попросту сбежал.

У Зины вся эта ситуация кружилась в голове, и тут во второй раз ей действительно повезло: из дверей вышла София и медленно побрела к воротам.

Зина быстро шмыгнула за дом, украдкой наблюдая за девушкой. В отличие от своего кавалера, София шла медленно, тяжело дыша, лицо ее было искажено страданием, она то и дело прижимала к нему детские кулачки, которыми размазывала слезы. Вся ее фигура выражала глубокую скорбь. Зина подумала, что, судя по состоянию девушки, между ними произошло что-то очень серьезное, возможно, они расстались. В любом случае, это было бы закономерно – исходя из того, что Зина успела увидеть.

София поднялась к Манежной, вошла в переулок и пошла вверх, поднимаясь к городу. Зине только это и было надо. В сумке ее, на связке ключей от квартиры и кабинетов в институте, всегда было кое-что прикреплено – то, что ей удалось утаить, а человек, которому она должна была это вернуть, так ничего и не заметил.

Это была универсальная отмычка, которую когда-то, еще в прошлой жизни, Зина брала у следователя Матвеева, в числе других разных. Все остальное она вернула, причем специально занесла ему на работу, чтобы не говорить на личные темы, а вот одну отмычку, универсальную, подходящую ко всем дверям, оставила себе.

Внешне эта отмычка не привлекала внимания – она выглядела как самый обыкновенный ключ, разве что с несколько необычной резьбой. И только одна Зина знала, что это такое на самом деле.

Правда, Виктор, случайно взяв связку ключей Зины, удивился: что за ключ такой странный? Но она сказала, что это от институтской лаборатории. И Барг поверил ей.

Матвеев тоже не заметил пропажи отмычки – он был так расстроен приходом Зины и так пытался обелить себя в ее глазах, что не глядя бросил всю связку в ящик стола.

Но Зина тогда не дала ему говорить на личные темы, хотя и видела, как ему этого хочется. Следователь Матвеев навсегда оставался в той, другой жизни, с ним было покончено.

Таким образом у Крестовской сохранилась эта такая нужная вещь. Мешкать было нельзя. И Зина самым решительным образом вошла во двор, стараясь держаться уверенно, по опыту зная, что уверенность отсекает лишние вопросы и взгляды.

Однако прятаться было не от кого – двор был пуст. Единственный живой обитатель – черный кот, сидящий на ступеньке веранды, лишь слегка скосил на Зину ленивый зеленый глаз.

Она достала из сумочки связку ключей, нашла отмычку и принялась открывать дверь. Отмычка сработала идеально – старая дверь была оснащена таким же старым допотопным советским замком, а с такими справиться никакого труда не представляло. Крестовская распахнула дверь и вошла внутрь.

Она оказалась в узенькой прихожей веранды, одновременно выполнявшей роль кухни. По опыту своей работы на Слободке Зина знала, что во многих старых одесских квартирах вход идет через кухню, хотя это очень неудобно. Похоже, эта квартира не была исключением.

Внутри этой убогой пристройки стоял отвратительный запах гниющих объедков. Зина присмотрелась – единственное окно, выходившее во двор, прикрывала рваная грязная занавеска. Под окном стоял кухонный стол, заваленный грязной посудой и пустыми бутылками из-под вина, водки, пива. Тарелки и миски с остатками соуса и жира возвышались грудой. На некоторых уже развилась плесень.

Такая же картина была в жестяной раковине, притулившейся в углу. Судя по всему, хозяйкой София была не просто плохой, а ужасной, свидетельством тому было все, что Зина увидела.

В общем, не считая чудовищного беспорядка, ничего интересного в кухне не было. Внимательно все осмотрев и преодолев свою брезгливость, Зина вошла в единственную комнату квартиры.

Она была темной, без окон. Аккуратно, осторожно ступая, Зина двинулась вперед. Нащупав на стене выключатель, щелкнула им.

Под потолком ярко загорелся цветастый абажур, освещая убогую обстановку. Большая незастеленная кровать, грязные простыни, подушки в пятнах, одеяла с вырванными клочьями, драные полотенца… На полу разбросаны носильные вещи, тоже явно не первой свежести…

Посередине комнаты стоял стол, покрытый скатертью в жирных пятнах. На нем была уже знакомая Зине картина – гора грязной посуды, объедки, разложенные на газете, пустые бутылки из-под спиртного… В этот раз среди них преобладали из-под шампанского. Было очевидно, что дела у парня шли неплохо.

У стены стоял огромный трехстворчатый шкаф, напротив него – трюмо с зеркалом, засиженным мухами. С отвращением Зина увидела, что оно было уставлено не баночками с парфюмерией, а все теми же грязными тарелками и пустыми бутылками…

Крестовская заглянула в ящики трюмо – ничего интересного: вырезки из газет, мелочь, рваные носки без пары, носовые платки, пустой футляр из-под очков… Ничего, заслуживающего внимания.

