Депрессия

– Лена. Как я вас поймал, сам не ожидал. Хотите подвезу до самого дома. Я сегодня свободен и на машине. А то такую лисичку обязательно поймает какой-нибудь охотник.

Игорь стоял прямо перед Еленой, на его полноватой фигуре шикарно смотрелся легкий спортивный костюм, тёмные очки он сдвинул на лоб, и теперь его светлые зелёные глаза смотрели растерянно. Но это явно от яркого солнца, потому что растерянно он себя не вёл. Не дожидаясь согласия Елены, он крепко подхватил её под руку и уже через минуту они втолклись было в МКАДовскую пробку, но Игорь совершил какой-то хитрый маневр, удачно съехал на дублер, и понеслись по какой-то деревне, колченого подпрыгивая на ухабах. А потом случился провал во времени и пространстве, вокруг машины, остановившейся на лесной просеке, толпились оживающие деревья, в окна заглядывали зелёные ветки и обнаглевшие лесные птицы, сверху опрокидывалось темнеющее небо, а Елена лежала на спине на опрокинутом сиденье и лениво думала, что отводить от себя эти сильные, наглые руки ей совершенно не хочется.

Глава 6

Игорь спал беспокойно и жутко храпел. Елена даже не представляла, что человек может издавать такой звук, от которого звенело не только в ушах, но и в буфете – дрожали новые изысканные фужеры, богемского стекла, на тонкой высокой ножке, которые ей подарили на день рождения. Елена устроила шикарное застолье, оторвалась по полной, да так, как будто завтра собралась на эшафот. Пьяная в дым, она пошла в разнос, изумив нетипичным для строгой начальницы поведением онемевших сотрудников, танцевала танго на грани фола с директором, сверкая голыми бёдрами в полосках проглядывающих над ажурной резинкой чулок, орала караоке, забравшись на стул, размахивая бутылкой-микрофоном, с остервенением тpaxaлaсь на столе с Игорем в пустом, темном кабинете. А потом с таким же остервенением рыдала на крыше, в их тайной курилке, вся вспотев и трясясь от нахлынувшего чёрного отчаяния. Там и нашёл её Игорь, ослабевшую от слез, совершенно протрезвевшую, обалдевшую от десятка подряд выкуренных сигарет.

– Давай- ка, Лена, подъем. Собираем себя в кучку, идем на свежий воздух, очищаем легкие и вызываем такси. Я тебя отвезу. Вставай, солнышко.

Игорь поднял Елену, еле стоящую на ногах, достал душистый платок ("Надо же" , – пробилась мысль сквозь дурной туман в мозгах, – "Сто лет не видела настоящего платка у мужика. Вечно бумажные"), тщательно и аккуратно промокнул её мокрое лицо, стараясь не тереть, и, прикрывая собой от любопытных глаз, вывел во двор, накинул свою куртку на её голые плечи, и, развернув к себе лицом серьёзно и долго посмотрел в глаза.

– Тебе, Лена, плакать не надо. Причины нет. Ты не одна, я с тобой.

Елена всхлипнула, хотела наговорить гадостей, но передумала, села в такси и прижалась к теплому, сильному боку, вдруг успокоившись. А потом уснула, крепко и сладко, как в детстве и проснулась только, когда Игорь тихонько потряс её – приехали.

И вот теперь, чуть приоткрыв штору, впустив лёгкий, прозрачный утренний майский свет в комнату, она задумчиво рассматривала это совершенно чужое лицо с неприятно раскрытым, храпящим ртом. И она тестировала себя, как в фантастических фильмах тестируется сложное оборудование – тут так, а тут этак. И тест показывал абсолютный разлад в системах, внутри неё все сбоило, каратило, не работало.

