– Значит, снова убийство. Видишь, люди не исчезают! Их убивают. Причем убивают ради какой-то определенной цели. Скажи, вдова могла быть знакома со стариками?
– Я… не знаю. Об этом никто не говорил.
– Но если предположить теоретически? К примеру, старики могли взять деньги в долг у вдовы. Ведь многие же знали, что она одалживает деньги под процент?
– Ну… да. Так могло быть.
– Вот и первая ниточка. Могло быть какое-то обстоятельство, которое объединило этих людей. Значит, и в случае вдовы нет никакого исчезновения. Это убийство. Так кто же первым сказал про исчезновение людей? Вспоминай! Это может быть важно.
– Священник, – София вдруг вскинула на Зину ясные, но встревоженные глаза, – наш священник на воскресной проповеди! У нас ведь не так, как здесь, у вас, в городе. У нас по воскресеньям всем селом ходят в церковь. Сначала служба, а потом священник говорит. Вот он и сказал…
– Что именно? Вспоминай, вспоминай!..
– Да меня в тот день не было… Я в церковь тогда не пошла. С родителями поссорилась, – вздохнула София.
– Из-за парня?
– Да. Он им не нравился, потому, что соседка маме сказала, что он с разными девушками встречается. Еще с двумя, кроме меня. Одна у нас, другая – в соседнем селе…
– А тебе это нравилось? – Зина усмехнулась, но тут же согнала с лица ухмылку – все же это выглядело слишком жестоко.
София промолчала. Было видно, что она переживает и этот вопрос ей не нравится.
– Кто рассказал тебе о проповеди? – поняв это, Зина быстро перевела разговор – говорить на эту тему не имело никакого смысла.
– Мать и рассказала, вечером, за ужином, – вспоминала София, – да как-то тревожно так рассказала… Мол, священник сказал, что люди исчезают потому, что их Бог наказал. За грехи, за то, что подлизывались к волкам в овечьей шкуре… Посланным за грехи…
– Про кого это он так?
– Про румын. У нас все знали, что священник на стороне красных. Он всегда открыто говорил, что зря мы пустили на наши земли румын, мол, навлекли проклятие предков, а дружить надо было с советами, они за людей… И все такое…
– Почему же румыны не арестовали вашего священника?
– Да не посмели. У нас в селе его любили все. Если б его кто тронул – такое бы поднялось! А он всегда так говорил… И люди к нему прислушивались.
– Значит, именно священник сказал, что это не убийства, а исчезновение… – Зина задумалась. – Интересно… И что, никто из жителей даже не заметил этого странного противоречия?
– Так у нас же люди простые, – пожала плечами София, – им говорят – они верят.
– А кто сотрудничал с румынами? – продолжала допытываться Крестовская.
– Да многие из села. Кстати, и старики пропавшие тоже – они им овощи продавали. И вдова, которая всему румынскому начальству давала деньги в долг. Все так и поняли, про кого священник сказал, – про стариков и Розмару. Мол, навлекли на себя гнев своими грехами.
Зина задумалась. Священник, пользующийся авторитетом в селе и уговаривающий местных, темных крестьян не сотрудничать с румынами, а надеяться на приход красных, – все это очень напоминало методы Бершадова. Зина даже и не сомневалась, что священник – агент НКВД.
О том, что СССР мечтает вернуть Бессарабию, забрать эти земли у Румынии, знали абсолютно все, кто хоть что-то понимал в политике, а Зина начала неплохо в ней разбираться – в силу обстоятельств, в которых оказалась.
Раз СССР так заинтересован в землях вдоль Днестра, значит, этим вопросом занимается внешняя разведка, и на подконтрольных Румынии территориях работает огромное количество агентов, подготовленных ведомством Бершадова. Уже ясно, что священник – один из таких.
Но почему большевики велели ему сделать акцент именно на исчезновении людей, а не на жестоких убийствах? Что за этим кроется? Убийства, с точки зрения пропаганды, выглядели намного, так сказать, привлекательнее: в них с легкостью можно было обвинить румын. Так почему он этим не воспользовался?