Открыла шкаф – в нем висели в основном вещи Софии. И вот по ним было понятно, что парень ее достаточно щедр – там оказалось много новых модельных платьев, понятно, явно сшитых на заказ, стопкой возвышались коробки с обувью.

Вещи кавалера занимали только одну вешалку. Сразу было ясно, что в этой квартире он находится наездами.

С интересом и любопытством Крестовская открыла коробки из-под обуви. В первых трех были туфли с каблуком-стаканчиком, модные ботинки с меховыми отворотами, еще одни вечерние туфли из бархата. Четвертая коробка была заполнена упаковками фильдеперсовых чулок. Очевидно, София тайком приторговывала этим в женском туалете института. Контрабандные чулки явно были работой парня. Зина знала, что такие вещи стоят дорого и очень хорошо продаются.

А вот в пятой коробке ее ждал самый настоящий сюрприз. Там лежала толстая пачка банкнот. От вида ее у Зины просто округлились глаза, она никогда не видела столько денег, кроме того, там была еще небольшая жестяная коробочка с плотно закрывающейся крышкой.

Взяв коробочку в руки, Крестовская почувствовала, как внутри нее что-то затрещало, покатилось. Похоже, там были или монеты, или камни. Не в силах сдержать любопытства, Зина стала открывать коробочку.

Когда же ей удалось снять крышку и рассмотреть содержимое, она просто застыла на месте, не способная ни двигаться, ни соображать.

В коробочке находились отполированные человеческие кости, явно пальцев рук. Происхождение этих страшных вещей нельзя было спутать ни с чем.

Застыв, Зина молча смотрела и смотрела внутрь коробки, пытаясь понять, что же это такое. Эти кости как две капли воды были похожи на те, что были на амулете – брелоке, который был у Софии. Судя по их состоянию, они были смочены каким-то специальным раствором и отполированы. Как профессионал Зина даже ощущала тонкий и едва уловимый аромат дезинфектора и медицинского раствора.

Эта находка выглядела просто отвратительно. Наконец придя в себя, Зина аккуратно достала две кости и, завернув их в носовой платок, спрятала в свою сумку. Закрыла плотно коробку, вернула ее на место, в коробку из-под обуви. Оглядевшись еще раз, Крестовская поняла, что больше ничего интересного в квартире нет. Но про себя Зина отметила еще один необычный момент: нигде она не обнаружила документов, никаких, ни парня, ни Софии, ни фальшивых, ни настоящих. Это означало, что их или вообще не было, или они носили их с собой, явно не доверяя этому ненадежному убежищу.

В таком случае почему доверяли человеческие кости? Ведь они были гораздо страшнее всех фальшивых документов вместе взятых. Зина терялась в догадках. Тут было над чем поломать голову.

Потушив свет, она поспешила покинуть эту неопрятную и страшную квартиру.

* * *

– Ты хорошо себя чувствуешь? – Виктор заботливо попытался положить руку Зине на лоб.

Но вместо приятного чувства радости от проявленной заботы она вдруг испытала бесконечное раздражение. Это было большим недостатком совместной жизни – у нее не было времени остаться наедине с собой, все ее чувства и мысли оказывались на виду. И ее страшно раздражала эта необходимость постоянно скрывать свои мысли. Потому что точно знала – Виктор их не одобрит.

– Нет, все в порядке, – она раздраженно уклонилась от его руки и повесила пальто на вешалку. – Устала просто. Замена… была…

– Вид у тебя и вправду уставший, – Барг не спускал с нее пристального взгляда, – и немного растерянный. Не хочешь рассказать?

Крестовская в который раз только диву далась такой проницательности. Откуда он может знать? Умеет так пристально читать ее мысли?

На мгновение ей вдруг захотелось рассказать ему все – и о слежке, и о страшной комнате, и уж тем более – о своей находке… Было интересно, что скажет Виктор, какие у него соображения на этот счет. Как было бы здорово: заварить чай, включить уютную лампу и говорить, бесконечно говорить вдвоем, обсуждая все детали! И знать, что Виктор ее не осудит – просто не сможет осудить.

Но… Барг был не тем человеком, с которым можно было поделиться всеми деталями этой истории. Он бы ее не понял. Она это точно знала и поэтому прикусила язык. Но от этого вдруг почувствовала страшное раздражение, как будто обманула саму себя. А необходимость носить маску без возможности потерять над собой контроль хоть на 10 минут вновь придавила ее чугунным, страшным грузом.

Зина передернула плечами и села к столу.

– Не о чем говорить. Все хорошо, – бросила.

Ужин был готов. В последнее время Виктор делал это все чаще. Но еда казалась Зине безвкусной, как будто она жует бумагу. А у свежезаваренного чая не было ни вкуса, ни аромата.