Зоя, или На перекрестках судьбы

Шарко вышел и закрыв за собой дверь, пошел по длинному коридору знаменитого на весь мир и пожалуй самого таинственного здания со времен еще Берии.

– Чистоплюй этот Стас, не нравится он мне, сам-то наверняка посмотрит один. Нет, есть в нем что-то непонятное. Ну и черт с ним! – с этими мыслями Семен вошел в просмотровую.

Зимин тоже недолюбливал Семена, вернее скорее всего не самого Семена, а то, чем они с ним занимаются при помощи шантажа, запугивания и подкупа. Стас жил с матерью в однушке, а скоро новый, только что отстроенный дом сдадут в эксплуатацию и ему обещали квартиру… да он и сам завяз, – квартира, звание, пайки… и куда он пойдет со службы? Был бы жив отец, он бы поговорил с ним, но его убили, когда ему самому было всего 4 года, он и не помнит его совсем, а с мамой они редко говорят об отце. Мать так и не вышла замуж, всю жизнь посвятив сыну и своей больной матери, которая умерла несколько лет назад. Слаб все же человек, квартиру хочется, да и материального благополучия тоже и чем он отличается от низов этой пирамиды? Да ничем, все тоже самое…

Примерно через час вернулся Шарко, Зимину было неприятно смотреть на него и совсем не хотелось слушать подробности, не покидала мысль, что он соучастник подглядывания в замочную скважину или разглядывания чужого грязного белья. Но по долгу службы он должен будет посмотреть отснятый материал и Шарко знал об этом.

После рабочего дня Стас зашел в расположенный совсем рядом, впритык к зданию КГБ гастроном №40, знаменитый на всю Москву великолепным снабжением. Как бы ни было в СССР трудно с продуктами, в этом магазине всего было с избытком и отличного качества. Огромный по площади, имеющий множество автоматов с горячими пирожками и кофе, а также бутербродами с колбасой, все это и сейчас вызывает приступы искренней ностальгии, все вкусное и по очень недорогим ценам, ориентир был тогда один – рядовой труженик, строитель коммунизма. Хоть и скудна была жизнь этой категории людей, но она была все же стабильной, тарифы и цены на основные виды жизнедеятельности не менялись годами и десятилетиями. Очереди… вот очереди были настоящим бичом той поры. Отстояв свою очередь, Стас вышел из магазина и направился к входу метро, находящемся в здании центрального «Детского мира».

Мать Стаса – медсестра детской поликлиники, неподалеку от их дома, иногда просила сына покупать еду в центре города, качество продуктов, купленных в центре сильно отличалось от качества продуктов в их спальном районе Москвы.

Стас был хорошим сыном и старался как мог облегчить жизнь матери, которая всю жизнь ему посвятила. Тихая и скромная медсестра, не один десяток лет проработавшая в детской районной поликлинике, она желала своему единственному сыну счастья и благополучия, будучи еще нестарой, сорокасемилетней женщиной, она мечтала о том дне, когда ее Стас женится и подарит ей внуков. Валентине Афанасьевне очень нравилась соседка по лестничной площадке Вера Снегирева из квартиры напротив. Она проживала вдвоем со своей мамой Надеждой Николаевной, для которой Стас был почти родным, он вырос у нее на глазах. Обе матери мечтали, чтобы их дети поженились. Стасу Вера нравилась, но она была его школьная подруга, почти сестра, а ему хотелось встретить такую девушку, чтобы полюбить горячо, как в книгах.

Когда Стас вернулся после рабочего дня домой, матери не было дома, на столе была записка, что она немного задержится на работе.

– Наверняка взяла еще полставки, – подумал про себя Стас. Конечно, жить в однокомнатной квартире взрослому сыну вместе с матерью было очень неудобно, хорошо, что кухня у них приличная, десятиметровая, вот на кухне и спал Стас, там же стоял небольшой телевизор «Юность», черно-белый, который он смотрел, лежа на небольшом диванчике. А еще Стас любил читать, он читал все подряд то, что ему советовала библиотекарша в находящейся поблизости районной библиотеке.