– Как звали священника? – спросила Зина.
– Отец Григорий.
– Русский? – удивилась она.
– Ну да, русское православие. У нас все жители ходят в православную церковь. А румыны хотели, чтобы ходили в костел. Но никто не пошел.
– Отец Григорий, – раздельно повторила Крестовская.
Однозначно агент Бершадова, иначе просто быть не может! Интересно, интересно!.. Зина задумчиво уставилась в окно, не замечая, что день клонится к вечеру, а с девчонкой в столовой она сидит уже несколько часов.
Ей была действительно интересна история, рассказанная Софией. Мысли, работая логично и четко, текли в определенном направлении. Крестовская старательно обдумывала все, что услышала, а здесь действительно было над чем подумать.
В какой-то момент Зина неожиданно впервые поймала себя на том, что ей больше не скучно жить! Жизнь снова заиграла новыми красками, а кровь заструилась в венах. Не имея возможности посмотреть на себя в зеркало, она могла поспорить на что угодно, что у нее даже появился румянец на щеках!
Эта абсолютная неожиданность такого непредсказуемого возвращения к жизни просто повергла ее в шок!
Зина чувствовала, реально ощущала вкус жизни, горячей, как обжигающий чай в морозную ночь, пьянящей, как хороший коньяк. Как же ей не хватало всего этого – бесконечные месяцы тоски, какая-то тягомотина, когда Зина совсем не понимала, как и чем себя занять, а дни ложились под ноги сплошной серой массой…
А тут ей захотелось жить, захотелось думать, действовать, погрузиться в опасность, узнать то, о чем пока не знает никто, почувствовать вкус пьянящего вина жизни вместо жидкого кефира будней…
После всего, что Крестовская пережила, обычная жизнь была больше не для нее. А тут появилась реальная, настоящая загадка! И все это совершенно случайно.
Подумать только – не обрати она внимания на эту девчонку, ничего бы и не было! Зина содрогнулась от этой мысли. Ей так не хватало расследований, логический загадок! А здесь есть шанс. И Зина чувствовала себя счастливой, невероятно счастливой!
И не собиралась отказываться от этого счастья.
– Сделаем так, – она приняла решение мгновенно, так, как поступала всегда, – я дам тебе денег, какое-то время ты продержишься. А помимо этого, постараюсь сделать так, чтобы даже по своим фальшивым документам ты получила стипендию. Я решу этот вопрос в деканате. Ты ведь учишься на стипендию?
– Конечно, но вам не надо, я не возьму… – слабо запротестовала девушка.
– Возьмешь. В твоей ситуации деньги – это оружие. Ты должна выжить, – жестко сказала Зина, – поэтому ты будешь держаться, и мы станем выжидать. А вот через пару дней…
– Что через пару дней?
– Если твой парень не объявится, мы наведаемся к нему в ту комнату, которую он снимает на Бугаевке.
– А если объявится?
– Если объявится, ты спокойно, как ни в чем не бывало, будешь с ним встречаться и ни словом не обмолвишься о том, о чем рассказала мне. Ты поняла? Только так ты сможешь его спасти! Ведь он жертва номер один, которую со дня на день могут добавить к этим убийствам.
– Я поняла, я сделаю все так, как вы скажете, клянусь вам… – залепетала София, и Зина усмехнулась – она и не сомневалась, что та все сделает именно так, как было велено. Слишком уж хотелось ей вытащить парня из беды, несмотря на то что он был бабник и сволочь.
Зина прекрасно понимала Софию: большинство женщин были подвержены именно этой болезни. К сожалению, женский организм устроен именно таким образом, и Крестовская знала это лучше, чем кто-либо другой: любовь просто отключает мозги, сколько их там есть.
– Так вот – через пять дней… – Зина сделала паузу, пристально глядя в глаза Софии, – как я сказала, мы все-таки наведаемся в комнату, которую снимает твой парень.