Бегство

– Ага. Это я. Он меня к этому времени уже ненавидел. Да, в общем, и было за что. Я вразнос пошла, творила такое… он меня в этот дом призрения и определил. Три года я здесь проторчала. А потом меня выписали.

Катарина слушала по-прежнему молча. Ладно бы это она сейчас читала в затейливом романе, ещё можно было бы перетерпеть такую чушь, но слышать это от привидения… Это уж слишком. Наконец, она разлепила губы, спросила

– И что? Тебя выпустили? Домой?

Женька кивнула. В её хитреньких глазах мелькнула маленькая свинцовая тучка печали, чуть затуманила ясный светлый взгляд и тут же пропала.

– Выпустили. Он там бабу уже новую завел себе, перед моим приходом пришлось ему её выпереть. Так он так озверел, видеть меня не мог. Ну, и мне намекнули, человек один верный предупредил, что он меня на тот свет задумал отправить. Я ведь в той комнате жила, которая у кабинета твоего любимого. Впрочем, кабинет, кабинетом не был, там что-то типа маленькой гостиной было, для моих знакомых, подружек. Мой не любил и их тоже.

Женька вытерла слезу, закипевшую в углу глаза, чуть вздохнула, всхлипнула.

– Ну, я и решила – я сама. Самой не так страшно, знаешь, чего ждать. Таблеток накупила, в лес ушла, села на пенёк, сижу, как дура. Там место такое чудное, вроде лес обрывается, как будто его трактором свалили, и вниз обрыв идёт, а внизу река. Причём такая, как в нашем детстве была, помнишь? Темно-фиолетовая такая вода, теплая, тихая.  А в одном месте, прямо над обрывом воздух, как будто разрежен, как будто разбавили его серой перламутровой прозрачной краской, рябит он, дрожит слегка. Ну, я встала, поближе подошла, а потом раз – и бросилась в эту дыру, как будто меня толкнули.  Женька выдохнула, внимательно посмотрела на Катарину, улыбнулась.

– Ладно. Отдыхай. Я завтра приду.

И подошла к окну, открыла створку, исчезла, как будто растворилась в темном небе.

Глава 8.  Вдова Клико

– Кликуню пила? Кликушу, Клекушку… только не говори, что не любишь. Её все любят.

Катарина лениво приоткрыла глаза, она уже неделю лежала вот так, пластом, с трудом вставая только на процедуры, которые стали нечастыми. Ей не то, что активничать, общаться, ходить на какие-то там кружки по интересам, ей даже мыться было лень, вставать на завтрак и то не хотелось. Правда, надо сказать её никто и не заставлял особо, она как-то враз стала прозрачной, этакой ненужной вазой, которую иногда надо взять, протереть, да и поставить на место. Можно задвинуть куда – нибудь подальше, а и разобьешь – ничего страшного, пустая вещь. Вот эта жуть – осознание себя ненужной вещью, старой, использованной, списанной за ненадобностью, а ещё дикое, оглушающее, бесконечное одиночество легли свинцовым пластом на душу и тело Катарины, распластали его, придавили к кровати, лишили воли и почти отняли способность свободно дышать.

Она неохотно разлепила веки, прогнала сонный дурман, и сквозь туман неверного зрения разглядела гостя. Денис! Веселый плэйбой, сосед, неунывающий и непробиваемый, легко пропускающий через себя страшные токи местной терапии, он все время выскакивал, как чертик из коробочки, и с его появлением немного приподнималась черная завеса нынешнего мира Катарины, и как будто выглядывало солнышко.

– Да ты тут совсем размякла. Ну-ка вставай, вставай, вставай, нечего матрас среди дня давить. Попа станет толстая, мужики любить не будут. Где тут у тебя бокальчики?

Катарина не успела опомниться, как уже сидела за накрытым журнальным столиком, смаковала плотное, тяжелое, как бархатные занавески, шампанское, и, сама не ожидая от себя, рассказывала Денису все, как на духу, и про свою неудавшуюся жизнь, и про свое детство, и даже про Женьку, свой постоянный глюк, явно появившийся от передозировки лекарств. Денис слушал внимательно, не отводя от Катарины пронзительных глаз, вкусно прихлебывая шампанское и закидывая в рот то орешек, то финик, то кусочек шоколада.