Положив в холодильник принесенные продукты, Стас стал разогревать на плите приготовленный матерью ужин.

– Значит успела после работы забежать и приготовить еду. – подумал Стас, – наверное, пошла к кому-то домой делать уколы. Всю жизнь мать куда-то торопилась, то бабушку выхаживала, теперь пациентов поликлиники. —

Съев разогретый ужин и просмотрев, взятую из почтового ящика газету, Стас поймал себя на мысли, что из его головы никак не выходит дело студентки Зои Бурминой и Джона Уинстона. Конечно, ее пригласят на допрос, раз дело на нее попало к ним, заработал механизм делопроизводства и никуда от этого не деться. Девчонка-детдомовка, что у нее может быть общего с этим лощеным аристократом-дипломатом, вот это он и должен узнать от нее. А вдруг и правда, любовь? Любовь у которой нет шансов… И он должен попытаться вербовать ее, шантажировать компрометирующей видеопленкой… Стасу стало реально не по себе… Но деваться некуда, таковы правила игры, если не он, то это сделают другие, тот же Семка… у него нет по этому поводу никаких угрызений совести, сомнений…

– Нет, все же я не могу работать в этой системе, ни ради квартиры, ни ради пайков и карьерного роста.– Стас остро почувствовал прилив отвращения к своей работе. Завтра выходные, а в понедельник придется просматривать пленку и собирать все аргументы против этой девушки. Стас не был наивным новичком и почти за три года работы уже успел кое-что узнать и про сексотов в гостиницах, и про женщин легкого поведения, которые все были у них на крючке, все это уже стало почти аксиомой, но Зоя никак не попадала в эти рамки и с ней предстояло разобраться именно ему, лейтенанту КГБ Стасу Зимину.

Был серый день начала декабря, снег уже покрыл собой асфальт и обещал больше не растаять. Когда утром перед занятиями Зоя вышла из здания общежития ГИТИСа, к ней подошли двое мужчин в штатском и предъявив удостоверения сотрудников госбезопасности, тоном, не терпящим возражений, рекомендовали пройти к автомобилю, чтобы поехать на Лубянку. Зое ничего не оставалось делать, как подчиниться. Подспудно, в глубине души она догадалась, что это связано с ее и Джоном отношениями и рано или поздно должно было произойти. В машине она сидела на заднем сидении, а по обе от нее стороны сидели чекисты. Машина завелась и тронулась с места, а по улицам Москвы шли, спешащие по своим делам люди, еще необремененная пробками на дорогах, столица продолжала свою размеренную жизнь.

А вот и знаменитая Лубянка с огромным памятником Феликсу Дзержинскому в центре круглой площади, рядом здание центрального «Детского мира», в котором постоянно толпится народ и все больше приезжие.

Зоя в сопровождении одного из сотрудников вошла в кабинет. За столом сидел Семен Шарко, ожидавший ее, как долго сидевший в засаде охотник, который, наконец, увидел долгожданную добычу. Осталось только нажать на спусковой крючок и лань будет повержена. В глазах у Семена зажегся азартный огонек преследователя.

Предложив Зое присесть напротив его стола, он занял выжидательную позицию, всматриваясь в лицо девушки, стараясь разглядеть на нем следы растерянности и страха, но ничего подобного на лице Зои ему рассмотреть не удалось.

– Да, видать девчонка со стержнем, – подумал Семен, – ничего это даже еще интересней. —

Семен начал «валить жертву» без предисловий.

– Гражданка Бурмина Изольда Николаевна, нам стало известно, что вы находитесь в близких отношениях с иностранным подданным Джоном Уинстоном, все доказательства, компрометирующие вас, у нас имеются. Что вас связывает с дипломатом английского посольства?