* * *

Геннадий чуть оправился от потрясения, пришёл в себя, даже округлился, гладкая, румяная физиономия лоснилась и сияла, явно от дорогого лосьона, небольшая бородка “Д'Артаньян”, ухожено курчавилась. Он держался спокойно, даже вальяжно, что, впрочем, Елену не удивляло, Лиза уже написала ей, что папа встретил свою бывшую институтскую пассию, обремененную детьми и даже внуками, и скрасил её одиночество. Процедура развода прошла ненавязчиво, они обменялись напоследок пустыми взглядами и расстались, явно навсегда. Елена не понимала, что она чувствует. Наверное, так чувствует себя пустое, дырявое ведро – гулко и глупо. Вот только что было занято, носило воду, а теперь валяется в кладовке, чвакает, если его пнут ногой и не представляет, что будет дальше. Квартиры у неё нет, до развода с мужем она жила с ним, в квартире бабки, его матери, а жить со своими матерью и отцом – лучше удавиться. Значит снимать. И не думать о будущем. Совсем.

* * *

До зарплаты денег опять не хватило. Елена не умела жить, чётко распределяя финансы, спонтанные траты были её болезнью, а тут ещё аренда. Купив в маленьком магазинчике пакет кефира и батон, она пришла домой, поставила эту красоту в совершенно стерильный холодильник и очень четко осознала, что это все. Больше не копейки, а аванс через неделю. Вот как-то так. Откусив кусочек хлеба, она аккуратно налила половинку чашки кефира, тщательно собрала крошки и полезла в вотсап. Игорь молчал. Уже дней пять, как он уехал к больной матери, обещал писать каждый день, но пропал. И пустая строчка на экране давала Елене понять чётко и однозначно – она больше никому не нужна..

Глава 7

Телефон в ночи заорал так, как будто врезал наотмашь, и у Елены только начавшей засыпать, больно заколотилось сердце. Она подскочила, схватила его двумя руками, как сбесившуюся зверушку, хлопнула ладонью по клавише новенького ночника и подслеповато всмотрелась в экран. Радостное лицо Игоря в этот момент показалось Елене глуповатым и самодовольным, в голове пронеслось раздраженное "Какого", но она ткнула в зелёную трубочку, хрипло каркнув "Алло".

– Лена! Леночка! Ты меня слышишь? Я тут попал в ситуацию, застрял у друзей на даче, денег на телефоне осталось в обрез. Ты не можешь мне тыщонку кинуть, в долг. А то мне матери звонить надо, я тут ещё дня три погульбаню. Сделай, солнышко, пожалуйста.

Елена, отведя руку с телефоном подальше, ещё раз посмотрела на застывшую дурацкую физиономию, как будто не понимала, что от неё требуется. А когда поняла, то просто озверела. Схватила телефон, сжала с такой силой, что тот чуть не треснул, прошипела в трубку.

– Тыщонку тебе? Гульбанишь? Нет у меня денег, до зарплаты не дотянула. Мне жрать нечего, по полчашки кефира с горбушкой на ужин у меня, хорошо на работе кормят. А так бы сдохла. Только это всем до лампы. И тебе тоже. Сколько не звонил. А врал-то как красиво.

Елена не знала, зачем она это ему орёт, какое имеет право, что его с ней связывает, да ничего, кроме пары ночей. Но орала, аж захлебываясь, выплескивала свою обиду, страх, одиночество, как раньше на юге хозяйки выплескивали помои на улицу – хрясть, запарило, а через час и следа нет, так, какие-то мусоринки. Она так тоже хотела, но не получилось, помои бурлили и захлестывали её с головой. В какой-то момент ей показалось, что сейчас Игорь просто швырнет трубку, но он на удивление терпеливо её слушал, дождался, пока схлынет поток дури и аккуратно вклинился.

– Я понял, Лен. Почти все. Только вот одно не понял – про кефир и горбушку. У тебя, что, денег на еду нет?

Елена хотела проорать ещё что-то злобное, но всхлипнула и замолчала. А потом с силой ткнула в отбой, швырнула телефон в противоположный угол комнаты на кресло, сунула в уши беруши и накрыла голову подушкой.