Наконец, Катарина выговорилась, всхлипнула, залпом допила вино, глянула на Дениса, но тут же отвела взгляд. Денис аккуратно взял её за подбородок, коснулся губами кончика мокрого от нечаянных слез носа.

– Подумаешь… Удивила. Подружка у неё привидение. Залечили тут её насмерть. Обидели девочку. Хотя аборт, это, конечно, беспредел… Впрочем, тут всех ломают, поддашься – пиши пропало. Нос пистолетом надо держать, или что там.  Все держи пистолетом. Глянь сюда.

Денис наклонил голову, приподнял и развёл, скорее разгреб свои шикарные пряди, там по нежной коже струился ручейком почти незаметный, тонкий шрам, зловещий и пугающий, похожий на заблудившуюся змею.

– Копались, cyКи. Эскулапы хреновы. У меня братья, знаешь, гаденыши, куда твоему мужу, дитё он по сравнению с ними. Сюда меня уж лет пять, как запялили. За наследство боролись, богатыри. Да и хрен с ними.

Денис разогнулся, зацепил волосы в хвост, и Катарине показалось, что он на секунду потерял свой оптимизм. Но в его глазах быстро разбежались собравшиеся тучи и снова посветлело.

– Если соберёшься бежать, бери меня. Тоже все обрыдло, да и кровь во мне цыганская есть, свободы просит. Давай допьем, а то эта кобыла Раиса пронюхает и стукнет. А завтра я ещё принесу, расскажу тебе о своем детстве.   А ты с утра встанешь, умоешься, позавтракаешь и мы с тобой пойдём в сад. Иез?

Катарина кивнула. Ей вдруг захотелось подчиняться этому мужику.  Тем более, что – то такое он ей внушал, память какую-то пробуждал глубинную – запах степного ветра, синь неба, речной простор.

…

Утро было ясным и радостным, в окно вовсю рвались солнечные зайчики, они прыгали по стене, кровати, щекотали нос и щеки. Катарина забытым уже было, упругим движением вскочила, быстро привела себя в порядок, выпила кофе с круассаном, накрасила глаза. Кто-то заменил у неё внутри тоску на щенячий восторг, ну точно, это проделки лукавой мадам Клико. Она уже было собралась выйти, наверняка её уже ждал Денис, но дверь в палату открылась нараспашку, как будто её толкнули ногой, и на пороге появился небольшой, очень похожий на кучера Золушкиной кареты, которого фея сотворила из крысы, носатый человечек. Он процокал каблуками модных ботинок по сияющей плитке пола к окну, и Катарине показалось, что между полами его дорогого вальяжного пальто мелькнул длинный, тощий серый хвост.

– Здравствуйте, дорогая. Меня зовут Евгений Исаакович, я юрист вашего супруга. У меня несколько щекотливое дельце, но такова жизнь, такова жизнь.

Евгений Исаакович, очень ловко шуруя когтистыми лапками подвинул столик к кровати, разложил бумаги, вытащил красивую ручку, сверкающую золотыми вставками в чёрном агате, аккуратно уложил диктофон, ноутбук, включил крошечную камеру, короче навёл на Катарину все, что мог навести, уселся худой задницей на стул и уставился прямо в глаза.

– Там заявление о разводе, ваш брачный контракт, договор о вашем пожизненном содержании, договор с клиникой о лечении, перечень собственности, которая перейдёт в ваше вечное владение. Очень выгодно, милая Катаринушка, все для вас очень выгодно. Не будьте дурой, подпишите. Редкая удача так выйти из этой ситуации.

Катарина перебирала бумаги. Ей было лень читать, лень думать. Она смотрела, как бегают тараканьи глазки юриста, как шевелится его длинный нос и крючатся корявые пальцы на атласных бумажных листах.

Потом взяла ручку и все подписала.

Глава 9. Отьезд

– Здравствуй, Катя. Я смотрю ты получшала, выглядишь неплохо, даже помолодела. Я рад, я рад… Так что тебе обижаться не на что, я и так сделал для тебя все что мог. Спасибо, что без истерик подписала документы.

Катарина чуть не   поперхнулась ореховой трубочкой, ломкое, хрусткое пирожное сыграло злую шутку, ей пришлось выскочить в ванную и долго приходить в себя, откашливать предательскую крошку, вытирать слезы, надевать спокойную маску на воспаленное от злости лицо. Наконец, она собралась с силами, собрала всю волю в кучу и вышла к мужу, сжавшись внутри так, что где-то вдоль позвоночника зазвенела натянутая струна.