Зоя, молчала. Она молчала весь день, все дежурство Семена Шарко, она не пила, не ела и лишь один раз ей позволили сходить в туалет.

– Повторяю еще раз свой вопрос, – повысил голос Шарко, – что вас связывает с иностранным гражданином Джоном Уинстоном? – в этот момент дверь кабинета открылась и в него вошел Стас Зимин, заступивший на ночное дежурство. Скользнув взглядом по Зое, он сел за свой стол.

Зоя молчала, а Шарко продолжал

– Имеющийся у нас материал указывает на то, что вы с Джоном Уинстоном состоите в любовных отношениях. Отпираться бесполезно, полюбуйтесь! – и он бросил перед Зоей пачку фотографий, переснятых и нарезанных с видеопленки. Я еще раз задаю вам вопрос, что между вами общего. Вы – студентка театрального института, мечтаете стать актрисой, мы можем помочь вам остаться в Москве, в столичном театре, но и вы помогите нам. Пусть ваш любовник будет добывать интересующую нас информацию, а вы, в свою очередь, будете передавать ее нам. Информация будет оплачиваться по мере своей ценности и оперативности. А иначе, гражданка Бурмина, мотать тебе срок за оказание интимных услуг с целью наживы, а проще за проституцию. И никакой карьеры, театра, аплодисментов, уж будь уверена… вот и показания на тебя имеются, что брала деньги, валюту, которую нашли у тебя в общежитии, зашитую в матрас на котором спишь. А любовника твоего депортируют, будь уверена. Так, что решай и ты не выйдешь отсюда пока не подпишешь эти бумаги. – И Шарко положил перед Зоей протокол дознания и заявление о добровольном сотрудничестве Бурминой Изольды Николаевны с органами госбезопасности.

Зоя сидела белая, как полотно и тихо промолвила

– Можете делать, что хотите, но я ничего подписывать не стану. —

Шарко побагровел и впал в бешенство.

– Ты понимаешь, что ты из института – вон! Из комсомола – вон! Из Москвы – вон! А красавчика своего больше никогда не увидишь! Или подписывай и будем сотрудничать, будешь на окладе, все дороги для тебя открыты. А с твоей мордашкой, фигуркой и знаниями языков ты далеко пойдешь, еще и карьеру сделаешь… Подписывай и уходи! Мы сами тебя найдем когда надо, подписывай! – И он положил перед Зоей авторучку, – Подписывай! – громко стукнул своей ручищей по столу лейтенант Шарко.

Зимин, наблюдавший и молчавший до сих пор, встал и не глядя на Шарко произнес

– Младший лейтенант Шарко, давайте дадим девушке немного времени на принятие решения и отпустим ее. – тихо сказал он, но в его голосе прозвучали знакомые Шарко металлические нотки, Семен знал, что в таких случаях со Стасом лучше не спорить. Шарко поднялся из-за стола и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.

Стас, глядя на Зою сказал

– Идите. – Зоя, посмотрела на него вопрошающим взглядом.

– Идите, поздно уже – сказал лейтенант Зимин. – Но вы должны дать подписку, что с настоящего момента порываете все связи с гражданином Великобритании Джоном Уинстоном, ни встречаться, ни писать, ни звонить, ему вы права не имеете. Без этого я вас отпустить не могу. – И он дал лист бумаги на котором Зоя написала, что с 7 декабря 1970 года, с 20 часов 45 минут она порывает все контакты с подданным Великобритании Джоном Уинстоном и впредь обязуется не нарушать данного обязательства. Подписавшись Зоя вышла из кабинета и покинув здание Лубянки, пошла по улице в людском потоке, совершенно безо всякой цели. Ноги сами принесли ее к станции метро. Войдя в метро, она на автомате поехала к себе в общежитие.

