Вскрытие покажет

– Это если не удастся доказать, что имел место криминал, – возразила я.

– Правильно, – кивнул он. – Но как вы сможете это доказать, если вас и на пушечный выстрел не подпустят к заставе? Да и, честно говоря, не ваше это дело, Агния Кирилловна: к медицине проблема отношения не имеет, а значит, ни вам, ни мне тут ловить нечего!

– А я и не говорю, что это – дело для ОМР, просто мне хочется что-нибудь сделать для Алевтины. Разве это так уж удивительно?

– Нет, конечно, – примирительно согласился Карпухин. – И я не против оказать вам содействие, но пока не пойму, чем могу быть полезен. Вот если вы предоставите мне что-то более весомое, чем отсутствующий листок бумаги, я попробую что-нибудь предпринять, а пока…

«Что ж, – решила я, – это справедливое требование, ведь я еще сама не знаю, есть ли в деле погибших солдатиков повод для расследования. Может, как со мной частенько случается, я придумываю проблему, а потом принимаюсь за ее решение?»

* * *

Каждые выходные мы с Шиловым проводим в новом доме. Там еще не закончен ремонт, но рабочие, как и все, отдыхают по уик-эндам, поэтому никто нас не беспокоит. Моя семья никогда не голодала, но родители, потомственные интеллигенты, отнюдь не жировали. Выйдя замуж за Славку, неудачливого бизнесмена, я познала настоящие лишения. Пока родители работали и помогали молодой семье, нам как-то удавалось сводить концы с концами. После смерти папы и маминого выхода на пенсию стало худо, и мы едва-едва умудрялись выживать. Я уже не говорю о тяжелых временах, когда Славка находился в бегах, а я выплачивала его долги[2 - Читайте об этом в романе Ирины Градовой «Окончательный диагноз».]. Так что этот дом вобрал в себя все, о чем я когда-либо мечтала, и все же я не ощущала себя счастливой. Когда Олег объявил о приобретении, я поняла, что попала в ловушку. Мы находились на грани разрыва, и я уже намеревалась согласиться на предложение Андрея – и тут Шилов с новой хатой, демонстрирующей его желание начать все сначала. Каждый раз, входя сюда, я чувствую себя виноватой. Перед Андреем – за то, что дала ему отставку, несмотря на то, что люблю его. И перед Олегом, потому что он не знает о моей связи с Андреем или знает, но предпочитает делать вид, что это не так. И перед ними обоими – из-за ребенка, который развивается в моем чреве, а я даже не знаю, хочу ли его!

– Ты сегодня подозрительно тихая, – заметил Олег, отбирая у меня пустую тарелку с недоеденными вегетарианскими голубцами. – И аппетит что-то не ахти!

Видел бы он меня в больничном буфете – коллеги только переглядываются, наблюдая за тем, какое количество пищи исчезает в моем желудке в каждый обеденный перерыв. Уверена, они уже догадываются о моем положении, а вот Шилов, несмотря на докторскую степень и положение директора клиники, ни сном ни духом! Я по полчаса провожу перед зеркалом, крутясь во все стороны и пытаясь понять, насколько округлился мой живот. К счастью, пока еще ничего не видно, однако грудь моя увеличилась в размерах, и остается лишь удивляться невнимательности Шилова.

– Ты не больна, Агния? – озабоченно спросил Олег, не получив ответа на свои предыдущие реплики.

– Я? Да нет, что ты! Просто проблемы на работе, – соврала я, не моргнув глазом.

– Я давно просил тебя подумать о том, чтобы уволиться, – качая головой, сказал Шилов. – Речь не о том, чтобы оставить врачебную практику, – тут же добавил он, заметив мой протестующий жест. – Ты могла бы, скажем, пойти ко мне – хороших анестезиологов всегда не хватает!

– Ну уж нет, Шилов! – воскликнула я, смеясь. – Работать под началом у собственного мужа – уволь!

– Это в порядке вещей.

– Меня вполне устраивает мое нынешнее место. Говоря о неприятностях, я имела в виду не совсем рабочие проблемы. Ты же помнишь, что у моей анестезистки сын погиб?

– Значит, это из-за Алевтины ты ходишь как в воду опущенная?

– И еще потому, что чувствую – в этом деле что-то нечисто.

– Опять? – вздохнул он. – Ты во всем ищешь подвох!

В этот момент зазвонил мой телефон. Звонила Инга Шацкая.