Утро заглянуло сквозь плохо зашторенные окна, бросив противный мутный, дождливый свет на обои, и принесло с собой тошноту. Елена, не поняв толком, что с ней происходит, села было на кровати, но тут же снова легла, потому что так поехала в сторону голова, что удержаться она все равно бы не смогла. Все тело болело, вроде его поколотили палками, руки и ноги застыли от странного ледяного холода, а лицо, наоборот, горело, пылало и жгло. "Где-то, вроде, у меня был термометр, вот только где, хpeн его знает, наверное в ящике в стенке", – медленные мысли качались в вязком содержимом Лениной головы и благополучно тонули в ней, причем бесследно. Попытка встать и дойти до телефона удалась, но номер был заблокирован, и Елена села прямо там, где стояла, на пол у кресла и, стянув с него покрывало, закуталась. Потом, почувствовав от его синтетического тепла странное облегчение, она свернулась комочком и уснула прямо на полу.

– Елена Владимировна, а, Елена Владимировна. Вы как? Давайте я вам встать помогу.

Елена кое-как разлепила слипшиеся веки и сквозь туман тупо разглядывала большого Мишку (так между собой втихаря называли самого известного на фабрике аппаратчика фасмашины, вальяжного, юморного, под два метра ростом, с фигурой размером и формой с хороший шкаф). Температура, видно, шпарила, поэтому появление Мишки в её закрытой квартире большого удивления не вызвало, ну появился, значит так надо. Елена жестом принцессы – Симоновой из "Обыкновенного чуда" подала ему руку, преодолевая головокружение села на кровать и послушно сунула под мышку протянутый здоровенной лапой термометр.

– Ого. Не хило так. Сейчас чай с мёдом пить будем, только в магаз сбегаю. Ведите себя хорошо.

Часа через полтора – два, Елена чувствовала себя уже почти человеком, правда мокрым, как мышь после трех чашек чая с мёдом и парацетамола. И уже легко воспринимала информацию. О том, что Игорь поднял по гудку своих аппаратчиков, узнав об её плачевном состоянии, организовал усиленное питание Елены, а когда большой Мишка сообщил ему об ее болезни, составил график дежурств, и завтра по графику должен приехать бригадир Василий Сергеевич.

– Нет, Миш. Никого не надо, просто позванивай. А за деньги спасибо, я в зарплату отдам

Мишка поморщился круглым курносым носом, придавил бумажки сахарницей, встал

– Всё долги Игорю вернёшь. Мне ничо не надо. Ладно, я побежал, смена моя. Не хворай. Продукт в холодильнике, на три дня хватит. На сквозняке не сиди, холодного не пей. Счастливо.

Вечером, почти придя в себя, Елена набрала номер Игоря. Но долгие длинные гудки отдавались в её ослабевшей голове звонким эхом.

Глава 8

"Одиночество засасывает, как болото". Эта фраза уже третий день крутилась у Елены в голове, то звенела неприятно в ушах, так бывает, перед резкой смены погоды, то бухала тупо, то шептала заговорщически. Елена свыклась с ней, она превратилась в привычный фон , она стала её лучшей подружкой и примирила с этой новой жизнью. А жизнь стала такой – работа-одинокий вечер-работа-одинокие выходные. Нет, она ходила, конечно, во всякие музеи, пару раз сходила в театр, подолгу бродила по центру, сидела в кафе. Но подружка не отпускала её нигде, и все, что она делала казалось ненастоящим, надуманным, натужным. Ну не нужен был ей, одинокой, этот шикарный, помпезный зал Большого, эта грандиозная опера, ещё совсем недавно вызывающая восторг. И на выставке Врубеля в гулких залах Третьяковки от каждого странного, румяного, топором рубленого лица веяло этим словом, да так, что тоска сдавливала сердце тяжело и душно. Елена понимала, что это психика, что с этим ей просто необходимо вести непримиримую борьбу, но она ничего не могла с собой поделать. И выходила куда – то все реже, чаще оставалась дома, бродила по квартире распустехой, и даже, выходя в магазин во дворе особенно не заморачивалась. Стягивала растрепанные рыжие волосы в косую фигу, совала ноги в шлепки и прямо в домашней одежде шлепала вниз.