Уже в комнате общежития, она лежала на кровати совершенно опустошенная, а в голове стучало, – Все закончилось и она больше никогда не увидит Джона. Закончилось ее короткое счастье и она опять одна на всем белом свете… – Счастье только чуть коснулось ее своим золотым крылом, она еще не успела почувствовать его в полной мере, как оно улетело от нее, оставив лишь воспоминания и это кольцо на безымянном пальце, которое надел ей Джон в Елоховском соборе перед Царскими вратами, после того, как они поклялись друг другу в любви и верности. Сегодня она не преступила своей клятвы, она не предала его и пусть с ней делают, что хотят, дальше Сибири не сошлют, а для нее Сибирь – Родина. Наверное, у нее судьба быть одной, не иметь своего угла, родных людей, ведь в Джоне она обрела все и сразу: свою любовь, нежность, заботливого друга, умного и чуткого собеседника. Никогда-никогда она не будет так счастлива, как с Джоном, первым и единственным ее мужчиной и то, что между ними было у нее никому никогда не отнять, хоть в тюрьму, хоть в лагерь, она готова ко всему, ее предкам было еще хуже, у них все отняли, а ей не привыкать к казенному дому, вот и сейчас лежит она на казенной койке… Все возвращается на круги своя.

Глава 10

Настало утро следующего дня, Стас Зимин возвращался со службы домой в состоянии полнейшего угнетения. Так тошно, как сегодня, ему пожалуй, еще никогда не было. Перед глазами стояло лицо Зои, прекрасное лицо совсем еще юной девушки, мертвенно бледное, но все же не сломленной и не поддавшейся ни на какие угрозы, а тем более на корыстные обещания и посылы. Пресловутая тактика «Кнута и пряника» в ее случае не сработала. А в деле уже лежат липовые показания о ее занятии проституцией в московских гостиницах, маховик огромной машины уже запущен и она медленно, но верно начинает преследовать свою жертву. Скорее всего следующим этапом будет ее тщательная проработка в комсомольской организации по месту учебы, с выговором и занесением в личное дело, а может и вовсе исключением из рядов ВЛКСМ, а за этим, как правило, следует отчисление из института, лишение проживания в общежитии. Что будет с ней, совсем юной… И Стас причастен к этой страшной машине, которая перемолотит в муку любого, попавшего под ее жернова. И чем он отличается от того же Семки… хотя нет, тот как раз при деле. Он был просто взбешен когда узнал, что Стас отпустил Зою. Семка просто копытом землю роет, как ему хочется получить на этом деле повышение в звании и квартиру с московской пропиской. А разве он, Стас Зимин не хочет того же? Да хочет, хочет, чтобы не спать ему на кухне, а иметь свое отдельное жилье, куда он может привести кого-то из друзей, не выперев на кухню свою мать и не создавая ни ей, ни себе неудобств… денег хочется, премий, окладов. Рядовому юристу на предприятиях платят копейки, а он видел, как тяжело жилось матери всю жизнь на грошовую зарплату медсестры. А здесь, ведомственная поликлиника, пайки к праздникам, льготы… Вот и продал он свою душу дьяволу. От этих мыслей стало еще горше на душе. Вот, пожалуй у кого надо учится мужеству, так у этой девушки, Зои Бурминой, которой и девятнадцати лет еще нет, а ему двадцать шесть скоро!

Дома где-то стояла початая бутылка водки, пожалуй, как никогда раньше, Стасу захотелось выпить так, чтобы забыть сегодняшний день, забыть Зоины глаза, забыть собственную трусость и бессилие. С этими мыслями Стас вошел в подъезд своего дома, где встретил ожидавшую лифт Веру Снегиреву, соседку. Стас знал, что Вера давно влюблена в него, знал, что их матери мечтают, чтобы они поженились, он и сам был бы не против, но ему хотелось любви настоящей, всепоглощающей и вот он увидел пример такой любви, о которой мечтает каждый человек на Земле. А Вера, она хорошая, но может принимает за любовь дружбу, привычку с раннего детства. А как бы она себя повела в подобном случае… Стас отогнал от себя эту крамольную мысль, хотя как говорят в жизни «от сумы и от тюрьмы не зарекайся.» Вера, увидев, что Стас хмур и чем-то расстроен, как-то притихла и умолкла, а он казалось и не заметил этого.