Муж сидел на стуле, выпятив располневший живот, утопив маленький, круглый подбородок в короткую толстую шею, постукивал костяшками пальцев по столу явно в нетерпении. Скользнув по бывшей жене взглядом, он налил себе воды из графина, залпом выпил. Катарина, вдруг почувствовав, как с немым грохотом рушится ее натужное спокойствие, фурией пронеслась  по палате, вышибла из рук растерявшегося мужа стакан, швырнула его в окно, но особое стекло отбило подачу, как волейбольная сетка мяч. Тогда она схватила графин, шарахнула его об стенку, и с этим страшным обломком двинулись было на мужа, но как будто из воздуха материализовалась Раиса, согнутой в локте рукой железным захватом сдавила Катарине шею  и бросила ее на кровать. Сама села рядом, придавила мощным бедром, прошипела беззлобно

– Сиди, дура. Пока тебя не обездвижили, как лягушку в ванночке. Слушай, что мужчина говорит.

Муж встал, поправил смятое от испуга лицо, подошёл поближе, раздельно отчеканил.

– Правильно я тебя, идиотку, в санаторий для умалишенных пожизненно определил. Что б тобой даже не воняло. А то она ребёнка мне рожать собралась. Алкоголичка cpaная. Тьху.

Он плюнул прямо Катарине в лицо, она рванулась, но Раиса напружинила длань, и сдвинуться не удалось даже на сантиметр. И, кусая губы, она молча смотрела, как муж складывает в папку подписанные бумаги, топчется на пороге, потом делает шаг вперёд, тычет в воздух коротким толстым пальцем и визгливо орёт

– Навечно!!! Ты там навечно!!! Не выйдешь никогда, гадина. Вот тебе недвижимость!!!

Он сунул в уплотнившийся от злобы воздух острый кукиш и выскочил из палаты.

Раиса разжала свои тиски, отодвинулась, вздохнула.

– Ну что ты дергаешься, в самом деле?  Все же подписала сама, согласие на длительное лечение, на санаторий этот, на опекуна. Там, кстати, очень неплохо в этом санатории, территория огромная, броди – не хочу. Свобода. Не то что здесь. Давай-ка, собирайся.  Завтра повезут. И сопли подотри, твой Идальго тоже туда поедет.

…

Луна пробивала толстый слой туч острым клинком света, шарила по стенам, подбиралась к подушке, грозя ослепить. Катарина не могла уснуть, несмотря на увеличенную дозу разноцветных шайбочек, выданных ей на ночь. Голова у неё была ясной и светлой, такого ощущения она не испытывала давно. Единственное, что вызывало сомнение в собственной нормальности у неё самой, так это тоненькая фигурка Женьки, примостившейся на подоконнике.

– Катьк, ты туда езжай спокойно. Во-первых, я с тобой. Во-вторых – там есть переход, захочешь, я помогу. В-третьих – с тобой поедет этот твой полуцыган. Ты, кстати, его узнала?

Катарина села, удобно устроившись в подушках, помотала головой.

– Нет? Ну и ладно. Потом узнаешь. Давай, спи, а то будешь, как клуша завтра, дорога-то неблизкая.

Женька открыла окно, прыгнула вниз, Катарина даже не удивилась, она уже привыкла к таким выкрутасам подружки. Она повернулась на бок, закрыла глаза, но уснуть опять не удалось. Дверь приоткрылась, впустив в черноту палаты не только приглушенный свет из коридора, но и длинную плечистую тень. Денис скинул уютный махровый халат и скользнул к Катарине под одеяло. И препятствовать этому ей совершенно не захотелось…

…

Салон самолёта, в который грузили с десяток соратников Катарины по несчастью был небольшим, элитным и очень уютным. Денис укутал свою соседку в пушистый плед, взял у тростинки-стюардессы огромную чашку капучино, вазочку с малюсенькими шоколадными пирожными и прикрыл женщину своей широкой спиной от навязчивых взглядов. Самолет набрал высоту и ровно, почти неслышно загудел, Катарина допила кофе, неожиданно для себя съела все пирожные, закрыла глаза и блаженно задремала. Проснулась она от того, что тёплые губы шекотнули нос – Денис, разбудив её разогнулся и во всей красе возвышался в проёме. Пара минут и самолёт сел.

Глава 10. Обрыв