Но вот сегодняшнее воскресное утро что-то изменило в Лениной совсем угасшей душе. Оно было особенным – ярким, солнечным, свежим, чудесным. Остренький, обжигающий прохладой ветерок теребил новые, наглаженные вчера занавески, ромашки в вазе на подоконнике чуть подрагивали головками, как будто переговаривались, тело после душа просто обволакивало свежестью, и Елена, накрутив волосы на огромные, тяжёлые термобигуди с удовольствием выпила кофе со сливками, слопала припасенный со вчерашнего ужина в театральном буфете шоколадный кекс и, неожиданно для себя, нарисовала себе такое лицо, что голливудские дивы отдыхают. Расчесала редким гребне получившиеся рыжие волны, влезла в узкое, на удивление стройнящее её мутно-зелёное платье, впрыгнула в туфли на шпильке, и, перекинув через плечо тоненький ремешок старенькой, но любимой сумочки, вышла во двор.

– Вы здесь новенькая? В смысле, новый жилец, вернее как это, жилица в нашем доме? Я вас не видел раньше, хотя всех здесь знаю. Давайте знакомиться?

Мужик, стоящий сзади был красив. Похож на Ричарда Гира в его шикарный полтинник, правда местного разлива. Он с лёгкой усмешкой нагло рассматривал Елену, поигрывал собачьим поводком, хозяйка которого, чёрная такса с хитрой мордой, носилась кругами по заплеванному асфальту двора. Елена хотела было гордо пройти мимо, но какой то чёртик выпрыгнул из неё, как из коробочки, заставил её остановится и улыбнуться.

– Здравствуйте. Я уже тут давно, несколько месяцев. На работе только все время.

Мужик подошёл ближе, и, покопавшись в новом цветастом пакете, протянул ей огромное, красное яблоко.

– Ешь. Оно немытое, но из маминого сада. Она не брызгает ничем. Ты вечером свободна?

Елена даже не удивилась наглости мужика, кивнула

– Вас как зовут, хоть?

– Сергей.

Он неуверенно протянул руку, как будто боялся, что Елена его укусит. Елена, продолжая удивляться себе, чуть пожала тёплые пальцы.

– Я Елена.

До вечера Елена прыгала, как заяц – салон, ногти, новое белье, дорогой освежитель для туалета, убраться, спечь шарлотку. Она не понимала, что ее так разобрало, наверное ее новая подружка "Одиночество – болото" была очень убедительна и достучалась. Уже темнело, когда квартира, наконец, засияла, запах одуряюще из духовки пирог, а из зеркала на Елену посмотрела ухоженная, но совершенно обалдевшая дама с красными от усталости и ажиотажа глазами. Дама плюхнулась в кресло около импровизированного туалетного столика и подумала: "Что подумает этот Ален Делон при виде её убогой обстановки? Наверное, ничего хорошего…". Чтоб не так было стыдно, Лена судорожно потерла ещё одну найденную пылинку, налила себе наливочки на палец в рюмку, потом передумала и накапала валерьянки. До прихода гостя оставалось ещё полчаса, она уже была готова позвонить и наврать чего-нибудь, чтобы все отменить, как в дверь позвонили.

– Вот черт. Ещё и на полчаса раньше, дундук невоспитанный. А если бы я в душе была?

Елена открыла дверь, скроив недовольную гримасу. На пороге стоял Игорь…

Глава 9

– Привет, солнце. Сам не ожидал от себя, что прямо с вокзала рвану к тебе. Не против?

Игорь похорошел, похудел и даже помолодел в своём отпуске, смотрел весело и восхищенно, но у Елены почему-то возникла обратная реакция – раздражение. Она вообще заметила, что Игорь у неё в душе вызывает противоречивые эмоции – раздражающе острые, скорее неприятные даже. А ещё он возмущал в её теле бурю, совершенно несвойственную ее натуре, и буря эта была сладкой, стыдной и жутко неприличной. Прямо вот вцепилась бы сейчас, как кошка, прыгнула бы на это здоровенное тулово, обвила бы ногами мощные бедра и заверещала бы от восторга, срываясь в визг. Елена судорожно глотнула, спрятала глаза, чтобы он не прочитал в них это безобразие, буркнула.

– Вообще, надо предупреждать. У меня своя жизнь может быть? Или я вечно ждать тебя должна, как Ярославна? Знаешь, не готова.