Войдя в квартиру и на этот раз обрадовавшись, что матери нет дома, Стас подошел к кухонному буфету, налил себе стакан водки, залпом выпил, закусив соленым огурцом, даже есть не хотелось. Он прилег на диван и почти сразу уснул. Он не проснулся, когда пришла домой мать, а та, увидев спящего сына, не на шутку встревожилась, впервые сын выпивши уснул и не дождался их совместного ужина. Такого еще у них не случалось. Валентина Афанасьевна тихо закрыла дверь кухни

– И все же его надо женить на Верочке, создастся семья, ребенок родится… вот и на работе дом скоро в эксплуатацию сдадут, может женатому скорее квартиру предоставят, да и не меньше, как двухкомнатную. – с такими мыслями мать Стаса, Валентина Афанасьевна отошла ко сну.

Наступило утро следующего дня и все завелось по привычному распорядку, бегом в ванную под душ, завтрак, газета из почтового ящика, метро в переполненном вагоне. Какие удивительно безрадостные лица по утрам в вагоне метро, кто-то сидит, уткнувшись в книгу, мобильных тогда и в помине не было, поэтому в метро большинство читало, а кто-то и додремовал с закрытыми глазами. Стас никогда не садился в вагоне метро, за редким исключением, когда возвращался откуда-то совсем поздно в пустом вагоне. А вот и его станция, впереди нудный тягучий рабочий день, а видеть перед собой еще и Шарко, его физиономию, слушать его всякий бред… не удивлюсь, если он и на него, Стаса «постукивает» время от времени на основании личной неприязни. Как-то у Семки вылетело, дескать ты москвич, сын чекиста, героически погибшего при исполнении, а вот ему, без рода и племени придется самому прокладывать себе дорогу в жизни и на службе. Как будто Стас виноват, что отца застрелили бандиты, да знает ли он, как Стасу всю жизнь не хватает отца, а кроме нескольких маленьких фотографий, да его наградного пистолета, бережно хранящегося у них дома в дальнем ящике, ничего у него от отца не осталось, он даже и не помнит его.

Войдя в кабинет, и не увидев Семена, Стас с облегчением вздохнул, вспомнив, что того сегодня не будет на рабочем месте, значит где-то на выезде, пасет кого-то… может Зою? У Стаса засосало под солнечным сплетением. Почему он постоянно думает об этой девушке, почему сегодня, едва проснувшись первая мысль была о ней… Жалость? Нет! Но, именно эта девушка заставила усомниться Стаса в себе и в том, чем он занимается. А еще она красива… Никого он не видел в жизни красивее ее… И ничего нет странного и удивительного, что этот англичанин влюбился в нее… Надо повнимательнее быть к Семке, он за звездочки мать родную продаст, не то, что эту девушку… «Рыцарь без страха и упрека»!

Глава 11

А над Зоей стали сгущаться тучи… После занятий к ней подошел комсорг их курса Василий Листратов и отозвав Зою в сторону сообщил, что на нее, комсомолку Бурмину, пришел из органов запрос на ее характеристику из их комсомольской организации и по этому поводу состоится в ближайшее время комсомольское собрание и одним из пунктов повестки дня будет обсуждение морального облика студентки Зои Бурминой, о чем в скором времени будет вывешено объявление на информационной доске института.

Утром, убирая свою постель, Зоя заметила, что матрас, на котором она спит вспорот, а затем грубо зашит нитками. Зоя вспомнила одну из угроз, которыми сыпал на нее тот самый противный тип с Лубянки, якобы она продавала себя за валюту, а деньги прятала в матрасе. Так вот какое дело будет обсуждаться на готовящемся комсомольском собрании… Это так чудовищно, что у нее просто слов нет и чтобы там не говорили, она будет молчать и не проронит ни слова.

