Два поэта

И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть – на мой закат печальный
Блеснёт любовь улыбкою прощальной.

А пока, отмечая восьмую лицейскую годовщину, он ещё не догадывается, что жить ему осталось немногим более одиннадцати лет…

Ровно через одиннадцать лет он напишет последнее в своей жизни стихотворение на лицейскую годовщину, посвящённое двадцатипятилетию основания Лицея. Это стихотворение осталось незаконченным. Пушкин попытался прочитать его 19 октября 1836 года на собрании лицеистов у М. Л. Яковлева, но от волнения закончить чтение не смог. В этом стихотворении, как заметил исследователь стихов Пушкина, написанных к лицейским годовщинам, Л. Я. Левкович, "… подведение итогов жизни его поколения".

Была пора: наш праздник молодой
Сиял, шумел и розами венчался,
И с песнями бокалов звон мешался,
И тесною сидели мы толпой.
Тогда, душой беспечные невежды,
Мы жили все и легче и смелей,
Мы пили все за здравие надежды
И юности и всех ее затей.

Теперь не то: разгульный праздник наш
С приходом лет, как мы, перебесился,
Он присмирел, утих, остепенился,
Стал глуше звон его заздравных чаш;
Меж нами речь не так игриво льется.
Просторнее, грустнее мы сидим,
И реже смех средь песен раздается,
И чаще мы вздыхаем и молчим.

Всему пора: уж двадцать пятый раз
Мы празднуем лицея день заветный.
Прошли года чредою незаметной,
И как они переменили нас!
Недаром – нет! – промчалась четверть века!
Не сетуйте: таков судьбы закон;
Вращается весь мир вкруг человека, —
Ужель один недвижим будет он?

Припомните, о други, с той поры,
Когда наш круг судьбы соединили,
Чему, чему свидетели мы были!
Игралища таинственной игры,
Металися смущенные народы;
И высились и падали цари;
И кровь людей то Славы, то Свободы,
То Гордости багрила алтари.
Вы помните: когда возник лицей,
Как царь для нас открыл чертог царицын,
И мы пришли. И встретил нас Куницын
Приветствием меж царственных гостей, —
Тогда гроза двенадцатого года
Еще спала. Еще Наполеон
Не испытал великого народа —
Еще грозил и колебался он.

Вы помните: текла за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,
Завидуя тому, кто умирать
Шел мимо нас… и племена сразились,
Русь обняла кичливого врага,
И заревом московским озарились
Его полкам готовые снега.

Вы помните, как наш Агамемнон
Из пленного Парижа к нам примчался.
Какой восторг тогда [пред ним] раздался!
Как был велик, как был прекрасен он,
Народов друг, спаситель их свободы!
Вы помните – как оживились вдруг
Сии сады, сии живые воды,
Где проводил он славный свой досуг.

И нет его – и Русь оставил он,
Взнесенну им над миром изумленным,
И на скале изгнанником забвенным,
Всему чужой, угас Наполеон.
И новый царь, суровый и могучий,
На рубеже Европы бодро стал,
[И над землей] сошлися новы тучи,
И ураган их………………………

Незаконченное стихотворение… Прерванное чтение… Прерванная жизнь…

И снова Михайловское. Пылающий камин. Вино. Но что-то неуловимо изменилось. Изменился сам Пушкин, его настроение, его мироощущение. Под воздействием стихов изменился окружающий мир.

"Зимний вечер", "Зимняя дорога", "Бесы»

Рассмотрим три стихотворения, написанные поэтом в разные годы. Известный пушкинист Д. Д. Благой включает их в "некий зимний цикл". "Наряду с «Бесами», – пишет он, – в этот цикл входят ранее написанные стихотворения "Зимний вечер", "Зимняя дорога", "Зимнее утро"[8 - Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина (1826–1830). – М.: Советский писатель. – 1967. – С. 474.].

"Зимнее утро" по целому ряду причин, на наш взгляд, выходит за рамки этого цикла и поэтому не рассматривается в данной главе.

Все три стихотворения объединены изображением снежной бури; все три отражают (в большей или меньшей степени) трагические, тревожные, полные ожидания периоды в жизни Пушкина. Все три написаны четырехстопным хореем, "размером, который Пушкин считал наиболее подходящим для стихотворений, близких к фольклору" (Е. Эткинд)[9 - Эткинд Е. Г. Божественный глагол. – С. 307.].

ЗИМНИЙ ВЕЧЕР

Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,