– Агния, – быстро и по-деловому, словно мы давние знакомые, заговорила она в трубку, – у меня есть новости. Мне удалось выяснить, что троих парней, погибших в той же части, что и Макаров с Бероевым, доставили родителям в цинковых гробах. Они были из осеннего призыва, а наши ребята – из весеннего.

– В цинковых гробах, говорите? Но насколько мне известно, такое делается, если тела изуродованы, так?

– Обстоятельства их гибели так же темны, как и в нашем случае, – сухо ответила Инга. – Формулировки военного начальства звучат неопределенно и даже издевательски – они ничего не объясняют, просто не считая это нужным: мальчишки погибли «на службе Родине» – этого, очевидно, должно быть достаточно! Кстати, сначала родители получили известие о том, что их дети пропали без вести.

– Пропали без вести – в мирное время?! – не поверила я.

– Ну, возможно, так они пытались замаскировать слово «дезертировали»? – предположила Инга.

– Просто сюрреализм какой-то! Почему военная прокуратура не заинтересована выяснить, что творится в этой части?

– Я по опыту знаю, что несчастные случаи в армии происходят сплошь и рядом. Как правило, они являются следствием неуставных отношений. Раньше старослужащие избивали новичков и издевались над ними. Теперь более сильные прессуют более слабых. Но случаи с Макаровым, Бероевым и тремя другими погибшими выглядят не совсем обычно!

– И не говорите!

– Я раздобыла адреса родителей, – продолжала Инга, – но в данный момент у меня нет возможности самой поговорить с ними – улетаю в командировку за границу по основной работе. Я тут подумала… Раз уж вы принимаете такое участие в жизни Алевтины Макаровой, может, поможете?

– Это далеко от Питера?

– Да нет, один адрес под Всеволожском. Так как, съездите?

– Диктуйте!

* * *

Никита вызвался поехать со мной. Я обрадовалась: честно говоря, не хотелось пользоваться общественным транспортом, а Никита на машине. Кроме того, надежное мужское плечо рядом никогда не помеха.

Найти Смоляниновых оказалось не так-то просто. Во-первых, поселок Рахья находился довольно-таки далеко от самого Всеволожска, и дорога к нему оказалась настоящим испытанием даже в теплое время года. По всей протяженности трассы велись ремонтные работы, и мы продвигались с черепашьей скоростью. Наконец Никита выехал на главную улицу поселка и притормозил.

– Думаю, придется воспользоваться технологией опроса местного населения, – сказал он после того, как в течение нескольких минут внимательно изучал карту.

Выйдя из автомобиля, мы принялись останавливать людей, спрашивая, как найти нужный нам дом. Никто не мог помочь, но одна из старожилов предположила, что дом Смоляниновых, возможно, частный.

– Здесь повсюду коттеджные поселки, – сказала женщина. – Там богатеи проживают, но остались еще дома, из которых люди выезжать отказываются. Рано или поздно их все равно выселят!

Наводка местной жительницы оказалась верной, и через сорок минут блужданий мы наконец обнаружили нужное строение. Большое, но заметно покосившееся, окнами оно глядело в тупик, которым заканчивалась небольшая кривая улочка.

– Что-то не похоже, что тут кто-то живет, – пробормотал Никита, подходя к забору и пытаясь разглядеть территорию. Это оказалось нетрудно: колья торчали редко. За ними виднелись останки парников и густые заросли малины.

– Эй, хозяева! – крикнул Никита.

– Есть кто дома? – присоединилась к нему я.

Мы прислушались в ожидании ответа.

– Чего орем?

Обернувшись через улицу к домику, больше походившему на скворечник, мы увидели пожилую женщину. Она стояла, опершись обеими руками на аккуратно выкрашенный зеленой краской заборчик.

– Вы здесь проживаете? – вежливо поинтересовалась я.

– А что, похоже, что в гости пришла? – не слишком любезно ответила она вопросом на вопрос.

– Соседей своих хорошо знаете? – спросил Никита.

– Каких таких соседей – Смоляниновых, что ли? Ну, знала я их – дальше что? Вы-то небось из строительного треста, да?

– Почему вы так решили? – полюбопытствовала я.

– А ваши тут днем и ночью шастают, покоя не дают! – усмехнулась она. – Только я ничего продавать не собираюсь: всю жизнь прожила в этом доме и надеюсь смерть свою тоже здесь встретить!