Войдя в здание института, Зоя явственно ощутила вокруг себя вакуум, кто-то делал вид, что не заметил ее, кто-то прошел мимо не поздоровавшись. Все стало ясно, когда подойдя к информационному стенду, она увидела объявление о комсомольском собрании, которое состоится сегодня в актовом зале института в 16.00, повестка дня – « Обсуждение поведения и морального облика комсомолки и студентки 2-го курса актерского факультета Бурминой И. Н.» В объявлении так же указывалось, что на собрании будет присутствовать тов. Горюнов В. П., инструктор из Октябрьского райкома комсомола г. Москвы. Не надо быть провидцем, чтобы не понять, что сегодня во многом от решения этого Горюнова будет зависеть дальнейшая судьба комсомолки и студентки Зои Бурминой.

Вот и закончились лекции, стрелки на больших круглых часах, висящих на стене институтского коридора приближались к 16.00. Собрание было большое, расширенное, на которое мог прийти любой, главное хватило бы всем мест. Актовый зал, где они репетируют пьесы на занятиях, был заполнен до отказа. Когда все уселись, выбрали секретаря собрания для ведения протокола, все шло по отработанной десятилетиями процедуре.

Первым выступил комсорг курса Листратов Василий, который проинформировал, что в комсомольскую организацию института из органов правопорядка поступила информация, свидетельствующая об аморальном образе жизни студентки 2-го курса актерского факультета, Бурминой Изольды. В зале все переглянулись, тогда Листратов, пояснил – Изольда она по паспорту, но все зовут ее Зоей. Так вот, Бумина часто была замечена в ресторанах, в компаниях мужчин, среди которых были иностранцы. Используя свою внешность и знание иностранных языков, она входила в близкий контакт с иностранцами и проводила с ними встречи в номерах гостиниц, что подтверждено показаниями свидетелей и имеющимися доказательствами и фактами.

Такое недостойное поведение идет вразрез с моральным обликом советской студентки и членом ВЛКСМ. Необходимо оповестить комсомольскую организацию института и всех комсомольцев, чтобы собрание дало свою оценку недостойному поведению Бурминой. – Комсорг Листратов закончил свое выступление. Следующей выступила комсорг группы Светлана Иванова, но она ничего плохого не могла сказать в адрес Зои Бурминой и быстро закончила свое выступление. Тогда слово взял комсомольский функционер из райкома ВЛКСМ Горюнов Валентин Петрович. Было ему с виду лет за тридцать пять, уже заметно облысевший и явно застрявший в райкоме ВЛКСМ и по возрасту, и по внешнему виду чиновник от молодежи. Он начал свою речь избитыми фразами о том, что в стране, только что отпраздновавшей юбилейные даты и идущей быстрыми темпами к построению коммунистического общества, особое внимание партии к молодежи, как к своей достойной смене. Что партия делает все для счастливой жизни советской молодежи, а она молодежь и особенно комсомольцы, должны стать достойной сменой. Он говорил, эти заштампованные, мертворожденные фразы, которые подобно надоевшей, заезженной пластинке никто не слушал. Закончив, он посмотрел в сторону Зои, одиноко сидевшей в стороне ото всех. С видом глубоко оскорбленного пастыря, навестившего свой отдаленный приход, он обратился к Зое

– Что Вы, комсомолка Бурмина, можете сказать в свое оправдание? —

Зоя молчала. А что она могла всем прилюдно рассказать, что встретила и полюбила Джона, что стала его нареченной женой, что они дали друг другу клятвы перед Алтарем в православном храме? И она опять решила молчать и пусть делают с ней что хотят, ей уже все равно и хуже уже не будет, после того как их с Джоном разлучили, мечты о сцене, жизнь, все потеряло смысл. Из нее душу вынули. Кто поймет ее…